Сама мысль о том, что кто‑то мог отнять юную жизнь, вызывала в ней безудержную ярость.
Но разве ей позволили работать, начать выслеживать это мерзкое, отвратительное, тошнотворное, злобное
– Серия краж на Уотер‑роуд меня очень разозлила, понятно? Что касается дельца на Уиллоу‑драйв, то тут улики налицо, я могу тебя прижать к стенке. Но я знаю, что и другие кражи – твоих рук дело. Можешь сэкономить время и силы – и свои и мои. Признайся в одном, и, возможно, мы забудем об остальных.
– Погодите.
– Повторяю: признайся в одной краже, и я посмотрю, что я смогу сделать. Мне известно, что ты провернул и остальные.
– Не гоните лошадей, начальник. Вы не знаете, что их провернул я. – В блаженной улыбке Выдры не было ничего хитрого или подозрительного, ни единого следа дурных намерений. Так должны улыбаться честные люди. – Вы допускаете преувеличение, вот как это называется. Если вы меня подозреваетев какой‑то давней краже – ладно, это я еще могу понять. В конце концов, известно же, что у меня хранилось кое‑какое барахло, которое мне в общем‑то не принадлежит.
В конце концов, известно же, что у меня хранилось кое‑какое барахло, которое мне в общем‑то не принадлежит. Но
– Попытайся сосредоточиться, Выдра. Видели, как синий фургон «шевроле» уезжает после ограбления на Уотер‑роуд. Ты утверждаешь, что был дома, но, по словам других свидетелей, твоего «шевроле» у подъезда не было. Добавь к этому показания того, кто видел твою машину на месте преступления. И что мы имеем в итоге? Десять лет.
– Да как вы можете такое говорить? Всем же известно, на свидетелей, которые что‑то якобы видели, полагаться нельзя. Елки‑палки, да вы не хуже моего знаете, никто меня при этом никогда не видит. Не люблю, чтобы меня отвлекали, когда я работаю. Господи, мэм, я не для того выбрал такую профессию, чтобы знакомиться с людьми.
В дверь постучала сержант Флауэр:
– Явилась его жена. Оплатила залог.
– Я посажу тебя за всю эту серию краж, Выдра. Признай себя виновным в менее тяжком – или я тебя заставлю признаться. Но тогда уж будешь отвечать за все.
– Если бы я хотел знакомиться с людьми, я бы стал уличным грабителем.
Делорм очень гордилась своим умением выкидывать из головы то, что в данный момент не имело первостепенного значения. Когда позже в этот же день она ехала по ветреному южному участку Пенинсьюла‑роуд, Артур Вуд уже совершенно не занимал ее мысли, и она в очередной раз погрузилась в мутные воды раздумий о подозрениях капрала Масгрейва.
Дорога все сужалась, и вот отягощенные снегом ветви уже начали задевать крышу машины. Белые леса напомнили ей одну давнишнюю поездку на санях. Они с тринадцатилетним Рэем Дюроком лежали среди беспорядочной кучи подростков и целовались с закрытыми ртами, пока у нее не начали кровоточить губы. По последним дошедшим до нее сведениям, Рэй живет теперь где‑то на другом краю земли – в Австралии, Новой Зеландии или еще в каком‑то богом забытом месте, где деревья не белые, а зеленые, а солнце действительно хоть как‑то греет.
Ориентируясь по фамилиям на почтовых ящиках, она резко свернула налево и, только проехав почти всю улицу, увидела то, что ей было нужно. На дереве не было таблички‑указателя. Она остановила машину на обочине и дальше пошла пешком. В конце улицы стоял большой коричневый «мерседес». Не хотелось даже думать о том, сколько такой стоит.
По сравнению с мрачным капралом Масгрейвом бывший старший констебль Джо Бернсайд был как глоток свежего воздуха. Блондин, рост 193 сантиметра без каблуков, – где это Королевская полиция берет такую породу, подумала Делорм, – и при этом радостный, как дитя.
– Вы из спецрасследований? Я вас знаю.