Мелькнула тень сомнения. Очень слабая. Кэрри взглянула в лицо Алексеуса, испытав привычное волнение...
Да, он подобрал меня на улице, но я не должна чувствовать себя из-за этого дешевкой! Нет и нет! Я не дешевка! Если все было как в фильме, это не значит, что все пошло, вульгарно и кричаще безвкусно. Да и он так никогда ко мне не относился. А прошлая ночь... прошлая ночь...
Опасная штука — память. Жуткие, страшные картинки того омерзительного обеда, к которому Алексеус специально, намеренно наряжал и причесывал ее, словно куклу, мучили Кэрри. Она вспомнила, как все пялились на нее — включая мать Алексеуса. Как сторонились, словно она заразная.
Неудивительно, что все так смотрели на меня. Они увидели ночную бабочку, блондиночку Алексеуса в платье, открывающем все ее прелести, с бриллиантовым колье, полученным за заслуги постели…
Кэрри отвернулась.
И теперь она носит ребенка человека, который сознательно сделал ее объектом презрения для своей матери и ее гостей.
Смотреть на него неприятно, невыносимо. Комок в горле мешает дышать.
Янис назвал меня проституткой. И он прав. Это именно то, что я есть. Тупая маленькая вертихвостка, жадная до красивой жизни, пожелала пережить наяву идиотскую фантазию, не думая, что делает, как себя ведет. Я называла романтичным то, что было просто грязным — грязным, пошлым и дешевым. Все время, всегда...
Только теперь Кэрри осознала — в сказке жила она одна. Алексеус никогда ничего подобного и в мыслях не имел. Он считал и считает ее именно той, кем она и является — легкодоступной женщиной.
Но беременность — нет, это невозможно. Не может быть.
Хотя на самом деле очень даже может. В Нью-Йорке они говорили об этом. Кэрри сказала, что не принимает таблеток, и Алексеус уверил — он всегда будет соблюдать осторожность. Казалось, так и есть. Но абсолютной защиты не бывает, и теперь она в этом убедилась.
— Кэрри, — тихо произнес Алексеус.
Конечно, горько подумала Кэрри, ему сейчас очень досадно, жизнь приготовила ему ловушку — так он думает.
— Не волнуйся ни о чем. Я сделаю для тебя все, что нужно. Пожалуйста, не сомневайся. Я хочу, чтобы ты знала: если ты останешься беременной, я женюсь на тебе.
Она слышала его слова. Они падали в тишину, как камни. Она смотрела в стену. Потом закрыла глаза.
— Кэрри...
Господи, ну почему он не замолчит? Почему не уйдет?
Алексеус смотрел на нее, не понимая, почему она не отвечает.
Что она хочет, чтобы я сказал? Что еще можно сказать? Я бы желал, чтобы этого никогда, никогда не случалось...
Тяжело вздохнув, он вышел.
Может, удастся хотя бы на время скрыться от страшной проблемы в офисе? На вилле Беренис, как и во всех владениях Николадеусов, есть прекрасно оборудованные офисы.
Поработаю, глядишь, и время пройдет.
Часы, решающие его судьбу. Судьбу, занесшую дамоклов меч над его головой.
Эмоции переполняли его.
Я не хочу ее беременности. Не хочу, чтобы это было правдой.
Просто пусть все окажется дурным сном.
Господи, да как же такое возможно — нечто столь быстрое, мимолетное, скоротечное, как сексуальное удовольствие, приводит к такому результату? Женщина беременна его ребенком...
Алексеус выключил компьютер и вышел на террасу. Здесь все казалось таким нормальным, таким обычным.
Спокойная лазурь моря, вдали белый парус... Это Янис, он мельком видел его вчера, возвращаясь с виллы после пренеприятнейшего разговора с матерью. Он тогда прервал ее гневную тираду с упреками относительно его выходки на обеде, сказав, что она сама виновата.
Но сейчас не время думать об отношениях с матерью. Теперь ему не до ее интриг.
Горькая ирония судьбы...
Алексеус вновь перевел взгляд на белеющий вдалеке парус. Вероятно, Янис испытывал какое-то извращенное удовлетворение, живя в лодочном сарае, специально им перестроенном. Лодочный сарай находился слева от виллы, а летний домик, — жестокий сигнал нежеланной жене, что муж предпочитает ей другую, молоденькую и хорошенькую, — спроектированный когда-то его отцом для матери Яниса, справа.
Более тридцати лет назад зачатие Яниса изменило жизнь каждого из них навсегда.
Управляемый опытной рукой парусник бороздил море почти на линии горизонта.
Буду ли я стоять здесь через много лет, уже стариком, и смотреть, как мой сын управляет парусником, сын, зачатие которого стало всего лишь досадным недоразумением?
Эта мысль объединяла прошлое и будущее, переплетала связанные друг с другом жизни в судьбу, в фатум. Чудовищность произошедшего с Алексеусом перекликалась с событиями прошлого, и прошлое было все еще здесь, было живым и реальным.
Потому что Янис живой и реальный...
Как и дитя в утробе Кэрри.
Алексеусу вспомнилась прочитанная им когда-то фраза: «Нельзя понять время, пока не станешь родителем. Дети создают время своим существованием — они создают прошлое и будущее».
Тогда он отмахнулся от этой мысли.
Теперь он понял. Ребенок в утробе Кэрри — его будущее, он должен принять его. Будущее, на которое однажды, уже стариком, он станет смотреть и вспоминать этот момент.
Не хочу будущего, хочу прошлое. Мое радостное, без лишних сложностей, полное удовольствий прошлое.
Но оно не вернется. Всё. Если только...
Нет. Об этом нельзя даже думать! Скорей в офис, к компьютеру, к работе, искать забвения.
— Алексеус! — раздался за дверью требовательный и властный голос матери. — Мне нужно поговорить с тобой.
Он заставил себя откликнуться, не мог иначе. Лучше бы она уехала пораньше утром со всеми своими гостями, но она осталась. Алексеусу вспомнились его собственные слова, брошенные ей: «Я никогда не женюсь».
Похоже, жениться мне все же придется...
Он повернулся к матери.
— Правда, что девица, которую ты привез сюда, беременна? — спросила та, сжимая дверной косяк так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Да.
— Ты знал? — Беренис задавала свои вопросы бесстрастно, лицо ее казалось окаменевшим.
— Нет, пока она не потеряла сознание сегодня утром.
— Выкидыш?
— Неизвестно. Угроза остается. — Он ждал, когда она снова заговорит. Пусть скажет то, что так хочет сказать.
— Как ты намерен поступить?
Мать продолжала говорить спокойно, отчего Алексеусу стало еще хуже.
— Как должен. Женюсь.
Она медленно кивнула. Потом перевела дыхание.
— Уверен, что это твой ребенок?
— Да, — лаконично ответил Алексеус, сжав губы. Мать скептически подняла брови.
— Срок беременности очень маленький, а Кэрри провела со мной... некоторое время.
Беренис посмотрела в окно. Далеко в море виднелся белый парус яхты Яниса. Некоторое время она молча смотрела на синюю гладь, потом снова повернулась к сыну:
— Все повторяется. То, что когда-то сломало мою жизнь, теперь разрушает твою. Боже милостивый, это невыносимо! — Она на мгновенье прикрыла глаза. — Всю жизнь я охраняла твои интересы, боролась за тебя, защищала тебя, и что? Мой собственный сын угодил в сети проститутки-вымогательницы.
— Она не вымогательница! Ты же ничего о ней не знаешь! — резко запротестовал Алексеус.
— Ничего? Да я знаю о ней все, что нужно! Я видела ее своими глазами! Ты очень ясно показал все, когда вчера вечером продефилировал с ней! И сегодня утром очень, понятно объяснил, почему ты не хочешь жениться! Совершенно очевидно, какого сорта эта девица. А теперь ей удалось забеременеть! — Лицо матери исказила гримаса отвращения.
Алексеус стукнул кулаком по столу:
— Хватит! Замолчи! Не желаю слышать эти гадости! — Он вскочил на ноги. Бледное лицо казалось почти обезумевшим, губы сжаты в белую линию.
Беренис испытующим взглядом пристально смотрела ему в лицо.
— Так ты готов жениться на ней?
— У меня нет выбора, — кивнул он.
Беренис не сводила с него темных глаз. Помолчав, она сказала:
— У тебя действительно нет выбора. Ты человек чести, и ты поступишь правильно. Я и не ожидала от тебя другого, — выражение ее лица изменилось. — Ты все, что у меня есть, Алексеус. Твой отец хотел отобрать тебя у меня, наказать меня за дерзость, за то, что я не позволила обращаться с собой, как с ненужной вещью. Но я сумела победить, ты остался со мной. — Она подошла к нему, провела рукой по его щеке. — Мое счастье, божье благословение, что у меня есть ты. И я все сделаю для тебя. — Она скупо улыбнулась.
У Алексеуса перехватило дыхание, когда он увидел, как даже такая сдержанная улыбка преобразила ее лицо.
— Ты защищал эту девушку, говорил, что она не устраивала тебе ловушку. Почему? — продолжала Беренис.
— Потому что она не такая.
— Ты уверен?
— Да.
— Женщины очень искусно умеют лгать и скрывать свою истинную натуру.
— Она не такая. Она просто... — он замолчал.