Денег на более приличное жилье у Одри пока не накопилось, и именно поэтому она сразу согласилась с предложением Джона уделять после работы какое-то время его дочери.
Было полдесятого, когда комната более или менее прогрелась, и Одри смогла расслабиться, прийти в себя после холодной улицы. Она приняла душ, надела фланелевую ночную рубашку и сунула голые ноги в пушистые теплые шлепанцы. Никакой заранее приготовленной еды в холодильнике не было, а стоять у плиты целых полчаса или даже час в конце удлиненного рабочего дня, чтобы сварить себе что-то, ей просто не хотелось. Чувствуя накопившуюся усталость, она решила ограничиться кружкой горячего какао и поставила вскипятить воду. Этот напиток Одри часто приготовляла вместе с Эллис и уже успела привыкнуть к нему.
Поначалу ужин для них готовила миссис Бригвилль. Но уже через пару дней девочка и ее приходящая няня сговорились крошить, варить и жарить все сами. Они находили в этом занятии забавное развлечение и получали от него огромное удовольствие. Холодильник всегда был забит всевозможными свежими овощами и прочими продуктами, так что проблем с выбором блюд у них никогда не было. Все закупки делала миссис Бригвилль. Эта женщина была не только искусной кулинаркой, но и опытной покупательницей.
Одри включила телевизор и стала было смотреть последние известия, как вдруг раздался стук в дверь. Кто-то отчетливо и довольно резко стукнул три раза. Но кто? Девушка совершенно не представляла, кто бы это мог быть, и у нее не возникло ни малейшего поползновения открыть дверь. А может, это был какой-нибудь пьянчужка, который по ошибке забрел в чужой дом и принял ее «камеру» за жилище своего собутыльника? Нет, лучше уж она останется сидеть на диване и будет спокойно, по глоточку допивать горячее какао, пока непрошеный гость не уберется восвояси.
Однако стук повторился; теперь он прозвучал громче и более настойчива, а через несколько секунд Одри уже слышала, как в дверь тарабанили изо всех сил. Она не выдержала, вскочила с дивана, ринулась к двери и, не вынимая из металлического паза толстую цепочку, резко распахнула ее. Перед ней стоял Джон Моррисон.
— Ты не впустишь меня? — сказал он.
Одри была настолько поражена, что, казалось, проглотила язык. Она молча уставилась на него, а потом в замешательстве спросила:
— Что ты здесь делаешь? Кто остался с Эллис?
— Миссис Бригвилль. Позволь же мне войти наконец.
— Как ты узнал, где я живу?
— На этот и другие вопросы я отвечу чуть позже. Точнее, сразу, как только ты впустишь меня.
— Минутку, — сказала Одри и, захлопнув дверь перед самым носом босса, убежала в ванную.
5
Из ванной Одри вернулась через несколько секунд, только уже не в ночнушке, а в плотном махровом халате, подняла дверную цепочку и впустила босса в комнату. Он сразу направился к окну, а его секретарша прислонилась спиной к двери и спросила:
— Так как все-таки ты узнал мой адрес?
Джон был такой высокий и плечистый, что, когда он вошел, ее комната, казалось, уменьшилась до размеров спичечной коробки. Исходивший от него смешанный запах бодрящего холодного воздуха и тонкого лосьона, применяющегося после бритья, щекотал ей ноздри, как благовоние фимиама.
— Я всегда знаю все, рыжик. Разве ты еще не убедилась в этом? — Он лукаво усмехнулся. — Если говорить без обиняков, я заглянул в твое личное дело в отделе кадров. Хочешь, верь, хочешь, не верь, но кадры для того и существуют, чтобы собирать и хранить полезную информацию о сотрудниках своего учреждения. И отойди, пожалуйста, от двери — ты вся дрожишь. Могла бы и предложить мне что-нибудь выпить. Как подобает гостеприимной хозяйке.
— Уже поздно. И я устала.
— После посещения того злосчастного ночного клуба близ Таймс-сквер ты сказала мне, что можешь выдержать любую вечеринку от зари до зари и что это не отразится на следующий день на твоей работе. — Он опять ухмыльнулся и лукаво взглянул на нее. — Можно мне снять пальто?
Одри молча пожала плечами, и Джон снял с себя пальто, сложил его пополам и небрежно набросил на спинку одного из двух стульев, которые обнаружил в комнате.
— Ага, значит, тебе нравится какао? — сказал он, заметив на столе почти опустошенную кружку с остывающим напитком. — Я его не пил уже, наверное, лет сто. Очень любил какао в детстве. Хотя бы одну чашку в день, но всегда выпивал.
Он взглянул на нее с веселой, согревающей улыбкой, и она, оторвавшись от двери, прошла мимо него со словами:
— Располагайся за столом или на диване, где тебе удобнее, а я сейчас вернусь.
Девушка скрылась в маленькой кухне, и через несколько минут вышла оттуда с кружкой горячего какао. Джон сидел за столом и бесцеремонно перебирал ее семейные фотографии, которые снял со стены.
— Кто эти люди? — спросил он и взял в руки снимок в красивой деревянной рамке.
Одри была вынуждена подойти к Джону поближе, чтобы лучше разглядеть лица, запечатленные на фото. Передав ему кружку с напитком, она сказала:
— Это мои братья и сестры.
— А как их зовут?
Одри перечислила всех по именам, начиная от самого старшего из всех детей — Симора и кончая самым младшим — Томми. Пока она называла своих братьев и сестер, Джон не спеша потягивал какао и подробно расспрашивал ее об их наклонностях, увлечениях, учебе или работе. Покончив с напитком, он аккуратно развесил все фотографии на те же гвоздики, где они висели, и задумчиво произнес:
— Наверное, все они очень близки и дороги тебе. Разумеется, как и ты им?
— Конечно.
— Возможно, этой привязанностью и любовью к самым близким для тебя людям на земле — родителям, сестрам и братьям — объясняется такая неподдельная естественность в твоем поведении, когда ты общаешься с Эллис. — Джон помолчал, устремив взгляд куда-то далеко в сторону, а потом неожиданно спросил: — А где твой отец? Я не заметил его на фотографиях.
— Он умер несколько лет назад. А фотографий нет, потому что папа не любил фотографироваться.
— Мне жаль слышать о твоей потере, — с искренним сочувствием сказал Джон. — Прими мои запоздалые соболезнования.
Одри терпеливо ждала, пока неожиданный гость наконец угомонится, сядет на стул и ответит на приготовленные ею вопросы. В частности, о том, почему он оказался здесь в такой поздний час. Но Джон самостоятельно закончил осмотр комнаты, бесцеремонно проверил состояние кухни и, вернувшись с хмурым видом к хозяйке, спросил:
— А где же спальня?
— А в чем дело? — Одри вдруг охватил какой-то необъяснимый панический страх. — Почему тебя заинтересовала спальня?
— Потому что в любом нормальном жилье должна быть спальня. Разве нет?
Мужчина-громадина подозрительно посмотрел на стул в углу комнаты, будто сомневаясь, что он выдержит его вес, затем приблизился к нему и осторожно опустился на истертое сиденье.
— Здесь нет спальни. Я сплю на диване. — Одри уже успела успокоиться и говорила уравновешенным, лаконичным тоном. — Перед сном я застилаю его простыней, а под голову подкладываю большие, диванные подушки. И чувствую себя на этом ложе вполне нормально.
— Выходит, ты спишь на… большом стуле?
— На диване! — твердым голосом поправила она его. Насмешливый тон, каким он произнес слова «спишь на большом стуле» возмутили ее до глубины души.
— Мы платим тебе не так уж мало, и ты могла бы расширить свое жилищное пространство. — Она следила за его взглядом, скользившим по жалкой обстановке в комнате. — Или я не прав?
— Жилье в Нью-Йорке стоит очень дорого. — Одри прекрасно осознавала, что, кроме общих слов, ничего не может сказать в свое оправдание. — И мне еще повезло, что я сняла эту комнату не так далеко от метро…
— Нет, тебе не повезло. Тебя просто угораздило снять эту дыру…
Девушка бросила на него негодующий взгляд, но ничего не сказала в ответ. Потому что ей нечего было сказать.
— Извини, конечно, — Джон смягчил тон, — но…
— Объясни, пожалуйста, каким ветром занесло тебя в эти края? — решительно прервала его Одри.
— Я оказался здесь по делам и подумал: почему бы…
— … не заглянуть на чашечку кофе к своей секретарше и не поболтать с ней о том о сем, так?
— Не совсем так, — сказал он. — Я специально проехал на машине от станции метро до твоего дома, чтобы прикинуть, сколько времени ты тратишь каждый раз на эти жуткие прогулки по темным, пустынным улицам. Ведь в течение всех этих пятнадцати-двадцати минут, пока ты добираешься до дома, тебе наверняка приходится не шагать, а бежать вприпрыжку, без конца шаря глазами по сторонам и то и дело оглядываясь назад. И все это время твое сердце бешено колотится от страха, а нервная система трещит по швам…
— Прекрати! — вскрикнула она и глубоко, порывисто вздохнула. — Неужели я, по-твоему, такая неопытная и глупая, что неспособна постоять за себя? Уверяю тебя, вполне способна! Даже на улице! И даже в темноте!
— Прости, если я выражаю свои мысли резко и прямо, — уже более спокойным тоном сказал Джон. — Но ведь ты живешь сейчас не в Оуэн-Саунде, а в Нью-Йорке, причем живешь в районе Бронкса, а не вблизи здания ООН на Ист-ривер, где полно полицейских. Да я бы с ума сошел, если бы Эллис вдруг решила навестить тебя здесь без моего ведома даже в дневное время. А если бы она, став уже взрослой, вдруг поселилась в этом квартале, но нашелся бы человек, который стал убеждать ее немедленно выехать отсюда, я был бы только благодарен ему.
— Под таким благородным человеком ты подразумеваешь, конечно, себя? — Она улыбнулась, а он пожал плечами и вопросительной дугой изогнул брови. — Иными словами, я должна быть благодарна тебе за то, что ты суешь нос в мою частную жизнь.
— А твоя мать знает о том, в каких условиях ты живешь? — прищурив глаза, спросил Джон.
— Разумеется, — солгала Одри и тут же спохватилась. Ложь показалась ей слишком явной, и, чтобы набросить на нее вуаль правдоподобия, она поспешила добавить: — Но, с другой стороны, она также понимает и то, что я не могу позволить себе снимать шикарные апартаменты…
У нее было неспокойно и неловко на душе оттого, что на самом деле ее мать не знала горькой правды о жилищных условиях дочери, уехавшей в Нью-Йорк. Она полагала, что Одри поселилась в небольшой, но очаровательной квартире, чем-то похожей на их домик в Оуэн-Саунде. В квартире должно было быть не менее двух комнат, спальня и просторная кухня с верандой. Увы, такая очаровательная квартира была лишь плодом воображения пожилой женщины, никогда в жизни не купавшейся в роскоши. Если бы миссис Эрроусмит узнала, что ее дочь снимает не уютное гнездышко в центральной части Манхэттена, а обыкновенную дыру на окраине одного из самых криминогенных районов города, ее наверняка хватил бы инфаркт. А если бы после инфаркта ей удалось побывать в этой дыре на окраине Бронкса, где жила Одри, она ни минуты не стала бы медлить со сборами и в тот же день увезла бы дочь обратно в Канаду.
— У меня есть подозрение, что ты не очень-то посвящаешь маму в свою нью-йоркскую робинзонаду.
— Я вынуждена была скрывать от нее правду, — проворчала Одри. — Ради ее же блага.