— Пожалуйста, пропусти меня. Слишком поздно, и я слишком устала.
— Я же не требую от тебя откровений и воспоминаний о прошлом. Все, что я хочу, это чтобы ты немного побыла здесь со мной.
— Назови мне причину, по которой я должна остаться, — глухо проговорила Граси, не понимая, что заставляет Маноло задерживать ее. — Я не желаю торчать тут, я хочу подняться наверх, выпить горячего какао в обществе Пилар и наконец лечь и спокойно заснуть…
— …Предварительно надев ночную сорочку.
От удивления Граси чуть не прикусила язык.
Черт возьми, именно это она как раз и собиралась сказать! И именно это было бы с ее стороны довольно опрометчиво, так как снова непроизвольно открывало щекотливую тему интимных подробностей. В ее памяти мелькнул шелковый лоскуток купленной накануне в Мадриде ночной сорочки, однако она решила, что чрезмерная откровенность ей только навредит.
— Пижаму. Хлопковую. С рисунком.
— Не верю!
— Коричневую, с какой-то надписью на кармане, — вдохновенно лгала Граси.
— А может, все-таки шелковая сорочка? Скажем… цвета слоновой кости. Простые линии, но смотрится наверняка очень изящно.
— Ты просто тянешь время, — проворчала она, поражаясь точности данного Маноло описания.
— Конечно.
Граси тоже решила действовать напрямую.
— Хорошо. Может, ты все-таки откроешь мне необходимость удерживать меня здесь, подвергая шквалу многозначительных взглядов и умильных улыбок? Мы давным-давно расстались, и все, о чем ты хочешь поговорить, может подождать более подходящего момента. И не забывай, что Пилар, наверное, уже заждалась.
Маноло, насупившись, молчал, не оставляя Граси ничего другого, кроме как продолжать натиск:
— По-моему, ты вполне в состоянии объяснить мне, во имя чего ты лишаешь меня моего какао.
― Ты терпеть не могла какао, когда мы встречались.
— Знаешь ли, женщинам вообще свойственна изменчивость во вкусах, — многозначительно изрекла Граси. — Давай, Маноло, не тяни, или мне придется привлечь к этому недоразумению постороннее внимание. Если помнишь, я неплохо кричу.
— Ладно. Только не думай ничего такого… Мы с Пилар поссорились.
Поссорились, ну и ну! — позлорадствовала Граси, но тотчас заволновалась о Пилар и с тревогой спросила:
— Надеюсь, ничего серьезного?
Маноло на несколько мгновений опустил глаза, но потом снова устремил на нее свой многозначительный, проникающий в самую душу взгляд.
— Пожалуй, несколько серьезнее, чем могло бы быть, — признался он нехотя.
— Ты что, побил ее?!
— Издеваешься? — Его возмущение было искренним. — Мы не поладили, и мне пришлось ее успокаивать. Пилар очень расстроилась и даже плакала. Так что будет лучше, если сейчас она немного побудет одна. Пойдем выпьем по чашке кофе. Тем более что я должен еще кое о чем с тобой поговорить.
Она могла лишь подивиться самообладанию Маноло и его способности подлаживаться под ситуацию. Всего минуту назад он был мягок и обворожителен, сейчас же от этого не осталась и следа, будто он мог целенаправленно контролировать все свои чувства. И теперь Граси стало ясно: то, что она приняла за шарм и обаяние, оказалось не больше чем средством задержать ее внизу и попыткой скрыть от нее ссору с Пилар.
Граси отнеслась к этому как к насмешке над собой и грустно поздравила себя с тем, что еще раз попалась на удочку. И надо же было быть настолько наивной, чтобы вообразить, будто Маноло до сих пор испытывает к ней какие-то чувства! В любом случае Граси не хотела сейчас выискивать подлинные причины с блеском разыгранной им только что сцены.
— Если Пилар плакала, — сказала Граси решительно, — то мне тем более надо подняться и успокоить ее.
— Поверь, тебе не стоит сейчас тревожить ее, да и она сама вряд ли хотела бы, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии.
— Ерунда!
Маноло нервно провел пятерней по волосам. Граси, которой был знаком этот жест, поняла, что что-то определенно тревожит Маноло. Не совесть, ведь у него нет совести. Тогда что же?
— Просто позвони ей, — он кивнул на телефон на столике консьержа, — скажи, что ты задержишься в баре и скоро поднимешься.
— По правде говоря, я предпочла бы не задерживаться и с большим удовольствием выпила бы чего-нибудь в ее компании.
— Скажи, что задерживаешься. Готов поспорить на пятьсот песет, что Пилар даже не станет спрашивать почему.
— Зачем ты хочешь, чтобы я лгала ей?
— Затем, что это в ее же интересах, — холодно отрезал Маноло. — Дай ей прийти в себя. К тому же тебе действительно не помешало бы освежиться с дороги.
Граси пристально взглянула на него. Маноло определенно не собирался уступать. Она подошла к телефону и набрала номер. На другом конце долго никто не подходил.
— Да, — раздался наконец приглушенный голос.
— Привет, это я. — Граси пришлось прикусить губу, слишком уж траурно звучал ее голос. Она посмотрела на Маноло. но тот, словно предоставляя возможность хотя бы по телефону побыть с Пилар наедине, повернулся к ней спиной. — Скоро буду у тебя. Я тут встретила одного знакомого, мы сейчас в баре…
— Да-да, не торопись, — рассеянно отозвалась Пилар. — У меня тут кое-какие дела, так что я могу и подождать…
Сердце Граси сжалось от волнения. Когда это у Пилар были дома дела, тем более посреди ночи? Должно быть, Маноло смертельно ее обидел. Чудовище.
— Точно?
— Да, конечно. Жду тебя. Пока. — И сразу последовали громкие прерывистые гудки.
Маноло обернулся.
— Ну, как там она?
Граси мысленно посмеялась над этой иезуитской заботливостью: сначала довел женщину до слез, а теперь интересуется, как она.
— Голос такой, будто Пилар только что выпила бутылку виски.
— Она действительно немного выпила, — пробормотал Маноло, будто оправдываясь.
— Отлично! Значит, вы накачались виски и принялись выяснять отношения?
— Я не из тех, кто спьяну выясняет отношения, — обиделся он, — и хватит подозревать меня во всех грехах!
— Получается, что совершенно случайно именно в тот день, когда я приезжаю, мне приходиться убивать время, мотаясь по холлу в ожидании неизвестно чего, и все потому, что именно в этот день вы сначала пропустили по рюмочке, а потом затеяли ссору?
— Ты прекрасно знаешь, что ссоры случаются и тогда, когда их вовсе не ждешь.
Граси помрачнела при мысли, что Маноло ни за что не пропустит ее в квартиру и ей придется торчать здесь всю ночь. Такой исход отнюдь ее не устраивал. Она раскрыла сумочку и достала из кошелька деньги.
— Вот, возьми. Пятьсот песет.
Издевательски усмехаясь, Маноло пристально взглянул на нее и едко заметил:
— Мне нравится, что ты понимаешь: всегда нужно отдавать долги.
— В особенности, если они того стоят, — не смутившись, парировала Граси, понимая, что он конечно же имеет в виду старый долг чести, который она должна вернуть его семье.
Граси направилась к двери на улицу, раздумывая над складывающейся ситуацией. Маноло, естественно, считает себя и своего отца жертвами подлого предательства. А поскольку не смог расквитаться за это, когда главный враг был жив, то теперь выбрал себе другую, более уязвимую жертву — Пилар. И, если в план его мести входило играть с ее чувствами — то распаляя их нежностью, то разрушая подобными сегодняшней сценами, — во что бы то ни стало необходимо заставить его пожалеть об этом.
Я должна запретить ему обращаться с Пилар подобным образом, сказала себе Граси. Безразличие и ветреность Маноло рано или поздно все равно дадут о себе знать. И именно поэтому надо избавить от него Пилар, причем чем скорее, тем лучше.
Граси осознавала, что в любую минуту может расплакаться — то ли из-за обиды за Пилар, то ли из-за ушедшей любви, которую однажды погубил этот бессердечный лгун.
* * *
Идя вслед за Граси, Маноло вдруг ощутил непреодолимое желание сжать ее в объятиях, осыпать поцелуями ее лицо и шею. Все в ее поведении говорило о смущении, вызванном неожиданной встречей с ним и взаимным притяжением, которое на время установилось между ними. Внезапно возникшее желание буквально душило его, и Маноло, хоть и был раздражен потерей самообладания, уже твердо знал, что не успокоится, пока Граси не окажется в его руках, трепеща от страсти.
Он ненавидел ее, но сейчас готов был отдать за нее абсолютно все. Каждое слово, слетающее с этих полных влажных губ, заставляло его содрогаться от непреодолимого желания. Маноло понимал, что, удовлетворив свой порыв, испытает опустошающее разочарование и досаду на то, что вновь поддался своим чувствам.
Как нарочно, он пообещал Пилар, что займет Граси на некоторое время, чтобы дать ей возможность привести себя в порядок. Время шло, и с каждой секундой Маноло чувствовал, что теряет самообладание. Надо было сохранять спокойствие и уверенность, делая вид, что игривые интонации, сквозящие иногда в голосе Граси, ни к чему его не обязывают.
А ей пока вполне удавалось симулировать нежность и ранимость, умело скрывая свою ненависть и нарочно подставляя его глазам соблазнительный изгиб тонкой шеи, рождавший в нем непреодолимое, распирающее желание.
Пытаясь бороться с обуревающими его чувствами, Маноло задумался, вынесет ли, если Граси будет рядом каждый день. Если каждый день ему придется говорить с ней, слышать ее, любоваться ее красотой, которая подобно цветку распускалась с годами все больше и больше.
Маноло было достаточно лишь раз коснуться ее, чтобы понять, что он вожделел к ней с силой, перекрывающей все остальные чувства, включая чувства долга и собственного достоинства. Она была прекрасна, слишком прекрасна, чтобы Маноло хоть на миг мог допустить, что кто-то может занять его место рядом с ней.
От ярости он сжал кулаки. Он сам запирал себя в тюрьму, рождаемую противоречием между обещанием жениться на Пилар и чувством долга по отношению к стареющему отцу, который может не пережить его отказ от давно намеченной мести. Смерть Науреса предоставляла Маноло потрясающую возможность расквитаться за его мошенничество и вернуть отцу если не потерянные деньги, то доброе имя, и вот теперь, когда дело вступило в решающую фазу, появляется Граси и ставит под угрозу все его планы.
Гнев огнем жег его грудь. Почему он до сих пор не может забыть ее? Ведь она оказалась такой же вероломной, как и ее отец. Она лгала, говоря, что любит его, но даже сейчас, когда ее приезд не сулил ему ничего хорошего, она продолжала манить его, словно наркотик. Достаточно было единственного взгляда ее темных глаз, чтобы вновь стать одержимым ею. Необходимо было бороться с чарами Граси, проявляя как можно больше выдержки и самообладания. В конце концов, Маноло знал, что делает это не для себя, а ради хрупкой беззащитной Пилар, цепляющейся за него как утопающий цепляется за соломинку, И ради своего отца, которому пришлось слишком многое пережить.
Собственная честь и честь семьи тяжким грузом ложилась на его плечи, и он не мог пожертвовать ими ради эфемерного наслаждения. Поэтому Маноло необходимо было любыми средствами вывести Граси из игры. Но как?