Пожав плечами, незнакомец нагнулся, поднял ее чемодан и уже поворачивался, когда она сказала:
— Минуточку! Что, по-вашему, вы делаете?
Мужчина выпрямился, под его меховой паркой перекатывались мышцы. Он хмуро сощурился и тихо спросил:
— Мисс Виктория Монро?
Виктория крутила ремешок сумочки:
— А если да?
— Вы направляетесь в замок Райхштейн. Я оттуда.
Виктория все еще медлила. Она, конечно, не сомневалась, что он из замка, но некий бес противоречия не позволял ей это признать. Вместо этого она бросила на него недоверчивый взгляд и заявила:
— А я откуда знаю?
В этот момент из помещения станции, размахивая фонарем, появился носильщик, видимо, привлеченный шумом голосов. Он взглянул на мужчину рядом с Викторией и почтительно коснулся фуражки.
— Она, герр барон! — вежливо кивнул он в сторону девушки.
Его поведение разительно отличалось от его же обращения с Викторией, и, пока она переживала ужасное чувство страха, носильщик продолжал разговор с собеседником на немецком языке, судя по жестикуляции, о погоде. Щеки Виктории горели. Все-таки барон! Не шофер, как она по глупости вообразила, а хозяин собственной персоной! Внутренне она кипела. Ее должны были предупредить, что в Австрии бароны встречают приезжающих на горных поездах работников! Какой промах! Ее опыт сформировал у нее совершенно иные представления об аристократах. И во всяком случае, если этот человек — ее хозяин, то кто-то ошибся. Ему не больше тридцати восьми-сорока, тогда как крестная училась в школе с его кузиной, которой шестьдесят!
Словно давая ей время прийти в себя, барон продолжал беседовать со станционным служащим. Только когда Виктория начала довольно беспомощно притоптывать ногами, он повернулся к ней и сказал:
— Может быть, пройдете к машине, фройляйн? Теперь, когда мои… э… скажем… полномочия подтверждены?
Виктория не ответила. Даже сейчас она боялась, что ее несдержанный язычок может снова подвести и она начнет обвинять барона за то положение, в котором оказалась. Ему следовало представиться первому, вместо того чтобы позволить ей принимать его за какого-то служащего! Конечно, следует признать, что их встреча произошла не совсем обычно, и она злилась на него как на причину досадного и неловкого инцидента.
Барон поставил ее чемодан в заднюю часть салона и сел рядом, бросив носильщику «Guten Abend». Кроме толстой парки, он носил толстые брюки из какой-то шкуры и кожаные сапоги до колен. Только голова оставалась непокрытой, видимо, он не чувствовал холода. Барон достал ковер — прикрыть колени, за что Виктория была ему благодарна. Она засунула под ковер рукава дубленки и была рада его теплу и весу.
Универсал тронулся с места, и вновь послышался жуткий скрежет. Виктория быстро взглянула на барона, прикидывая, не требует ли машина ремонта. Словно прочитав ее мысли, он пояснил:
— Цепи, фройляйн! Цепи, без них в это время года наши дороги непроходимы.
Виктория кивнула, сказала глубокомысленно «А!» и переключила внимание на окрестности. Когда они проезжали главную улицу, снег сделал деревню светлее. Домики с покатыми крышами и дымящимися трубами производили впечатление тепла и уюта, в отличие от запотевших окон поезда. Казалось, они поднимались ярусами по горным пастбищам, и понимание, что здесь живут и работают люди, согревало. Досада сменилась возбуждением, и Виктория почувствовала, что вела себя недостаточно вежливо.
Словно пытаясь оправдать свое поведение, она начала:
— Я… я должна извиниться, герр барон. Я совершенно не подозревала, кто вы. — Виктория улыбнулась уголками рта.
Барон фон Райхштейн взглянул в ее сторону, затем вновь повернулся к дороге и сказал невыносимо сардоническим тоном:
— Это следует понимать в том смысле, что так вы обращаетесь с людьми, которые не являются вашими нанимателями, фройляйн?
Виктория густо покраснела:
— Конечно, нет. Я не мегера!
Барон пожал широкими плечами:
— Тем не менее вы вспыльчивы, фройляйн. С трудом представляю, как вы сможете подружиться с Софи.
Виктория сдержала раздражение.
— Софи — ваша дочь? — спросила она.
— Правильно.
Виктория с трудом переварила эту новость. Значит, перед ней тот самый барон фон Райхштейн! Он намного моложе, чем подозревала тетя Лори, иначе не отправила бы свою племянницу с такой готовностью в уединенный замок в середине зимы.
Пытаясь вести светский разговор, Виктория перевязала волосы шарфом, подняла воротник и спросила:
— Далеко еще до вашего дома?
Барон помедлил.
— Нет, не очень, — наконец ответил он. — Пожалуй, следует вас предупредить — это не дом. Это замок! Вы крепкая женщина, мисс Монро? Замок Райхштейн не для комнатных растений.
Виктория сжала губы.
— Только для морозоустойчивых? — выдавила она почти сквозь зубы, но барон услышал, и по его губам пробежала легкая улыбка.
— Да, мисс Монро. Мы, горцы, все такие.
Виктория вздохнула. Деревня осталась позади, теперь дорога запетляла среди заснеженных сосновых лесов. Было очень тихо, снег больше не падал на лобовое стекло, и она увидела, как на темном небе мерцают звезды. Облака уходили на запад, и ледяной ветер, пробравший ее на станции, порывами разгуливал на голых склонах. Универсал неуклонно продвигался вперед, скрежеща по ледяной поверхности, едва прикрытой снегом. Виктория подумала, используются ли еще сани в таких столь отдаленных краях или это просто туристский аттракцион? Она никак не могла смириться с бароном фон Райхштейном за рулем лязгающей при каждом движении машины.
Когда неловкое молчание стало невыносимым, она спросила:
— Сколько лет вашей дочери, герр барон?
— Софи девять, почти десять, — ответил он. — Вы учили детей такого возраста?
Виктория помедлила с ответом.
— Ну, я раньше вообще не занималась учительством, — наконец призналась она. — У меня есть диплом, но я еще не воспользовалась им.
Снова долгое молчание. Она глянула на барона, отчасти опасаясь его реакции, однако обнаружила, что он спокойно качает головой.
— Что-то не так… герр барон? — спросила она, задним числом вспомнив добавить титул.
Барон скосил на нее глаза.
— Все в порядке, — выразительно отозвался он. — Просто мне кажется, что Софи так и останется недоучкой!
Виктория подняла брови:
— Что вы имеете в виду? — От досады она забыла про титул.
Барон лениво поднял широкие плечи.
— Вы уже третья гувернантка, — терпеливо пояснил он. — Первой пришла женщина лет пятидесяти. Опытная в обращении с детьми, но неспособная выдержать изоляцию, так она сказала. Она ушла, не дотянув до первого месячного оклада, — вздохнул он. — Вторая гувернантка была вашего возраста. Имея за плечами трехлетний опыт обучения двух детей постарше, она должна была легко справиться с Софи. Но нет! Нервы не выдержали. Таково ее оправдание. Она тоже ушла. — Барон оценивающе посмотрел на нее. — А теперь вы, фройляйн. Ваше первое место учителя. Вы признали, что до сих пор у вас не было причин работать. Из этого можно заключить, что вы вели социально активный образ жизни. Как же, по-вашему, вы выдержите трудности жизни в Райхштейне, где потерпели неудачу две опытные гувернантки?
Виктория закусила губу:
— Из ваших слов ясно, что другие гувернантки ушли из-за изолированности замка. Меня изоляция не пугает, герр барон.
— Не пугает? — Он не скрывал скепсиса. — Даже если это ваша первая работа? Возможно, вы надеетесь слегка расслабиться после дневной работы с Софи? В Райхштейне нет даже телевидения, фройляйн.
Виктория удивленно взглянула на него.
— Может показаться, что вам вовсе не нужна гувернантка, — решительно прокомментировала она.
Барон нахмурился:
— Вы плохо меня знаете, фройляйн. Воздержитесь от преждевременных выводов.
Виктория опустила голову, оставив его слова без ответа. Но раздражение лежало на поверхности и при общении с этим человеком могло прорваться в любой момент.
Наконец они достигли гребня, откуда начинался пологий спуск, и Виктория увидела внизу долину. В лунном свете она выглядела зловеще, а на дальней стороне, над стремительными водами ледяного ручья, стоял сказочный замок, его башенки ясно вырисовывались на фоне темных сосен. Виктория затаила дыхание и этим снова привлекла внимание барона.
— Живописная картина? — с иронией заметил он. — Замок волшебника! — Он поставил первую скорость и начал спуск в долину. — К сожалению, вещи совсем как люди, о них нельзя судить по внешнему виду.
Виктория нахмурилась:
— Барон, вы циник. Красота существует в глазах ценителя.
— Но красота, настоящая красота, не одномерна, — холодно заметил он. — Красота имеет глубину и чувство. Глаз ценителя тут ни при чем. Красота присуща самой вещи, которой он обладает!
Виктория попыталась понять, о чем он говорит. Было странно осознавать, насколько вдруг тяжел стал их разговор. В словах барона содержалось больше, чем простой цинизм, и на миг ее охватило любопытство. Но как только они достигли долины и начали взбираться по обледеневшей дороге к замку, все ее существо переполнил благоговейный страх. Невозможно поверить, что она здесь, в Австрии, вдали от Лондона и прошлого, и почти готова начать жизнь заново в роли служанки.
Они въехали в замок через ворота с башенками и попали в освещенный фонарями двор. Вероятно, в былые времена здесь содержали лошадей и жили семьи слуг, но сейчас он выглядел заброшенным, с пустыми, побитыми и неосвещенными окнами. Виктория взглянула на своего спутника, однако он смотрел в другую сторону. Он обернулся через плечо и потянулся за ее чемоданом.
Прежде чем выйти и оглядеться, Виктория помедлила. Она была уверена, что барон оценивает реакцию, и не успела вымолвить ни слова, как он грубо произнес:
— Что-то не так, фройляйн? Моя кузина Тереза забыла сообщить, что ее кузен барон фон Райхштейн почти так же беден, как и беднейший его арендатор?
Виктория сразу ощетинилась.
— Не верю, что человек, нанимающий гувернантку для дочери, — бедняк, герр барон, — мгновенно отреагировала она.
Барон улыбнулся:
— Не верите? Очень приятно, фройляйн. Увидим. Вы, вероятно, замерзли. По крайней мере, обещаю хороший огонь и горячий ужин.
Викторию раздражала его ирония, и она первой направилась в указанном направлении через двор к входу. По пути она взглянула на высокую массу дома. По сравнению с виденными ею в Англии громадными родовыми замками он был невелик, но в общем крупнее среднего. В нижних этажах светились два-три окошка, основная часть здания тонула в темноте и леденящем одиночестве под сугробами.
Они подошли к обитой железом двери. Барон потянулся из-за ее спины, чтобы распахнуть дверь. На миг он оказался так близко, что Виктория ошутила тепло его кожи и легкий запах табака. У нее перехватило дыхание. Затем барон снова отодвинулся, и ощущение исчезло.
Они вошли в широкий зал, освещенный электрическим канделябром. Это был милый штрих, хотя Викторию поразило само наличие электричества. Потолок был высокий и темный, но в громадном очаге горело огромное полено, и при их появлении поднялись два волкодава, чтобы приветствовать хозяина. Псы подозрительно обнюхали одежду Виктории. Девушка стояла совершенно неподвижно, опасаясь возможного нападения, пока барон не заметил ее застывшее лицо и не отозвал громадных псов на их позиции перед камином.