Стараясь не терять самообладания, она ответила:
— Добрый вечер, доктор. — Ее красиво очерченные брови вопросительно поднялись.
— О, дорогая моя, — в его голосе чувствовалась легкая насмешка, — я совсем забыл про свои манеры — во всем виновато ваше прелестное платье.
— Добрый вечер! — Доктор ван Стин и Ян подошли к ним, и Макс приветственно им кивнул:
— Знаешь, Карел, я начал было беспокоиться, почему это вы так задерживаетесь, а потом вспомнил, что твоя машина имеет привычку тащиться как черепаха… — Все трое дружно засмеялись, а Софи все это начало сильно надоедать — какого черта они привезли ее сюда? Она так прямо и спросила их об этом.
— Разве мы не говорили тебе, что в Голландии день рождения — один из самых важных праздников? Вот мы и решили показать тебе, Софи, как он отмечается в нашей стране, — ответил Макс.
Он взял Софи за руку и подвел к двустворчатой двери, из которой сам вышел, чтобы встретить ее. Впереди них тихой поступью шел Годен. Он открыл дверь, и перед взором Софи предстала огромная комната со множеством столиков, мягко освещаемая многочисленными светильниками, а в середине комнаты, в самом верху, горели лампы, приглушенные карнизом, которые в самом выгодном ракурсе освещали расписной потолок.
В комнате было человек десять народу. Как только Софи показалась в дверях, задыхаясь от волнения, гости, повернувшись к ней, дружно запели гимн ко дню рождения, точнее короткую и разухабистую его версию. Она чувствовала, как Макс крепко сжимал ее руку. Когда пение прекратилось, он пробормотал:
— Эта песня для тебя, именинница: «И долго она будет жить во славе». — Он бросил на нее пламенный взгляд. — А теперь пусть каждый пожмет тебе руку.
Остервельд представил ее по очереди каждому гостю. Из-за того, что он держался рядом, и потому, что его манеры были так изящны, она чувствовала себя раскованно. Софи приятно было увидеть среди гостей Аделаиду и ее улыбающегося, спокойного мужа, который, учтиво перекинувшись с именинницей несколькими словами, повернулся к Максу и сказал, что ему нужно кое о чем позднее с ним поговорить. Софи, воспользовавшись моментом, обернулась и была тотчас атакована доктором ван Стином и Тинеке. С ними был маленький, смуглый человечек, обаятельный, словно Дон-Жуан, который позволил Софи называть себя Гарри. Он протянул ей бокал, взяв его с подноса, когда Годен обходил с ним гостей. Софи сделала несколько глотков, но так и не смогла понять, что за чудесный напиток она пьет. Гарри так забавно себя вел, что рассмешил ее. Она потеряла из виду Макса, зато то и дело ей на глаза попадались прогуливающиеся по комнате Ян и хорошенькая светловолосая девушка. Софи решила не терять времени даром и принялась разглядывать дамские туалеты. Прежде всего ей бросилось в глаза, что у всех дам платья были сшиты по заказу. На Аделаиде, которая на время куда-то отлучалась, а теперь опять вернулась в компанию, был простенький туалет, но это только на первый взгляд, — нежно-голубое шифоновое платье по цвету как нельзя лучше подходило к ее огненно-рыжим волосам. Тинеке, в платье из черного бархата, походила на принцессу из волшебной сказки. Софи облегченно вздохнула: как хорошо все-таки, что она надела свое янтарное шелковое платье. Конечно, оно не было произведением «высокой моды», но и стыдиться за свой внешний вид не стоило. Она мило улыбнулась Гарри, который взял у нее бокал.
— Послушайте…
Но тут спокойный внятный голос Годена объявил, что обед на столе. Гарри положил свою руку на руку Софи, но тут появился Макс, и он поспешил убрать ее.
— Это моя привилегия, старина, — любезно сказал Макс и взял Софи под руку. Она взглянула на него — хотя он и улыбался, ей показалось, что где-то в глубине его души затаилось раздражение.
Столовая была обставлена со скромным великолепием и представляла собой довольно неприветливую комнату, от которой веяло мрачным средневековьем, хотя, если обедать в ней каждый день, подумала Софи со свойственным ей здравомыслием, она вряд ли покажется таковой. Она села справа от Макса, рядом с Яном; Софи понятия не имела, что ела, а вот шампанское, которое пили за ее здоровье, она не узнать не могла.
За столом говорили обо всем, атмосфера вокруг царила веселая и непринужденная, гости много смеялись. Стоило Софи замолчать на мгновение, как тут же вмешался Макс.
— О чем это ты думаешь, Софи? — раздался его голос на фоне стоявшего в столовой гама.
Она взяла ложечкой кусочек искусно приготовленного мороженого и посмотрела на него.
— О Мэри, — ответила Софи. — Ей бы здесь очень понравилось. — Элегантным, еле заметным движением руки она окинула гостей и богато обставленную комнату с прелестно сервированным столом. — Она бы… прекрасно вписалась сюда, правда? Ведь она так хороша собой и всегда знает, о чем говорить, — сказала Софи задумчиво, даже не подозревая, что похожа на Пьеро.
Макс улыбнулся:
— Ох уж эта остроумная очаровашка Мэри, но мне она, боюсь, совершенно ни к чему.
Софи покраснела и сказала простодушно:
— А все-таки жаль. Но теперь я понимаю почему. — Она окинула взглядом гостей и остановила его на Тинеке. Макс, внезапно нахмурившись, также посмотрел на свою девушку.
— Итак, вы теперь понимаете… — начал было он, но Софи, увидев, что с другого конца стола ей кивает пожилая дама, поспешила подняться.
Женщины, разбившись на группки, проследовали в гостиную, где стали ждать кофе и кавалеров. Аделаида ван Эссен, удобно устроившись на уютной софе, подозвала Софи к себе. Но едва они успели обмолвиться парой слов, как к ним подошла Ван-дер-Вийд.
— Тинеке Пеннинк хочет поговорить с тобой, — дружески сказала она Софи. — Если хочешь, я провожу тебя к ней.
Софи усадили рядом с довольно внушительной пожилой леди, которая внимательно рассматривала все и вся через лорнет. К счастью, глаза под лорнетом показались Софи добрыми. Она сидела и ждала, пока пожилая дама заговорит.
— Как вам понравился дом, мисс Гринслейд?
Софи не ожидала подобного вопроса. Немного помешкав, она ответила:
— Я практически не видела его, во всяком случае большую его часть. Но то, что я имела возможность посмотреть, показалось мне очень красивым и старинным. — Ей вспомнились вдруг обшитые дорогой тканью панели в прихожей, и она заговорила о них. Ее собеседница одобрительно посмотрела на нее и на каком-то неестественном для разговорной английской речи языке спросила:
— А что представляет собой ваш дом, из которого вы к нам приехали, мисс Гринслейд?
Софи опять запоздала с ответом, и Тинеке Пеннинк поспешила первой нарушить возникшую паузу:
— Я сказала что-нибудь оскорбительное? Может быть, порой я и делаю ошибки. Видите ли, у меня очень мало практики в английском.
Софи очаровательно улыбнулась ей.
— Дело совсем не в этом, просто из вашего вопроса нельзя понять, что вас интересует — моя семья или дом, в котором я живу.
— И то и другое, — ответила дама, — и особенно ваши собака и кошка. — Увидев, что Софи удивлена, она поспешила пояснить: — Мой внук Макс, знаете ли, как-то рассказывал мне о них.
Софи приятно было поговорить о доме и о семье с человеком, который, казалось, искренне интересуется этим, и, потом, ее родные были сейчас так далеко от нее. Они мило беседовали, пока не подошел Макс и не прервал их:
— Бабушка, мы пойдем немного потанцуем. Ты не обидишься, если мы оставим тебя здесь одну? Ну, Софи, пошли — на тебя возлагается обязанность открыть бал.
Кто-то скатал красивый выцветший ковер и положил его под большими окнами; включился проигрыватель, и Макс пригласил Софи на танец. Они почти не разговаривали во время танца, только однажды Макс поинтересовался, весело ли ей. Когда танец закончился, он передал ее Яну, а сам закружился с Тинеке — Софи видела, как увлеченно они болтали о чем-то, совсем как в том уличном ресторанчике, где она не так давно застала их вместе. Возможно, из-за этих воспоминаний она несколько раз танцевала с Гарри. Конечно, Софи не могла сказать, что была в восторге от него, но он так неистово ее расхваливал, пел ей такие замысловатые дифирамбы, что она не усмотрела в его поведении ничего оскорбительного, как раз наоборот. Даже когда он отходил, она не испытывала недостатка в кавалерах. Неизвестно откуда возникший барон ван Эссен — он был необыкновенно оживленным в этот вечер — посетовал на то, что популярность Софи так высока, что нет никакой возможности пригласить ее хотя бы на один танец. Конечно, это было не совсем так — барон привирал, но ей приятно было слышать это, и она по-дружески обняла его.
Вечеринка закончилась только к полуночи. Гости направились в прихожую за своими пальто и манто. Все уже были одеты и прощались друг с другом, когда Софи услышала позади себя голос Гарри.
— Я отвезу вас, — бодро сказал он. Тогда Софи стала возражать и говорить, что ее подвезет доктор ван Стин, однако докучливый кавалер ни о чем не желал слышать. Ее уже начинала раздражать его настойчивость, но тут откуда ни возьмись появился Макс.
— Софи, я отвезу вас. Видите ли, Тинеке хочет поговорить с Карелом о каком-то концерте или о чем-то в этом роде, и Ян пожелал к ним присоединиться. Ты не подождешь несколько минут, пока все разойдутся? — Он посмотрел на Гарри. — Гарри, как мило с твоей стороны было все бросить и приехать сюда. Ты сам прекрасно знаешь, что за вечеринка без тебя!
Макс продолжал стоять рядом с ними, а Софи принялась так тепло и дружелюбно прощаться с Гарри, как будто была его лучшей подругой. Она никогда не простилась бы с ним подобным образом и не дала бы своего телефона, если бы не наблюдавший за этой сценой Макс.
Гарри присоединился к остальным гостям, и Макс, выйдя проводить их, остался в парадных дверях и помахал им на прощанье рукой. Потом попросил Годена подвезти к дому его машину и вернулся обратно, застав Софи у огромного камина, изучающую изображенное над ним родословное древо. Только занимало ее сейчас совсем не это, а предстоящая дорога в больницу с Максом. Она была уверена в том, что Максу нет до нее решительно никакого дела, а ей бы так хотелось, чтобы это было не так. Вдруг вспомнилась пословица, которая гласит, что половина буханки лучше, чем совсем без хлеба, — видно, такая уж у нее судьба — довольствоваться половиной.
— Это очень интересно, — сказала как ни в чем ни бывало Софи подошедшему к ней Максу, указывая на непонятные для нее письмена.
Он равнодушно посмотрел на них:
— Я думал, вы будете более благоразумны и не позволите такому пустому ветренику, как Гарри, вскружить вам голову.
Сначала она подумала, что он шутит, но, когда взглянула на его лицо, поняла, что это не так, — оно было рассерженным. Софи снова перевела взгляд на его семейное древо, а он язвительно продолжал:
— Да, он, конечно, находка для молоденьких легкомысленных барышень, но для вас… — Он не закончил мысли, и этот его утонченный выпад против ее беспечности повис в возникшей вдруг тишине.
Софи внимательно вглядывалась в черные, причудливых форм буквы, нарисованные на стене, пытаясь составить из них слова. Максимилиан ван Остервельд, прочитала она, родился в 1569 году, женился на Юлиане Ван-дер-Пост. Она прочитала это несколько раз в надежде, что ее рассерженное лицо примет свое обычное спокойное выражение, потом слегка вздохнула и сказала безразличным тоном: