— Что, если ей станет известно про нас от кого-то другого? — спросила она, играя с ложечкой для кофе.
— Каким образом? Только трое знают о нашем проемом: ты, я и мой отец. — Маноло немного помолчал, прежде чем смог продолжить: — Отец никогда ни о чем не скажет. Я тоже. И ты. Если только не захочешь причинить Пилар боль.
Граси, конечно, не собиралась это делать, однако ее весьма беспокоил тот факт, что ей придется что-то скрывать от мачехи. Ведь это во многом затруднит осуществление ее плана. Но, как бы то ни было, молчание оставалось пока наилучшим решением.
— Ты, наверное, прав, — произнесла она задумчиво, — Пилар ни к чему посвящать в дела давно минувших дней. Тем более что это изрядно подмочит твою репутацию в ее глазах.
— Что ты имеешь в виду?
— Ведь нам придется рассказать и о том, как мы расстались. Вряд ли это выставит тебя в лучшем свете.
При упоминании о размолвке Маноло побагровел.
— Ты солгал мне, что любишь меня, — безмятежно продолжала Граси, — заманил в постель и вытянул из меня все, что мне было известно продела клиники. Пилар, наверное, такие подробности слегка озадачат.
Повисла тяжелая ледяная тишина.
— Если бы нас кто-нибудь слушал, наверняка решил бы, что ты пытаешься меня шантажировать, — наконец промолвил Маноло.
— Зачем мне это?
— Мстишь мне, думая, что я обманом соблазнил тебя и лишил невинности.
Граси успела поставить чашку на столик, прежде чем от той остались бы лишь разлетающиеся по полу осколки.
— Месть — удел подлецов, Маноло, — тихо сказала она.
— А справедливость?
— Справедливость — нет, и я свято верю в это.
Долгое время они сидели молча, впившись друг в друга глазами, в которых, казалось, бродили отголоски их боли и тяжелых воспоминаний.
— Я тоже. — Маноло тяжело вздохнул. — И Бог поможет мне добиться ее.
По торжественному и уверенному тону Маноло Граси поняла, что он пойдет до конца во имя достижения своей цели. Все ее разговоры могли только подлить масла в огонь и еще больше раззадорить Маноло. В отчаянии Граси обхватила руками плечи. Она поняла, не в ее силах бороться с тем, что закладывалось веками. Испанцы издавна славились мстительностью и ради удовлетворения этого свойства своего характера готовы были рисковать жизнями. Все, даже родственные узы, отходило на второй план перед честью семьи.
Граси не сомневалась, что Маноло не остановится, пока не отомстит за своего отца кому-нибудь из членов ее семьи. Он продолжал слепо верить в то, что клиника построена большей частью на средства его отца, а то, что уже несколько лет не мог найти никаких доказательств своей правоты, лишь подогревало его ненависть. И удовлетворение он найдет в том, что, сыграв свадьбу с Пилар, обманет ее ожидания и обратит в руины ее мечты о счастье.
— Маноло, — сказала Граси, — я очень хочу для Пилар счастья и спокойствия.
— Я тоже. Я забочусь о ней. И именно поэтому мы ничего ей не скажем.
Граси едва не расплакалась от отчаяния. Нет, ей никогда его не переубедить. Оставался последний шанс — попытаться уговорить Пилар порвать с Маноло. Но как это сделать, не раскрыв ей все карты? Как умолчать о том, что для Маноло брак — лишь способ удовлетворить жажду мести?
— Хорошо, — Граси криво улыбнулась, — оставим прошлое и будем с надеждой смотреть в будущее.
— Согласен. — Задумавшись, Маноло оборвал несколько лепестков со стоявшей на столе розы. — Хотя, признаться, прошлое хранит моменты, которые я вряд ли забуду.
— Я тоже, — с болью сказала Граси.
Она вспомнила ссору с Маноло, когда его отец заявил, что деньги, вложенные им в строительство клиники, были украдены ее отцом. Маноло пытался склонить Граси на свою сторону, но она верила своему отцу и не могла предать его, даже если на карту ставилась ее любовь. Наконец осознав, что была просто-напросто использована Маноло для проникновения в стан врага, Граси отказалась даже слушать нелепые обвинения Маноло в том, что ее отец обманул и ограбил семью Морадильо, лишив тем самым достояния и поправ фамильную честь.
— Как ты понимаешь, между нами давно все кончено, — проронил Маноло обреченно.
— И все оттого, что я отказалась поверить в твою ложь.
— Оттого, что я не собирался играть в Ромео и Джульетту и не мог продолжать встречаться с дочерью человека, погубившего моего отца!
— Выходит, ты способен приказать себе разлюбить меня? — Голос Граси звучал так ровно, будто ее совсем не волновал ответ.
Маноло вздрогнул.
— Значит, ты все же верила в мою любовь?
Только ненависть удержала Граси от того, чтобы здесь же не излить все накопившиеся за годы разрыва с Маноло чувства.
— Отец пытался образумить меня, но я просто не могла поверить, что ты можешь быть неискренен, когда мы вместе смотрели на витрины свадебных магазинов и обсуждали, как обставим наш дом, где будем жить после того, как поженимся, — глухо и горько произнесла Граси.
— Ты должна понимать, что в семье Морадильо всегда заключались лишь достойные браки.
Это было неприкрытое оскорбление, но Граси пропустила его мимо ушей, сожалея лишь о том, что отдала свою любовь и свою девственность горделивому и тщеславному мачо. Только стремление сохранить собственное достоинство помогло ей удержаться от слез. Она мрачно и холодно посмотрела на Маноло.
— Ты просто сноб и к тому же унаследовал от своего жулика-отца недостаток хороших манер.
— Граси, ты… страдала без меня? — неожиданно мягко спросил он.
Прошла минута, прежде чем Граси смогла ответить, и ответ этот звучал гордо и непреклонно:
— По-моему, я не выгляжу так, будто наша размолвка сломала мне жизнь.
— По-моему, тоже, — сухо согласился он и, помолчав, добавил: — Так что еще раз — прощай, Граси.
Внутри у нее все будто оборвалось. Вместе с этими словами уже во второй раз в ее жизни умирали все мечты, все ожидания. И Граси знала — эта горькая правда навсегда останется с ней, сколько бы она ни пыталась обмануть свое сердце. Никогда, никогда больше она не будет верить Маноло, пусть для этого придется расстаться с наивной мечтой ее юности…
4
Шум бара свинцовой тяжестью наполнил уши Граси, заставив вернуться из воспоминаний в приносящее страдания и от этого еще более ненавистное настоящее. Возвращение это было столь горьким, что Граси едва сдержала глухой стон, уже готовый сорваться с искусанных губ.
— Ты что, думаешь о нас? — донесся до нее отвратительно знакомый голос. — Если так, то…
— Нет! — выкрикнула она, не давая Маноло закончить. — Я думаю о своем отце.
— Ясно, — пробормотал он. — Видишь ли, я не предполагал, что ты настолько его любишь. Ведь ты как-то призналась, что вы едва друг друга знали. Но что поделать, кровь делает свое дело. Ты все равно решила поверить ему, а не мне.
Напомнив об отце, Маноло лишь еще раз задел Граси за живое. Он был прав, она почти не знала своего отца — предприимчивого бизнесмена, слишком занятого делами, чтобы уделять внимание дочери. Дочери, оставшейся ему от второй, сбежавшей от него жены, которая не отличалась особенной добродетелью. Отец сделал все возможное, чтобы держать Граси как можно дальше от себя, и именно поэтому ей пришлось учиться в Англии. А когда она приезжала в Испанию на каникулы, то была предоставлена исключительно самой себе. Как ни странно, лишь предательство Маноло по-настоящему сблизило отца и дочь. Долгие часы они провели вместе, пытаясь придумать, как выйти из положения, и именно тогда Граси узнала историю с клиникой от начала и до конца.
Правда выбила почву из-под ее ног, ведь она помнила, как наивно отвечала на вопросы Маноло, касающиеся устройства клиники. Граси отказывалась верить, что стала объектом столь интенсивных ухаживаний именно из-за того, что являлась источником ценной информации. Лишь видя ее безутешное горе, отец запоздало проникся к Граси чувствами, которые хоть как-то компенсировали ей недостаток отцовской любви.
За несколько секунд перед глазами Граси пронеслась вся ее жизнь, в которой, казалось, не было ничего, кроме обид и одиночества, слез и предательств, несправедливости и отторженности. Слезы сами собой наполнили ее глаза. Граси залпом выпила свой коньяк.
— Очень крепкий! Даже глаза слезятся.
— И все-таки ты его любила. — Маноло явно не собирался менять тему.
Вертя в пальцах кофейную ложечку, Граси постаралась ответить как можно спокойнее:
— Конечно же. Я любила его.
Маноло тяжело вздохнул.
— Я не могу разделить твои чувства, но хорошо понимаю их. Дети связаны с родителями очень крепкими узами, разорвать которые нельзя, несмотря даже на самые тяжкие обиды. Мы не выбираем себе родителей, а принимаем их такими, какие они есть. Принимаем всегда с благодарностью…
Он аккуратно изъял ложечку из пальцев Граси, и, словно подчиняясь власти этого мимолетного прикосновения, она сладостно содрогнулась. Граси подняла глаза в надежде увидеть, что Маноло испытывает сейчас то же, что и она. Видимо, это было действительно так, потому что, как и Граси, он замер.
Внезапно она опомнилась и раздраженно выхватила ложечку из пальцев Маноло. Он усмехнулся.
— У меня такое ощущение, что ты готова вцепиться мне в горло. Думаю, нам стоит попытаться сохранить память о том хорошем, что было между нами. Я очень хочу, чтобы мы остались друзьями.
Маноло посмотрел Граси в глаза, словно пытаясь прочесть в них ответ. Граси ненавидела его в этот момент. Ни единой секунды не приходилось сомневаться, что это многообещающее «остаться друзьями» звучало в его устах как намек на вполне определенные отношения. Маноло давал понять, что во имя собственного удовольствия готов забыть все: верность, честь и даже память об их чувствах, которую он использовал сейчас как грязный убогий предлог.
Нет, у него просто нет совести! — негодовала Граси. Иначе как может он сидеть здесь со мной, делая мне бесстыдные намеки, в то время как его будущее полностью зависит от того, удастся ли ему окончательно вскружить голову доверчивой Пилар, которую он к тому же оставил одну…
Почувствовав непреодолимую брезгливость, Граси поднялась из-за стола.
— Мне действительно нужно идти.
— Подожди, — властно остановил ее Маноло, — нам надо решить кое-что еще.
Она смерила его ледяным взглядом.
— Я уже догадалась что. Ты хочешь, чтобы Пилар также ничего не знала о ссоре наших родителей из-за клиники?
Маноло кивнул.
— Она сейчас слишком взбудоражена. Столько всего случилось с ней за последнее время: смерть Энрике… большое наследство… наша помолвка. Волновать ее сейчас не стоит. Ей нужны покой и помощь во всем.
— Маноло, я знаю Пилар лучше тебя, так что, думаю, смогу помочь ей, не причинив вреда ее психике. К тому же я просто не могу больше торчать здесь, тратя время на бессмысленные разговоры.
— Ладно, — раздраженно уступил Маноло, — но будет лучше, если я поднимусь в квартиру с тобой.
Спорить было бессмысленно. Молча они покинули бар, молча дошли до дома, молча вошли в холл и направились к лифту. Уже в кабине Граси заметила, что Маноло держится чересчур напряженно, и испытала какое-то странное удовольствие при мысли, что он явно не в своей тарелке.