Почти наверняка в юности она была столь же непредсказуемой, как и ее племянник. Да и теперь только почтенный возраст и положение не позволяли ей самой откалывать такие номера.
— Вы выглядите бодрой и здоровой, мисс Скотт, — сказала она, — у вас чистая кожа, ясные глаза, и именно это мне нравится в молодых женщинах. Насколько я знаю, вы преподавали в Швейцарии. Вам понравилась эта страна?
— Не очень, — призналась Джанин.
Леди Хэннафорд усмехнулась:
— Когда мне было восемнадцать, меня отправили заканчивать школу в Швейцарию, и я не очень-то была довольна своим пребыванием там. Мне нравился доктор-швейцарец, который следил за здоровьем девочек нашей школы, и еще один блондин — учитель танцев… Но в остальном там было ужасно скучно. Нам никогда не разрешали лазить по горам, и в те дни мы не катались на лыжах — это считалось неподходящим занятием для молодых леди. Кстати, — сказала она, поворачиваясь к Крис, — вы уже не выглядите такой печальной, как в последний раз, когда я вас видела. По-моему, вам нужно уговорить сестру погостить у вас подольше, и заодно выведайте у нее секрет здоровой жизнерадостности.
Крис что-то пробормотала в том смысле, что чувствует себя лучше, с тех пор как приехала Джанин, но леди Хэннафорд посмотрела на нее несколько скептически:
— Если у вас все еще пошаливают нервы, вам надо принимать что-нибудь тонизирующее, есть побольше фруктов и не забывать о витаминах. Если же это не поможет, вы должны сказать своему мужу, что нельзя оставлять вас так часто одну. Я не одобряю мужей, которые настолько поглощены своей карьерой, что забывают о собственных женах.
Дверь открылась, и на пороге показалась стройная фигурка молодой женщины. Она подошла к леди Хэннафорд, поправила подушку у нее за спиной и сказала, что уже распорядилась подать чай и что его сейчас принесут. На ней было строгое, но изящное темно-синее платье с белым воротничком и манжетами; блестящие светлые волосы были собраны в пучок на макушке. Серые, опушенные длинными ресницами глаза Джанин распахнулись от удивления, когда леди Хэннафорд представила ее как свою сиделку.
— Это сестра Темпест, она присматривает за мной уже целый месяц и позволила называть ее Элизабет. Элизабет, дорогая, — продолжала леди Хэннафорд, — вы не видели Тима, после того как он исчез куда-то после завтрака? Он, кажется, сказал, что пойдет гулять с собаками на болота, но он ведь знает, что мы ждем к чаю гостей, и должен был уже вернуться.
Элизабет Темпест улыбнулась леди Хэннафорд и положила еще одну подушку между хрупкой спиной своей пациентки и жесткой спинкой кресла.
— Он уже вернулся, леди Хэннафорд, — заверила она, — и скоро присоединится к вам. Он моет руки и старается придать себе, как он выразился, «презентабельный вид».
— Милый мальчик! — с нежностью воскликнула старая леди. — Раньше, когда он приезжал ко мне на время школьных каникул, я прилагала нечеловеческие усилия, чтобы заставить его употреблять по назначению мыло и воду, но, к счастью, это уже позади. Я вполне уверена, что теперь он никогда не забывает мыть уши и чистить зубы три раза в день. Это такое облегчение, потому что когда-то маленький чертенок был ходячей проблемой.
— Но не теперь, я уверена, — пробормотала сестра Темпест чуть слышно. Взгляд ее голубых глаз был прикован к двери в гостиную, и она оказалась первой, кто увидел, как дверь открылась и высокий элегантный мужчина в прекрасно сидящем твидовом пиджаке, безупречно белой рубашке и легких фланелевых брюках, которые выглядели как произведение искусства первоклассного портного, вошел в комнату с мопсом под мышкой. У его ног вертелся симпатичный спаниель медовой окраски.
Он передал мопса тетушке, которая приняла его с сияющей улыбкой, и приказал спаниелю осторожнее обращаться с чулками дам, напомнив, что у него мокрые лапы. Затем он официально пожал руку Крис, улыбнулся, взглянув на сестру Темпест, и, казалось, только теперь заметив, что в комнате находится еще одна дама, повел себя так, словно она была ему совершенно незнакома.
— Боже мой! — воскликнул он, приглаживая светло-каштановые волосы загорелой рукой. — Как хорошо, что я поправил свой галстук и проверил, нет ли на моем носу каких-нибудь грязных пятен, прежде чем явиться сюда. Дорогая тетушка, вы говорили мне, что мы ожидаем гостью, но я не помню, чтобы вы упоминали о двух гостьях, да еще о том, что обе они — прелестные дамы.
Тетушка погрозила ему пальцем, словно предостерегая не заходить слишком далеко. Темные глаза Тима сияли, и в их блеске отражалось явное удовольствие, когда он с высоты своих шести футов и двух дюймов взглянул на изящную, невысокую и стройную фигурку Джанин. Она была в канареечно-желтом костюме из китайского шелка, желтая лента, как у Алисы из Страны чудес, поддерживала отброшенные назад волны волос орехового цвета, не давая пушистой челке закрыть гладкий лоб.
— Как поживаете, мистер Хэннафорд? — сказала она сдержанно, с вежливо-равнодушной улыбкой, испугавшись на мгновение, что он может отказаться от притворства и спросить, как ей спалось после того, как он покинул ее комнату.
— Как вы поживаете, мисс Скотт? — Он задержал ее руку несколько дольше, чем этого требовали правила приличия, и, казалось, испытывал явное удовольствие оттого, что ее маленькие, изящные пальчики лежат на его ладони.
С легким усилием Джанин высвободила руку, отвела взгляд от скрытой насмешки в его карих глазах и взглянула на спаниеля, который, вопреки приказу, цеплялся за подол ее юбки. Она нагнулась и погладила его по голове, положив таким образом начало дружеским отношениям. Тим Хэннафорд подал ей чистый носовой платок, чтобы она смогла стереть следы мокрых лап с желтого шелка.
— Лично я предпочел бы видеть вас в той же прозрачной одежде, в которой вы были вчера ночью… — шепнул он, наклоняясь и помогая ей очистить подол. — Но несомненно, вы прекрасно смотритесь и в обычном одеянии. У вас хороший вкус.
Джанин почувствовала, как кровь приливает к ее щекам; она поспешно вернула ему платок. В это время сестра Темпест, которая выглядела весьма привлекательно и совершенно по-домашнему за чайным столиком, подняла на нее свои голубые глаза и спросила, нужно ли ей класть сахар в чай.
— Да, пожалуйста, два кусочка, — ответила Джанин, несколько смущенная, и ей показалось, что холодные голубые глаза заметили румянец на ее щеках, и, хотя это было, возможно, всего лишь плодом ее воображения, еще ей показалось, что голубые глаза прищурились и выдали некоторое удивление, прежде чем обратить взгляд на тонкое загорелое лицо Тима Хэннафорда. В следующее мгновение непроницаемое лицо сестры Темпест осветилось улыбкой.
— Не будете ли вы любезны, мистер Хэннафорд, передать чашки, — мягко попросила она.
— Конечно, сестра! — отозвался он и устроился за столиком рядом с ней.
Чаепитие продолжалось примерно около часа, и все это время хозяйка делила свое внимание между двумя гостьями и мопсом, сидевшим на ее коленях. Время от времени она обращалась с приветливыми словами к сестре Темпест и одергивала своего племянника, когда тот позволял себе несдержанные замечания. Он стоял, опираясь на мраморную каминную полку, в длинных тонких пальцах дымилась сигара. Голубоватые клубы табачного дыма почти скрывали его лицо, приглушая блеск темно-карих глаз. Он приветливо улыбался всем четырем дамам и обвинял свою тетушку в том, что она поставила его в немыслимое положение: если не считать мопса, он был единственным в комнате представителем мужского пола.
— Я думаю, что вы сделали это нарочно, — заявил он, — чтобы выгоднее продемонстрировать мою привлекательность. — Его густые темные ресницы дрогнули, когда он взглянул сначала на сестру Темпест, а затем на Джанин. — Я столько путешествую, что, наверное, упускаю многие приятные моменты в жизни. Если уж на то пошло, я вообще лишен удовольствий. Это грустно, но это правда. У старого холостяка мало радостей!
— Это потому, что ты не сидишь на месте, — резко заметила его тетка, предлагая мопсу кусочек пирожного, в то время как Джанин протянула спаниелю остаток сандвича с огурцом. — Я всегда говорю, что буду счастлива, если наступит такой день, когда ты объявишь о решении жениться и остепенишься наконец… И я оставлю завещание, по которому твоя жена получит все мои драгоценности. Я сделаю это, вместо того чтобы распорядиться продать их и потратить деньги на содержание приютов для всяких бездельников!
Тим искоса взглянул на Джанин:
— Разве этого недостаточно, чтобы у любой девушки появился соблазн выйти за меня замуж?
— Все зависит, — сказала Джанин, — от ее отношения ко «всяким бездельникам»!
Леди Хэннафорд весело рассмеялась.
— Вы очень остроумны, дитя мое! — сказала она Джанин и снова обратила свой взгляд на племянника: — Почему бы тебе не проводить мисс Скотт в наш сад и не показать ей розы? — предложила она. — Я уверена, что она тоже любит выращивать розы, потому что ее сестра обожает это занятие, и к тому же я хочу перекинуться парой слов с миссис Блейр без свидетелей. Это означает, что и вы, Элизабет, можете бежать, дорогая, — сказала она, отпуская сиделку. — Я позвоню, когда захочу, чтобы вы, как обычно, немного почитали мне перед ужином.
Сестра Темпест спокойно восприняла то, что ее выгоняют из гостиной, и вышла так, словно была профессиональной манекенщицей, а не сиделкой, чье предназначение — ухаживать за больными и слабыми. Подойдя к двери, она тихо позвала собак, и те последовали за ней.
Леди Хэннафорд ласково посмотрела ей вслед:
— Элизабет просто удивительный человек. Она молода, хороша собой и при этом хороший профессионал. Я очень привязалась к ней за то короткое время, что она со мной возится. Боюсь, я просто не перенесу, если она решит, что ей здесь слишком скучно, и уйдет куда-нибудь еще. — Взгляд ее на мгновение остановился на лице племянника. — Тим, дорогой, поговори с ней по поводу собак, хорошо? Я думаю, что сегодня с ними можно больше не гулять, раз ты несколько часов таскал их по болотам.
Карие глаза Тима лукаво прищурились:
— Но вы ведь только что приказали мне погулять в саду с мисс Скотт, — сказал он. — Кому же из двух дам я должен уделить внимание?
— Дорогой, я прекрасно осведомлена о твоем остроумии, поэтому не нужно напоминать мне об этом так часто. Поговори с Элизабет позже. — Взгляды двух пар карих глаз встретились. — Она никогда не гуляет с собаками до ужина, и, я думаю, ей будет одиноко бродить с ними по болотам в такую погоду.
— Я понял вас, тетушка, — ответил Тим, беря под руку Джанин и подводя ее к застекленной двери на террасу. — После вас, мадемуазель, — галантно заявил он и отступил, пропуская девушку вперед.
Она услышала, как за ними в гостиной, обставленной мебелью восемнадцатого века, леди Хэннафорд, понизив голос, сказала, обращаясь к Крис:
— Ну а теперь, дорогая, расскажите мне, как ваши дела. Как ведет себя ваш супруг?
Джанин медленно прошла по террасе и спустилась по ступенькам. Тим Хэннафорд следовал за ней. В прохладной влажности лужайки, где царил сладкий аромат роз, под ярким солнцем, струившим на землю тепло, она повернулась, взглянула на него и, к своему удивлению, заметила, что он даже не смотрит на нее. Наклонив голову, Тим шел в задумчивости, глубоко засунув руки в карманы, всецело поглощенный созерцанием аккуратно подстриженного газона.