Леа… Ее имя так странно звучало в его устах — какое-то чужое, непривычное. Словно она услышала его впервые… Леа невозмутимо спустилась с лестницы и оказалась рядом с Ричи. Скорей бы оставить дом, стряхнуть с себя это наваждение. Она выстрелила в Ричи взглядом серо-зеленых глаз.
— Мне ни к чему рассказывать тебе то, о чем ты сам прекрасно знаешь, — холодно ответила она.
— Знаю? Да я ровным счетом ничего не знаю! — горячо возразил Ричи. Если бы Леа не видела его тогда, на Ловик-авеню, она вполне могла бы поверить в его невинность, так убежденно он отрицал свою вину.
— Будь честным, Ричи Майер. У тебя есть любовница, к которой ты ездишь с цветами и шампанским. Но это твое дело, потому что теперь ты совершенно свободен. Я приехала только собрать вещи, — усмехнулась Леа. — Но выяснилось, что и брать-то мне нечего, кроме этого альбома.
Лицо Ричи побледнело и вытянулось — он не ожидал, что его женушка, его послушная Нора проявит такую решимость. Ему-то казалось, что теперь она настолько зависит от него, что и шагу не ступит без спроса. Но он ошибался и, кажется, теперь серьезно заплатит за свою ошибку. Ричи стало не по себе. Подозревая, в чем кроется причина неожиданного бегства жены, он свято верил в то, что ему удастся переубедить ее, уговорить остаться, доказать, что черное — это белое, а белое — это черное. Сейчас, видя давно позабытый огонь решимости в ее глазах, он стушевался. Аргументы, которыми он готов был сыпать, узнав, что она приехала за вещами, сгорели в этом огне, и Ричи стоял, как провинившийся мальчишка, потупив взгляд.
— Но я… Ты ошибаешься… У меня никого нет.
— Ты лжешь, — покачала головой Леа. — А я этого не заслужила. Я видела тебя, Ричи. Видела своими глазами, как ты… Впрочем, я не хочу об этом говорить. Повторяю — теперь это твое личное дело. Я подаю на развод.
— Нора! — взмолился Ричи. — Тебе не кажется, что ты спешишь? Слишком спешишь…
— Все верно, — спокойно кивнула Леа, — я спешу. Во-первых, я спешу уйти отсюда, а во-вторых — расстаться с тобой. Мы прожили вместе семь лет, за которые я ровным счетом ничего не увидела и не узнала. Как за стеной… Только не каменной, а железной… Теперь я тороплюсь наверстать упущенное. Прощай, Ричи. — Она сделала шаг по направлению к двери, но Ричи оказался проворней — он схватил ее за руку и крепко сжал запястье.
— Послушай, — глухим шепотом заговорил он, — мы все наладим, будь уверена. Все будет так, как захочешь ты. Я люблю тебя — кроме тебя мне никто не нужен, понимаешь?
— Нет! — Леа попыталась вырваться, но Ричи лишь сильнее сдавил запястье. — Не понимаю! Мне казалось, что любящие люди ведут себя совершенно по-другому. Но мы не являемся таковыми. Ты не любишь меня, потому что спишь с другой, а я — тебя, потому что разочаровалась… А теперь отпусти меня. Мне больно.
— Мне тоже… — Ричи притянул ее к себе и попытался поцеловать в губы, прежде такие податливые. Но Леа отпрянула — на ее лице появилась гримаса отвращения. От взгляда Ричи не укрылась эта гримаса, и ему стало страшно. Впервые по-настоящему страшно, что он потеряет ее. Или уже потерял… Все не так просто, как ему представлялось… И, с раскаянием вспомнив о том, что он так долго пренебрегал ее близостью, он прошептал, надеясь тронуть и зажечь ее: — Леа, я так истосковался… Позволь мне поцеловать тебя, вспомнить твои губы… Милая, дай мне еще один шанс. Ты увидишь, я сделаю тебя счастливой…
— Отпусти меня! Вспомнить мои губы! Да ты забыл о них задолго до того, как я ушла! — Леа безуспешно пыталась вырваться, но Ричи крепко держал свою добычу. — Ты добьешься только того, что я возненавижу тебя. Вместо неприязни будет ненависть — ты этого хочешь?
— Неприязнь?! — Ричи потихоньку начинал терять контроль над собой. — Значит, ты чувствуешь ко мне неприязнь? Скажите, пожалуйста! Чем ты будешь без меня, Нора? Во что ты превратишься? За семь лет, что мы прожили с тобой, ты стала домашним цветочком… А домашний цветочек быстро вянет в других условиях, ты знаешь об этом? Ты уже не прежняя Леа, пойми! Ты совсем другой человек! Во что тебя превратят эти неудачники, твои друзья? Что они с тобой сделают, Нора? Я вырастил этот цветок, и только я знаю, как за ним ухаживать! Это жалкое сборище неудачников растопчет его в один миг!
Так вот кем он считает ее и ее друзей? Она — его цветок в горшочке, его собственность. Ее друзья — сборище неудачников. Почему же он молчал столько лет? Почему не говорил этого раньше? Быть собственностью Ричи Майера, наверное, большая честь… Так, во всяком случае, считает ее муж. Что ж, она сполна насладилась этой честью. С нее довольно!
— Отпусти меня! — крикнула Леа и резким движением высвободилась из его цепкой хватки. Ричи снова потянулся к ней, но она предостерегающе шикнула: — Не смей! Ты же не хочешь, чтобы это всплыло на суде?! И запомни, пожалуйста, еще одну вещь. — Она открыла дверь и повернулась к Ричи. — Меня зовут не Нора. Я — Леа. А для посторонних, к которым с сегодняшнего дня относишься ты, я — Элеонора Блумин.
5
Кто бы только знал, как он устал от этой адской гонки… Кто бы сказал ему, что уже через три года его «интересная и перспективная» работа покажется ему настоящим адом… Он отошел от окна, завешенного темно-коричневыми шторами, и нерешительно шагнул к столу. Перебрать ворох дел или послать все это к чертям собачьим и выскользнуть в пышущий негой яркий летний полдень? Как же, пошлешь… Все равно, как ни крути, придется садиться за дела — сейчас или потом. Какая, собственно, разница?
Казалось бы, его профессия подразумевала собой динамику, безумство, погоню. Но динамика почему-то превратилась в тоскливое ожидание очередного дела, безумство — в рутину, а погоня — в нескончаемую и бесцельную гонку за чьими-то страданиями или радостями… Сегодня он чаще, чем когда-либо, задавался вопросом: зачем ему все это? Денег вполне достаточно для того, чтобы безбедно жить. Сил вполне хватит для того, чтобы заняться стоящим делом. Возраст — в самый раз для того, чтобы «пуститься в бега», как любил говорить его отец. Так зачем ему все это? Неужели он стал таким слабым и тяжелым на подъем, что не в силах послать к чертям давно уже нелюбимый бизнес?
Телефонный звонок прервал его раздумья. Он подошел к столу и снял трубку с красного аппарата.
— Я слушаю, Кейси, — ровным голосом сообщил он.
— Очередной клиент! — защебетала Кейси. — Ричи Майер. Его дело лежит на вашем столе, в зеленой папке. Надеюсь, вы его просмотрели, — ехидно добавила она.
— Впускай, — обреченно вздохнул он. Дело, конечно же, не просмотрено… Впрочем, этот Майер или Мейер сам доложит ему, в чем суть проблемы.
Он опустился на стул и разворошил перед собой стопку папок. Профессиональная привычка: во-первых, нужно найти дело клиента, а во-вторых — создать видимость бурного рабочего процесса. Мол, занят он по горло, клиентов много, всех не упомнишь… Правда, раскладывай дела или не раскладывай — клиентов все равно хоть отбавляй. Иногда ему почти болезненно хотелось прийти в контору и увидеть, что в приемной пусто. И на столе тоже. Что все клиенты взяли и исчезли в один миг… Вот это была бы сказка…
Ричи Майер или Мейер — он опять позабыл фамилию клиента — оказался молодым мужчиной, определенно уверенным в себе и даже самовлюбленным. Решительный взгляд, мужественный подбородок, нос, немного длиннее, чем надо было бы, — не красавец, но наверняка нравится женщинам. Какой цветок ему напоминает этот Ричи? Красный пион… Ему никогда не нравились пионы — какие-то надутые цветы, похожие на капусту и пахнущие свежей древесиной… Интересно, какая нужда привела его сюда — отношения с женой или любовницей? — попытался он угадать.
— Прошу вас, садитесь, — предложил он гостю. Впрочем, гость обошелся бы и без приглашения — этот человек, по всей видимости, четко знал, что ему нужно делать. Такому палец в рот не клади… Он посмотрел на Майера в упор — гость почему-то сразу вызвал у него неприязнь. — Я немного позабыл суть вашего дела… — Он окинул взглядом папки, лежащие на столе. — Буду очень признателен, если вы напомните мне, что к чему.
Гость вальяжно закинул ногу на ногу, облокотился на спинку стула и начал вещать. История тривиальная: жена узнала о том, что у него есть любовница, ушла из дома и собралась подавать на развод. Отважная, надо сказать, женщина — далеко не всякая решит разорвать отношения с мужем после семи лет брака. Тем более, по такому поводу… Обычно женщины ограничиваются мщением — своей изменой, потрошением мужниной банковской карточки, покупкой драгоценностей. А эта действовала напрямик — похвально, но глупо. Хотя… кто он такой, чтобы ее осуждать… Между прочим, этот Ричи Майер наверняка заслуживает большего осуждения, чем она. Слишком уж самовлюбленный тип. А, кстати, какого черта ему понадобилось следить за женой, если та собралась разводиться? Это, конечно, не его дело, но…
— Простите, — перебил он все еще вещавшего гостя. — Это, конечно, не мое дело, но позвольте узнать, зачем вам нужно следить за женой, если, по вашим словам, она все равно собирается подавать на развод?
— Вам, наверное, это покажется глупым… — ухмыльнулся гость. — Но на то есть две причины. Первая — я не хочу, чтобы у нее появился любовник. Инстинкт собственника, понимаете? — Майер попытался нырнуть взглядом в его глаза, словно ища в них поддержки, но наткнулся лишь на взгляд холодного слушателя. — Сам не знаю, откуда вдруг он у меня взялся… Я имею в виду инстинкт. Но, насколько мне известно, он присущ всем существам мужского пола, — гордо подчеркнул Майер свою половую принадлежность. — И потом… я все еще люблю свою жену. Может быть, она одумается и вернется… Поэтому я должен знать в лицо ее ухажеров — так будет проще. Вторая причина — любовница. Если у жены есть доказательства моей измены — фотографии или что-нибудь в этом духе, я должен нанести контрудар. Понимаете? Не хочется выкладывать уйму денег за какую-то моральную компенсацию… Ну вы же знаете наш суд — что тут говорить… Развод — дело, требующее щепетильности и точности.
— Понятно… — Да… Мало того что этот тип изменил своей жене, так он еще хочет опорочить ее на суде. Ох, не зря этот Майер-Мейер не понравился ему с самого начала… Однако у него интересное представление о любви. Хорошо, если жена вернется, а если нет — призовем ее на суде к ответу… Внутренне его передернуло. Отвратительно, что его клиент оказался таким дельцом в любовных отношениях… Хотя сейчас таких предпринимателей на любовном фронте — пруд пруди… Дельцы… Он даже не сомневался в том, что этот Ричи имеет неплохое имя в сфере бизнеса… Впрочем, его работа, может быть, получше моей, — мелькнуло у него в голове. Пора завязывать — сколько он уже собирается. Пусть это дело будет последним — почему бы и нет… Правда, внутренний голос подсказывал ему, что оно будет и самым неприятным. Таким же, как его заказчик… — Понятно… Еще один вопрос: вас интересуют только любовники, точнее, поклонники, — поправился он, — или, помимо этого, вы хотите знать, как ваша жена проводит время?
— И то, и другое, — лаконично ответил Ричи и поднялся со стула. — Вам нужно оставить задаток?
— Да. Остальное по получении клиентом — то есть вами — информации… Оставьте свой телефон, я позвоню, как только что-то узнаю.
Майер кивнул и вытащил из кармана визитницу.
— Пожалуйста. — Он положил визитку на стол и, попрощавшись, вышел из кабинета.
Собачья работа… Он распахнул дело Ричи Майера и вытащил фотографию его жены… Элеонора Майер, в девичестве Блумин. Похожа на монахиню… Нет, на школьную учительницу… Или на английскую даму конца девятнадцатого века. Засушенная фиалка в школьном учебнике — наверное, это ближе всего к истине. Вроде, не страшненькая, даже симпатичная… Такое ощущение, что когда-то давным-давно она сняла с себя свою красоту и положила глубоко, на самое дно большого чемодана под названием душа… Кто знает, может, Ричи Майер-Мейер сыграл в этом не последнюю роль?