— Хорошо, опустим Машу, вернемся к Веронике и Егору. Тебя заботит их жизнь?
— И твоя. Пройдет сегодняшний день, как прошел вчерашний и будет завтра, в котором ты пожалеешь о том, что сделал больше, чем о том, что не сделал. Эмоции схлынут, возможно, что-то откроется, о чем ты не ведал и перевернет ситуацию с ног на голову. Как же ты будешь жить с этим?
'Легко. Как живут: Егор, его жена. Как живет Маша', - прищурился Вадим.
— Хорошо, давай поговорим как деловые люди: ты хочешь, чтоб я не выяснял отношения, отошел от Грековых, забыл о них и их делах, вычеркнул из памяти. Так?
— Да. И начал жить, как христианин.
Вадим поморщился:
— Допустим, я соглашусь, и что получу в замен? Только без софистики малыш, без эфемерных призов в виде чистых рук и светлой памяти, царствия небесного и прочего. Не забывай я бизнесмен, и привык мерить реальными категориями. Итог должен быть осязаем и весок, адекватен предполагаемому мной удовлетворению, которого я не получу отказавшись от планов.
Лика задумалась и вдруг метнулась в комнату. Что-то хлопнуло, и раздался топот девушки. Она влетела на кухню и сунула в руки Вадима книжечку:
— Вот, — выдохнула в лицо. Греков раскрыл сберкнижку и выгнул бровь, сдерживая смешок: тридцать пять тысяч. Хотя для Лики — богатство. Но откуда и почему она не тратит? Он полистал книжку — открыта пять лет назад. Периодические поступления разных сумм и ни одна, даже копейка не снята.
— Откуда?
— Егор Аркадьевич давал.
— Угу, — лицо Грекова стало жестким. — Мне оскорбиться?
— За что? Ты просил нечто осязаемое, а у меня больше ничего нет. Эти деньги тоже, в принципе не мои — Егор Аркадьевич давал, настаивал и обижался если я не брала. Вот я их на книжку, чтоб если ему потом понадобиться, снять и отдать. В жизни всякое бывает, правда?
Глаза Вадима стали холодными: какой щедрый меценат! Да, Лика явно ему не дочь. Любовниц-то и то лучше обеспечивают, куда уж родного ребенка. Ох, Егор: откупался или покупал? Что ж подачками-то, такими как нищим на паперти? Не ценил ты юную любовницу, да и потерпевшую и человека.
— А если попросит, а ты мне их отдала?
— Но это случится не сегодня. Я накоплю, займу… придумаю, что-нибудь.
— Нет! — протянул ей книжку обратно. — Раз не твое — мне не надо. Да и смешно, Лика: для тебя возможно это сумма, а для меня и в сто раз большая — нет. Так что, давай без денег, тем более Егора. Ты решила расплачиваться, вот свое и предлагай.
— А что же? — нахмурилась озабоченно.
— Подсказать? Себя.
— Как это? — уставилась непонимающе.
— Видишь ли, малыш, я человек холостой, к ведению хозяйства не привычный. Одиночество не переношу. А к тебе привык, устраиваешь ты меня во всех аспектах. Поэтому предлагаю сделку — ты выходишь за меня замуж и уезжаешь в Швецию. Навсегда. Если согласна — отдаешь мне паспорт, я быстро оформляю выезд. Визу. Прочие формальности. В среду мы с тобой венчаемся. Не смотри на меня так — венчаемся и никак иначе. С завтрашнего дня ты живешь у меня, на Невском проспекте, привыкаешь к мысли, что станешь женой. И через неделю. Максимум две — уезжаем. Если принимаешь мои условия, значит, собираешь свои вещи. Увольняешься. Принимаешь мои условия — мои претензии к Грековым аннулируются, нет?….Решай.
Лика застыла с самым несчастным выражением лица: отъезд в Швецию был для нее подобен смерти, и пусть с Вадимом. Впрочем с Вадимом не страшно, и главное она будет помогать ему там, поддерживать, а еще поможет Егору Аркадьевичу. Да, для этого нужно покинуть Родину уехать Бог знает куда, на край географии, на чужбину, но в писании сказано: `Ежели не крещен муж, а жена крещена, то муж крещен будет по жене своей' Может, за тем Господь и столкнул ее с Вадимом, дабы спасти душу его? И венчание… А понимает ли он насколько серьезен данный факт?
— Вадим брак, заключенный в церкви считается не расторжимым. Ты понимаешь что, сломав венец, ты совершишь страшный грех?
Мужчина хмыкнул: затем и заключаю, чтоб ты, верующая моя, не смогла заповеди Бога своего нарушить.
— Угу.
— Я… подумаю, — вздохнула тяжело, расстроено. И Вадим был уверен, не по поводу брака с ним, а из-за какой-нибудь незначительной вещи: например мысли о переезде или `ужасной' жизни в дали от Питера. Или о том, как здесь без нее Грековы жить будут, подружки и знакомые?
— Думай, а поехал. Паспорт?
— Но я еще не решила, — всхлипнула.
— Я тебе не нравлюсь? — выгнул бровь.
— Нет, я люблю тебя, но как можно уехать, бросить все и больше не увидеть белых ночей…
— Да, да, понимаю, тяжело, — пошел к выходу. — Зато гарантировано то, что в жизнь Грековых никто не вмешается, кроме самой жизни. Паспорт давай, метрики, что там еще? Все документы.
— Позже?
— Нет. Сейчас.
— Но я уже опаздываю…
— Опоздала. Время десять. Но значения это не имеет, потому что ты больше не работаешь прислугой. Ты сидишь, дома и ждешь меня.
— Вадим, — протянула просительно. F в глазах столько страха и нервозности, что в пору валерианой отпаивать, да баюкать девушку как ребенка. Другая бы, радовалась переменам — замуж выходит, за иностранца, обеспеченного человека!
Вадим довольно улыбнулся — а Лика не просто ценный приз — бесценный. Только ради встречи с ней стоило приехать в Питер. И Бог с ней, с жаждой мести, не стоит ни Егор, ни его женушка и мысли о них, не то что, дела. А справедливость вот она — Лика, ее мир, который он обрел, взамен того, что потерял много лет назад. И ради него не жалко бросить расчеты с братом. Вадим забирает Лику и тем рассчитывается с Егором. А Верочка — Вероника? Вадим знает, как разоблачить тварь, что живет под другой личиной, но не во имя мести, нет — во имя справедливости. А что будет дальше — его не касается. Он забирает самое ценное у Егора, забирает то, что тот не смог оценить по достоинству, сберечь. А значит, не достоин иной жизни, чем той, что у него есть. И пусть оба, и он, и его жена, не живут — существуют, варятся в собственных нечистотах и деградируют — это уже не Вадима рук дело, а их самих. Да, права Лика, прав Костя — некого ломать, некому мстить — жизнь сама всех наказала и одарила. И не зачем марать руки? Проще все, много проще.
Вадиму стало легко и весело. Он, не скрывая довольной улыбки, получил от расстроенной девушки пакет с документами, поцеловал ее и, наказав сидеть дома и ждать его, вышел из квартиры.
Ему предстояли приятные хлопоты по оформлению документов, устройству венчания. И все это доставляло ему удовольствие одной мыслью. И никаких расчетов, никаких коварных планов и хитрых интриг — зачем? Для чего? Все что нужно он уже получил. А большего все равно не бывает. Расставит акценты, сорвав маски с лиц и забрав Лику, навсегда покинет этот город. И будет жить, как мечтал, как хотел: любимым, любящим. И будет знать, что нужен, и ради этого великого блага совершать и подвиги и безумства. По воле чувств, ради одной улыбки одной, единственной женщины, которая росла, пока он шел к ней.
Бого — Богово, Цезарю — Цезарево.
В этом, наверное, и есть высшая справедливость.
А счастье в том, что ты до нее дошел.
Говорят, понедельник день тяжелый.
Для Вероники он был всегда всего лишь началом недели, возможно более суетным, чем другие дни, но не больше. Однако этот понедельник подтвердил поговорку.
Началось все с Егора, который встал, когда не было еще семи и начал с шумом искать какие-то документы, потом нудно выговаривал по поводу пятнышка на обшлаге пиджака, ворчал на пережаренный тост и слишком горячий чай. Вероника ушла будить детей, не дослушав супруга. Ярослав встал быстро, молча начал собираться, проявляя удивительное послушание. Видимо в память, о своем поступке решив стать хоть на время идеальным сыном.
Маша же наоборот никак не прореагировала на побудку. Пришлось потрясти ее за плечо.
— Я не иду в институт, — зло, сверкнув глазами, прошипела она и вновь отвернулась от матери.
— Не понимаю. Ты плохо себя чувствуешь?
— Да. Физически и морально.
— Хорошо, сейчас позову отца, и ты сама скажешь ему о своем решении прогулять занятия, — кивнула Вера и пошла за Егором, но только вышла, как услышала щелчок дверного замка — девушка закрылась.
Возмущенная поведением дочери женщина призвала на помощь мужа и тот и без того раздраженный, недолго думая, принялся выламывать дверь. Маша кричала на него с одной стороны, он на нее с другой. Вера зажимала уши и мечтала удушить Вадима, что превратил их дом в хаос. А кто еще виноват, что в одночасье дочь превратилась в хамку, смеющую объявлять бойкот родителям? Сын не ночует дома и поднимает руку на отца, а муж беспрестанно ворчит, кричит и ведет себя вызывающе отвратительно. И даже домработница, эта ненормальная простофиля смеет вести себя как член семьи!
Дверь с треском распахнулось, и Егор насильно впихнув сопротивляющуюся Машу в одежду, подхватил ее сумку и выволок вместе с ней на площадку, прихватив по дороге пальто.
Минут тридцать после Вероника приходила в себя, выпила таблетку от головной боли и успокоительное. Кое-как собралась и уже хотела выйти из квартиры, как вернулся Егор. И не один, а с двумя хмурыми, представительными мужчинами, что деловито прошли по всей жилплощади, что-то помечая в своих бумагах. И ушли.
На вопрос Веры мужу:
— Кто это? И что им было надо?
Она получила внушительный ответ — хлопок входной двери.
Женщина осела на пуф в коридоре, понимая, что скорей всего только что, на ее глазах произошла опись и оценка квартиры. Значит, Егор не шутил, когда говорил о готовности принять предложение Вадима. И что из этого последует, даже думать не хотелось.
В отместку мужу, Вероника решила дождаться Лику, и с треском вышвырнуть ее вон, оставив без оплаты за прошлую неделю.
Время шло, злость копилась, а та, на ком очень хотелось ее выместить, так и не появлялась. В одиннадцать Грекова набрала номер телефона домработницы и услышала полушепот робких извинений, что она больше не сможет у них работать. Вера в сердцах грохнула трубкой. Схватила сумочку и вылетев из квартиры, сбила соседку. Минут десять потренировавшись в изложении изысканных пожеланий на самых низких частотах, женщины разошлись в еще более отвратительном настроении, и негасимой любви друг к другу, каждая.
Дальше — больше. Машина не заводилась. Пришлось ловить такси. Водитель попался нудный и болтливый. Не сдержавшись Вероника пару раз рявкнула на него и тот, резко тормознув у остановки, на пол пути к салону, высадил пассажирку сказав все, что он думает о `бизнес-ледях' вообще, а о ней в частности. Дал по газам и уехал, не дослушав ответа. Следующее такси Вера поймала минут через двадцать, находясь уже в состоянии близком к нервному припадку и обморожению одновременно. Понятно, что в таком состоянии у женщины хватило сил лишь назвать конечный пункт, куда ей нужно попасть. На удачу этот водитель оказался вежливым молчуном, но на том удача и закончилась. Мужчина оказался поклонником блатных рулад и сквалыгой.
Вне себя от утренних происшествий и повышенных трат Вера зашла в салон и попала в разгар знакомства с его новыми владельцами. Попытка добиться по телефону от Егора причину их нашествия вопреки его обещаниям дать ей неделю времени, привело лишь к очередной ругани и дозе успокоительного. Не в силах смотреть, как ее салон оценивают, не в силах слушать высказывания по поводу безалаберности его устройства и не рациональном использовании площади, Вероника выставила их вон самым вульгарным способом, заявив, что они смогут въехать лишь в среду и тогда оценивать, критиковать ее работу и планировать свою. А пока она не забрала свои вещи — ноги их здесь не будет.
Персонал увидевший свою хозяйку в столь злобствующем состоянии, притих и начал как обычно в таких случаях, разбредаться, стараясь как можно лучше и быстрее укрыться от ее глаз.