Тщетно.
— Она повесилась из-за тебя. Не приходи больше сюда, — глядя куда-то мимо него, сказала Аделаида Павловна, застыв в открытых дверях. Ее осунувшееся лицо без привычного макияжа, казалось старым и страшным. А может черный платок, и черное платье превращали еще молодую, в принципе, женщину в старуху?
Вадим отпрянул, сам не понимая — от нее или от известий? Шатаясь, вышел из подъезда и осел, скользя по стене у дверей: Ира?… Почему? Как?… Ирочка…
Ирка!!!
…..
Вадим застонал: сердце, вспомнив ту боль, сжалось. В горле образовался ком.
Из динамика лилось: …. я хочу быть с тобой, я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой… Твое имя давно стало другим, глаза навсегда потеряли свой цвет. Пьяный врач мне сказал — тебя больше нет…
Словно специально будоража старую рану, и без того жгущую и рвущую его душу. Ни годы, ни люди, ни дела, не смогли затянуть ее, унять боль и подарить облегчение.
Губы, как тогда прошептали в пустоту и тишину, царящую внутри него — зачем же ты, Ира? Зачем же так, милая?…
Вадим горько усмехнулся.
Глава 4
Греков потер висок, приходя в себя, медленно поправил зеркало обзора, поглядывая на свое серое от обуявших переживаний лицо. Повернул ключ зажигания, плавно тронулся с места, и достал из кармана телефон:
— Егор? Привет, брат, — выдавил улыбку, что скрашивала жесткий тон, придавала голосу игриво-беззаботную интонацию. — У меня сегодня свободное время образовалось. Не прогонишь, если вечером загляну?… Нет? Хорошо. Буду.
Вадим захлопнул телефонную трубку и стер с лица улыбку: Не сомневайся, Егор, приеду.
— Вера, Вадим придет сегодня вечером.
— Хорошо, я уже отправила Машу в магазин, — наблюдая в окно, за играми детворы, во дворе, ответила Вера.
— Не подкачай, надеюсь на тебя. Ему сейчас плохо, мы должны….
— Конечно, Егор, зачем объяснять? Я все понимаю.
— Ну, хорошо. Постараюсь быть дома в шесть. Что-нибудь купить по дороге?
— Я позже скажу. Еще не знаю все ли Маша возьмет по списку.
— Хорошо.
Вера нажала кнопку отбоя и, застонав, уперлась кулаками в подоконник: Господи, прости и помилуй! Когда же это кончится?!
Нет, она должна взять себя в руки. Все как обычно, все как всегда. Не первый раз они собираются, и не последний. Выдерживала предыдущие визиты Вадима и этот выдержит. Тем более, наезжает он редко, а появляется и того реже. За двадцать лет раз пять и виделись-то. В основном он подарки шлет, да по телефону с Новым годом да днем рожденья, от хорошего настроения поздравляет.
Нет, все хорошо.
Все хорошо!
Маша, толкая корзину вперед себя, сгребала в нее банки с крилем, кукурузой, гранатовый сок.
— Грузовик понадобиться, — недовольно заметила Катя, повертев в руке банку с лососем.
— Брось эту гадость, — покосилась на нее Маша.
— Да я-то брошу… Нет, ну что вы извращаетесь? Почему нельзя в ресторане еду заказать?
— У мамы пунктик. Пища должна быть только свежей и только домашнего приготовления. Рестораны, кафе — неуважение к желудку.
— Да? — искренне удивилась Катерина, и даже приложила ладонь к своему животу, чтоб убедиться, что он еще не умер от вчерашнего похода в ресторан. И фыркнула. — Глупости все это. Если питаться в нормальном заведении ничего с желудком не будет. Кстати, что скажу! Мы со Шкаликовой пока ты тонзилитишь нашли приятный китайский ресторанчик. Всего пятьсот рублей и ешь, сколько хочешь. До шести вечера!
— В чем прикол? — с прищуром посмотрела на подругу Грекова.
— Э-э-э… пить хочется. Китайцы перца и приправ всяких не жалеют, садюги.
— Угу. И сколько чашечка чая в том ресторанчике стоит?
— Ну-у, много, — отвела взгляд Катя. — Это я так. Вкусно было… Мороженное брать будешь?
— Нет. Пошли к молочному отделу. Мне сыр нужно посмотреть. Хороший. Понятия не имею, какой любит дядя Вадим.
— Угодить хочешь? Слушай, а ты случаем, не влюблена в родственника? — с подозрением посмотрела в лицо подруги.
— Дурочка, — надулась Маша, спеша отвести взгляд, отвернуться. Щеки уже алели, как маки.
— О-о! В точку! — засмеялась Катерина. — А как же Славик?
— Глупый твой Славик.
— Поправка — твой. А хочешь, я им займусь, пока ты с дядькой роман крутить будешь?
— Слушай Рябинина! — с негодованием зашипела Грекова, развернувшись к девушке. — Тебе лечиться надо, нимфоманка! Никаких романов у меня не намечается, и Славка мне на дух не нужен, зануда неуклюжая, а не мужчина! Хочешь? Бери — дарю. Только фантазии свои при себе держи!
— Да ладно, Маш, что взвилась-то? В цель я попала? Так это ж меж нами. Что я не понимаю, что ли.
— Он родственник, дура!
— Ой, да перестань ты — родственник! Сколько ты его раз за жизнь видела? Два? Пять? Тоже мне родня! Что застыла, ханжа? Кати давай тележку… По мне так хоть тридцать три раза родственник, главное чтоб человек душевный был. И не жадный… Если действительно влюбилась, забей на гены. Живем раз, потом оглянешься — а вспомнить-то и нечего. Знаешь, как пожалеешь?
— Слушаю тебя и удивляюсь, — качнула головой Маша, не зная то ли возмущаться, то ли умиляться Катерининой беспринципности. — И в кого ты такая?
— Сегодня маму спрошу. Авось покается, родительница? — буркнула блондинка, искоса поглядывая на группу импозантных мужчин у кондитерского отдела. `Не иначе — иностранцы' — решила девушка, облизнув губы. — Маша, ты хлеб еще не взяла, сладкое. Давай загрузимся, раз уж мимо идем?
Вадим шагнул в пустую квартиру. Кинул ключи на тумбочку, опустился на пуфик в прихожей.
Где найти силы на бой с призраками прошлого?
И зачем?…
Что он думал, делал все эти годы? Почему не сложил уравнение раньше? Ведь все ясно и младенцу. И кто, и зачем, и как! Верить не хотел?
Нет, скорей даже думать. А вот забыть мечтал, да не получилось. Слишком сильно хотелось ему понять — за что по нему словно бульдозером проехали? И казалось за нечто серьезное, за вину особую.
А оказалось…
А ведь он бы, пожалуй, простил, забыл, заровнял в памяти произошедшие, и холмика не оставил, если б тот бульдозер не задел Ирину.
Ира… Ирка! — застонал невольно. Рука сжалась в кулак и опустилась на поверхность тумбочки.
Глухой стук привел Грекова в чувство. Он встал, расстегнул ворот рубашки, скинул небрежно плащ на пуфик и прошел в зал.
Хватит в сантименты вдаваться. Он еще возьмет реванш, пошалит. Тоже — просто так. Но от души. За все двадцать два года, что он зубами вгрызался в жизнь, сживался с виной, которой не было. Цепляясь за любую соломинку, шел вопреки всем и всему вперед лишь за тем, чтоб дойти до сегодняшнего дня, отомстить, добраться до горла врага.
А горло-то — вот оно, и тянуться не надо было…
Да, нелегко переварить и принять полученную от Кости информацию.
Вадим плеснул себе виски и ткнул пальцем в пульт. Зашелестел диск и колонки выдали сакраментальное:
`…. А двести двадцать один — влюбленный полный кретин! ….
Рука Грекова с бокалом зависла на полпути ко рту. Мужчина повернулся к динамикам и вслушался в слова:
`Достань гранату и будет праздник.
Достань гранату и будет праздник сразу, даром.
Сразу и для всех.
Прийти домой, выпить яд,
взять бормашину в друзья.
Одеть на белый халат цветы, колодец и сад.
И распилить шар земной любимой бензопилой.
И получить результат`
Вадим хмыкнул: вот и ответ на все вопросы.
И, отсалютовав музыкальному центру бокалом, выпил за гениальное решение виски.
— Принято, mon a mi.
Глава 5
Маша крутилась у зеркала меняя наряды: в черном она на ворону похожа. Да и не траур. В белом — грудь сильно большая, вон как выпирает, да и строго больно, как училка на встречу с учениками собралась. Декольтированную кофточку — вульгарно, мать переодеваться отправит. А жаль самое то. Н-да — вздохнула девушка, полюбовавшись на себя, и решительно стянула желтый топ. Взгляд остановился на белых брючках со стразами и темной кофточке с разрезами на плечах и шнуровкой на спине: как раз!
— Не думаю, что детям стоит садиться с нами за стол.
Егор, сложив руки на груди, прислонился к подоконнику и непонимающе посмотрел на супругу:
— Почему? Дети достаточно взрослые. Как ты объяснишь их отсутствие Вадиму? Он не видел племянников восемь лет.
— Ничего страшного, — ровным голосом парировала Вера, продолжая укладывать на тарелку нарезку семги.
— Чего ты боишься, Вера?
— Что ты Егор, ничего я не боюсь.
— Тогда в чем дело? Что за странные предложения?
— Всего лишь корректность по отношению к твоему брату. Он похоронил очередную жену. Ни семьи, ни детей, а лет ему уже немало. А тут мы в полном составе…
— Думаешь, наши счастливые лица вызовут у него оскомину?
— Я не настолько плохого мнения о Вадиме.
— Тогда в чем дело? Объясни свое заявление.
— Не заявление Егор, а всего лишь мнение. Мое. Мы должны быть максимально тактичны по отношению к вдовцу, не счастливому в браке человеку. Вряд ли дети, учитывая их молодость и не воздержанность, смогут вести себя достаточно тактично.
— Вадим не кисейная барышня и плакать по поводу фразеологизмов Ярослава не будет. В обморок от его цепей не упадет. Маша же девочка воспитанная и умная, с ней приятно беседовать. Я думаю, Вадиму наоборот пойдет на пользу общение с детьми. Ты правильно заметила — у него нет семьи. Никого, кроме нас. Мы его единственная возможность почувствовать себя полноценным, отогреться в кругу родных, прийти в себя после череды потерь.
— Не заводись, Егор. Я не хочу, чтоб ты отталкивал родного брата.
— Тогда тема закрыта. Дети будут ужинать с нами. Или ты думаешь, что Вадим может дурно повлиять на них?
— Нет, речь совсем не о том, — вздохнула женщина, понимая, что скажи она `да' и последует едкая уничижительная тирада, переходящая в крик, обвинения, грязную семейную ссору. Некстати.
— Тогда мне собственно все равно, что ты хотела сказать. Я прекрасно понял, на что ты намекаешь. Боишься, что Вадим позавидует нашей семейной идиллии? Не обольщайся. Во-первых он не завистлив, а во-вторых завидовать нечему.
Вера выпрямилась, оторвавшись, от пучков зелени и уставилась на мужа:
— Не забывайся, пожалуйста.
— Ты тоже. Вадим мой брат. Он был им и им останется!
— Никто не оспаривает…
— Разговор закончен! — Егор вышел с кухни, хлопнув дверью.
Вероника с тоской посмотрела на снедь, разложенную на столе. И сильно пожалела, что не может дать выход своим чувствам: разметать все деликатесы по столу, кухне; разбить тарелки, разломать табуретки… и желательно о головы Грековых. И Егора и Вадима.
Только кого из них она сейчас ненавидит сильней, Вера не знала,
Зато знала, кого боится больше.
Маша наложила макияж, подчеркивающий достоинства ее лица, но не кричащий о них. Уложила волосы, оглядела себя придирчивым взглядом и покосилась на часы: 19.05. А гостя до сих пор нет?
Девушка пошла на разведку.
Дверь комнаты Ярослава казалось, подпрыгивает под разудалое Lumine. `И как его самого от децибел не сносит? — поморщилась девушка, спеша пройти мимо.