— Время ванны, потом обед. — Он прилег рядом с ней.
Зевнув и пробормотав что-то нечленораздельное, она свернулась клубочком и прижалась к нему. Ее губы прильнули к его шее, потом она положила голову на его плечо. Какое-то время он боролся со своим желанием. Трудный день утомил и его, но если они займутся любовью, оба заснут, а Дасти нужно поесть, чтобы восстановить свою энергию.
— Пора купаться, мадам! — позвал он, играя роль слуги, и сел, но она не пошевелилась. — Раздеть тебя?
Прошептав свое согласие, она подняла руки над головой и потянулась. Не дожидаясь повторного приглашения, он откинул одеяло, захватил ее свитер и майку и стянул их, обнажив ее грудь. От холодного воздуха ее соски медленно сморщились и затвердели. Не в силах удержаться, он опустил голову и втянул сначала один, потом другой сосок в теплую глубину своего рта, пока пальцы расстегивали ее джинсы.
Она глубоко вздохнула от удовольствия, опустила руки и стала гладить его голову, запуская пальцы в шевелюру. Но Мигель спустился ниже и целовал уже ее живот. Позволь он ей поцеловать себя, и вряд ли удержался бы, чтобы не заняться с ней любовью. Вместо этого он стянул с нее джинсы и повел в ванную комнату. Яркий свет на мгновение ослепил Дасти, но она заметила наполненную ванну и тут же стянула с себя трусики.
Чтобы не погрузиться вместе с нею в манящую воду, Мигель поспешил на кухню мешать суп.
Дасти все глубже погружалась в теплую воду. Даже эта старинная ванна на лапах с когтями оказалась коротковатой для ее длинных ног, но достаточно глубокой, чтобы вода прикрыла коленки, когда она согнула ноги. Она лежала, не шевелясь, позволяя теплой воде снимать напряжение с мышц.
По мере расслабления тела прояснялась голова, и чувство вины вновь охватило ее. Она потеряла неделю, ожидая отца в Моабе, и еще одну, пока искала жилье и работу в Пайнкрике. Потом еще одну, объезжая золотоносные участки и заброшенные горные дороги. Дасти даже застонала.
Она подвела отца.
Кроме нее никто не следил за его передвижениями. Друзья всегда были рады видеть его, но он как появлялся неожиданно в их жизни, так и исчезал.
Вернувшись, Мигель потушил верхний свет и поставил что-то на туалетный столик. Она услышала позвякивание стекла и треск зажигаемой спички, после чего комнату заполнило мягкое мерцание. На столике светилась старинная керосиновая лампа.
— Очаровательно, — прошептала она.
— Но не так очаровательна, как ты. Тебе лучше? — спросил он, опускаясь на колени рядом с ванной.
Она кивнула, неуверенно улыбаясь.
— Что-нибудь не так?
— Мне следовало связаться с властями в тот же день, когда отец не появился в Моабе! За упущенное время он мог погибнуть, и все по моей вине!
— Ты же бросила свою работу и приехала на его поиски, — напомнил ей Мигель. Он притянул ее к себе и прижал лицо к своему плечу. — Поплачь, дай выход своим чувствам.
Она не желала плакать, не хотела жалости. Она жаждала найти отца, стремилась убедиться, что ее страхи необоснованны. А сию минуту она хотела Мигеля. Он гладил ее спину, шепча нежные слова сочувствия, но она жаждала страсти, а не сострадания, и потянулась к нему для поцелуя, прерывая поток его слов. Он ответил на ее поцелуй, а она ухватила его за талию и опрокинула на себя в ванну.
— Если ты намерен принять ванну вместе со мной, — произнесла она голосом невинной девочки, — не лучше ли снять одежду?
Когда они наконец добрались до кухни, от супа веяло горелым. Мигель снял его с огня и осторожно помешал. Потом настругал маисовые лепешки, обжарил в масле, засыпал в тарелки, залил супом и сверху натер сыр. Дасти вдохнула пикантный запах томатов, перцев и специй.
— Если вкус не уступает аромату... — Она зачерпнула содержимое ложкой и подула, чтобы остудить. — Восхитительно! — воскликнула она, проглотив. — Когда мы найдем отца, я вытащу тебя на природу и устрою пиршество. На кухне у меня руки как крюки, но природа вдохновляет меня.
— С удовольствием, — откликнулся Мигель.
— Договорились, — улыбнулась Дасти и вдруг засомневалась, говорили ли они об одном и том же. Будут ли они встречаться после окончания поисков отца? Она ведь не думала оставаться в Пайнкрике.
Мысль о расставании с Мигелем вызвала странную боль в ее груди. Но что ей делать в Пайнкрике? Работа официанткой была лишь средством заработать, чтобы иметь возможность подольше наслаждаться общением с природой. Она не собиралась работать круглый год.
Ты можешь выйти за него замуж и родить детей, прозвучал чей-то голос в ее голове, и она едва не поперхнулась супом.
— Не в то горло попало, — с трудом проговорила она сквозь кашель.
Это голос ее матери, решила она, продолжение бесчисленных лекций о роли женщины. Несмотря на эти лекции, Дасти сделала выбор в пользу иного образа жизни, который отнюдь не предполагал заключение брака с Мигелем. В тех редких случаях, когда она представляла свое будущее, связанным с мужчиной, всегда воображала человека, разделявшего ее привязанность к девственной природе. Отнюдь не ограниченного деловыми или семейными обязательствами.
Ей нравился брак двух бывших экскурсоводов, которые купили вездеход и открыли экскурсионное агентство в Моабе. Оба жаловались на канцелярскую работу, на те дни, что им приходилось проводить в конторе, но они справедливо распределили свои рабочие и домашние обязанности.
Мигелю подошла бы женщина вроде ее матери. Дасти же была вылитый отец. Если один из них попытается изменить характер другого, они отравят друг другу жизнь.
Она не стала бы и желать лучшего любовника или друга, чем Мигель, но и не могла позволить страсти ослепить себя, обмануть относительно возможного будущего с ним.
— Наверное, поздно звонить насчет «виллиса»? — спросила она, чтобы отвлечься от мыслей о Мигеле, о том, как ей будет не хватать его, когда она уедет из Пайнкрика.
— Уже звонил.
Он сообщил ей о разговоре с механиком, и Дасти вздохнула с облегчением. Переборка старого двигателя обойдется дешевле его замены и не проглотит ее сбережений на черный день.
— Долго ты можешь пользоваться вездеходом Хуана?
— Столько, сколько нам потребуется. Еще супу? — Он встал и взял тарелки.
— Да, пожалуйста. — Она уставилась на его широкую спину, поразившись тому, как он сказал это «нам». — Как насчет работы завтра? — спросила она, не желая оспаривать это «нам». Она не забыла вспышку гнева, когда предложила ему вернуться в город.
— Что ты имеешь в виду? — переспросил он, подойдя к столу.
— Поиски опять могут продлиться дотемна.
— Мы можем уехать раньше и успеть на работу.
Дасти не верила своим ушам. Куда делся добрый, отзывчивый Мигель, которого она успела узнать?
— Ты полагаешь, что обслуживать столики важнее, чем искать отца?
— Но ведь поиск ведут и другие. — Поскольку она продолжала недоверчиво пялиться на него, он провел рукой по своим глазам, словно ему было больно смотреть на нее. — Не гляди на меня так, Дасти.
Она даже не моргнула.
Мигель отодвинул свою тарелку и встал.
— Мне не хотелось бы оставлять тебя одну. — Он обогнул стол и потянулся к ней, но она поспешила отступить назад.
— Послушай меня внимательно, Мигель, — гневно заговорила Дасти. — Я бродила по глухим местам штата Юта на протяжении семи лет. Одна или с людьми, которые полагались на меня. Но не наоборот. Я не нуждаюсь в тебе и в твоем покровительстве!
— Знаю, знаю! — Он поднял руки в раздражении. — Ты дикорастущее, а не тепличное растение! — Он закатил глаза, словно моля бога о терпении, потом посмотрел на нее со спокойной решимостью. — Но одновременно ты женщина в стрессовом состоянии. Если я позволю тебе искать до ночи и ты вернешься потом в этот лагерь, который называешь квартирой, то сядешь и будешь сидеть как на иголках. Я не смогу быть с тобой, ибо должен работать.
— Я тебя не держу.
— Неужели я ничего для тебя не значу?
Он спокойно выдержал ее свирепый взгляд, ибо хотел получить ответ, знать, как она к нему относится.
Может, уже само появление у нее мыслей о браке, размышляла Дасти, означало, что она любит его? В каком пункте страсть пересекается с любовью? Она недостаточно знала об отношениях между мужчинами и женщинами, чтобы строить догадки. Знала только, что не хочет повторять ошибок своих родителей. Как бы счастлива ни была ее мать с Фредом, Дасти не прельщал такой брак. На природе она могла сидеть и часами наблюдать, как какая-нибудь пичужка строит гнездо, в четырех же стенах испытывала тревогу. Если любовь к Мигелю привяжет ее к его дому в Пайнкрике, она не сможет любить его. Но если ее чувства к нему не были любовью, тогда что это?
— Не знаю, — наконец ответила она и опустилась на стул. Облокотившись на стол, она закрыла лицо руками. — Просто не знаю. Столько всего случилось между нами и так быстро.
— Не спорю, — согласился он.
Она изучающе посмотрела на него. Прямая линия его рта изогнулась в уголках, выражая разочарование.
— О'кей, отложим пока этот разговор. Вернемся к работе. Подумай, как сильно ты связана эмоционально с поисками. Добровольцы возвращаются домой к своей жизни. Ты же вернешься домой и станешь сходить с ума. Так? — Дасти неохотно кивнула. — Если же ты придешь на работу, — продолжил он ровным, нейтральным голосом, — твой мозг и чувства получат отдых, и ты встанешь наутро освеженной.
— Но как я смогу?
— По привычке. В зале ты будешь одна до пятницы, когда придет Рамона. Ты будешь так занята, что у тебя не останется времени на раздумья.
Как же она забыла, что младшая сестра Мигеля работает только в конце недели, а о Луизе не может быть и речи? После того как у Кармен случился выкидыш, Мама Роза запрещала Луизе брать в руки что-либо тяжелее меню. Если не выйдет Дасти, работать придется Рамоне. Она взглянула на Мигеля. Его лицо, как и голос, казалось бесстрастным. Он как бы отстранился от нее, заговорил с ней как с чужой. Его гнев предпочтительнее, подумала она. Холодность Мигеля убивала ее, лишала возможности спорить. Она бы предпочла, чтобы он наорал на нее, напомнил о том, как много сделал для нее, потребовал от нее услугу за услугу. А он предлагал ей выйти на работу, считая это лучшим выходом для нее.
Дасти заслонила рукой глаза, чтобы скрыть вдруг навернувшиеся слезы. Благодарность — вот что она чувствовала, вот почему она испытывала порыв кинуться к нему и сжать его в своих объятиях с такой силой, чтобы у него ребра затрещали. Он прав, и это признание вызвало слезы. Обслуживая столики, она отвлечется от своей тревоги, а ее подсознание, оставленное в покое, может подсказать нечто важное.
— На рассвете мы присоединимся к поисковой партии? — уточнила она.
— И пробудем там до трех. У нас останется полтора часа, чтобы привести себя в порядок и успеть в ресторан к обеду.
— Вы с матерью слишком беспокоитесь о еде, — пожаловалась Дасти. Она бы потратила лишние полчаса до открытия ресторана на поиски.
— Нам предстоят трудные дни, — ответил Мигель, — нужно беречь силы. — Он помолчал. — Так ты выйдешь на работу?
Она кивнула, решив не спорить об этом получасе.