Я просмотрел, какие за последнее время открывались файлы. И верно! Данные статистики показали, что пятнадцать минут назад, пока я еще был в бане, кто-то открывал текст моего дневника. Ну, Кеша-бухгалтер!.. Ну, сволочь!
Вопрос: для чего ему понадобился мой журнал? Довольно глупо, но мне почему-то сразу представилось, что товарищ хочет узнать, как далеко зашли мои отношения с Лесей. Но зачем? Я тут же отбросил эту мысль как бредовую.
А может, его интересовали результаты нашего с Лесей осмотра места происшествия? Однако о своем походе мы никому не докладывали. Как Иннокентий узнал о нашем частном следствии? И почему оно ему интересно? Значит, он замешан в происшедшем?
Чтобы ни ему, ни кому бы то еще неповадно было, я немедленно запаролил — сложным двенадцатизначным кодом — вход в свой ноутбук.
Что за мерзавец! Я долго кипел, а потом стал раздумывать: не устроить ли мне (с помощью моего друга Саньки в качестве силовой поддержки) допрос бухгалтера с пристрастием? Два вопроса ему точно можно задать: что ему понадобилось в моем компьютере? А главное, какова его роль в сегодняшнем происшествии — обрушении валуна на Вадима и Женю?
Только моя послебанная и предновогодняя расслабленность спасли Иннокентия от жестокой расправы. Я решил не портить себе настроение в преддверии боя курантов и отложить терку-разборку на будущий год.
…Около десяти вечера по местному времени все, принаряженные, собрались за столом в нашем коттедже. Женю Горелову принесли на руках из соседнего домика Петя и Родион. Приковылял из своей комнаты Вадим. Он по-хозяйски занял место во главе стола. Рядом притулилась его Настя — а одесную от него вдруг оказалась Стелла, которая немедленно стала оказывать Сухарову знаки внимания: подкладывала салатики, подливала напитки. Поведение девушки не слишком, видимо, нравилось Вадимовой супруге, однако та, как истинная леди, умело скрывала свои чувства. Зато Родиону, импозантному Стеллиному мужу, поведение благоверной было абсолютно по фигу. Он даже не смотрел в ее сторону и за все время торжественного ужина не сказал ей ни слова.
Однако я заметил, что Стелла совсем небезразлична лысому бухгалтеру Кеше. Он украдкой метал в ее сторону взоры, в коих можно было разглядеть и страсть, и мольбу. Сии взоры видела, разумеется, и супружница Иннокентия — Валентина. Она сидела вся вытянутая, презлющая, постоянно дергала супруга, противным голосом отдавая команды: «Положи мне то, налей мне это». Но в какой-то момент, похоже, решила переменить тактику и стала вдруг оказывать знаки внимания… мне! С милой улыбкой (похожей на гримасу зубной боли) она затеяла со мной непринужденный тейбл-ток: давно ли я вожу машину, как долго знаком с Александром и нравится ли мне страна Суоми. Игривости в Валентине было не более, чем в мороженой путассу, и я отвечал ей односложно, предпочитая, разумеется, общество сидящей рядом со мной Леси. Зато Иннокентий, помимо знаков внимания Стелле, исподволь бросал на меня взгляды, преисполненные самой настоящей ненависти, — и мне оставалось только гадать, чем я ее заслужил: только ли тем, что поддерживаю разговор с его вдруг воспылавшей ко мне женой?
Словом, злых, завистливых и ревнивых косяков за столом хватало, и я вдруг подумал, что если бы наша вечеринка происходила в романе Агаты Кристи, то сегодня здесь произошло бы убийство. Кто-нибудь кому-нибудь влил бы в стакан добрую порцию цианида — и уж вряд ли убийцей оказался дворецкий, потому как не имелось в нашем коллективе никаких дворецких и прочей прислуги…
Вадим Сухаров, несмотря на то что сидел во главе стола, в отличие от предыдущих наших парти больше помалкивал. Казалось, он взял отпуск по болезни. Стол вел его заместитель Петя. Он был оживлен, шутил, провозглашал тосты. Притом я заметил, что сам он не пьет ни капли спиртного, даже шампанского. Но Горелов и без выпивки был в ударе. Создавалось впечатление, будто он вырвался из-под гнета своего старшего друга и спешил радостно блеснуть, пока его опять не задвинули на второе место. Заговорили, к примеру, о продолжении «Иронии судьбы» — и Петя принялся импровизировать на тему сиквела «Семнадцати мгновений весны». Он говорил, что фильм, разумеется, должен называться «Восемнадцатое мгновение» и начинаться после того, как Штирлиц, двадцать минут поспав в машине, просыпается и едет в Берлин. А там, в Берлине, уже каким-то фантастическим образом прошло шестьдесят лет, и легендарный разведчик, в компании с нашими молодыми агентами, срывает сепаратные переговоры НАТО с Белоруссией… Горелов вдохновенно импровизировал, нагромождая в своей буффонаде одну забавную чушь на другую. Получалась пародия на шпионский боевик — все смеялись, а Женя, Настя и даже сам Вадим посматривали на него ласково и любовно.
В какой-то момент Петя умолк, чтобы поддержать свои силы соком и салатом оливье, и в разговор вдруг вклинилась самая молодая в компании — Леся. Неожиданно она начала рассказывать, что мы с ней побывали сегодня на месте сегодняшнего преступления (она так и выразилась: «преступления»). Все разговоры стихли. Ее слушали с напряженным вниманием.
Леся на голубом глазу рассказала об обнаруженном нами отпечатке ноги в ботинке сорок третьего — сорок пятого размера. Я внимательно следил за реакцией собравшихся на ее слова. Особое внимание обратил на слишком уж веселого сегодня Горелова. Но ни он, ни кто другой не дрогнули, не переменились в лице. Все слушали молодую сыщицу с выражением искренней заинтересованности — но не больше. И тут вдруг подал голос странный человек Родион, промолчавший до того весь вечер.
— Смотрите, Леся, — со смехом сказал он, — в детективных романах после подобных заявлений, сделанных во всеуслышание, обычно убивают.
— Убивать меня нет смысла, — светски улыбнулась в его сторону девушка. — Я уже сняла следы на свой телефон. А Иван, — кивнула она в мою сторону, — перенес снимки в компьютер. (Это было чистой неправдой, и я готов был поклясться, что в этот момент на нас с Лесей изумленно глянул бухгалтер Иннокентий.) Больше того, — продолжила она, — Иван разместил их в Интернете в своем «живом журнале». Ну, а за ту тайну, которая стала известна всему свету, не убивают.
Тут наступило одиннадцать — Новый год по московскому времени. Откупорили шампанское. Ни российского телевидения, ни радио в коттедже не было, и ориентировались все на наручные часы — конечно же, Вадима. Пока чокались и поздравляли друг друга, Горелов и его раненая супруга изображали — «бом! бом!» — бой кремлевских курантов. Было в высшей степени прикольно и освежающе праздновать Новый год столь нетрадиционно.
А к часу ночи по московскому времени мы отправились в горнолыжный поселок, что находился от нас в трех километрах, — встречать Новый год по-местному. Поехали на двух машинах. В свой «Лендровер» за руль сел не пивший ни капли Петя Горелов. Я оседлал любимую «Хонду» — ведь, кроме новогоднего шампанского, не выпил в ту ночь ничего, а подобную дозу алкоголя в крови (до 0,5 промиле) финские законы позволяют.
В каждую из машин набилось по пять человек. Рядом со мной, к моему удовольствию, уселась Леся, сзади разместились Саня со Светкой и почему-то Вадимова жена Настя. Остальные заняли «Лендровер». Нетранспортабельные Сухаров и Женя Горелова остались в домике.
Горнолыжный городок бушевал. Казалось, все жители и туристы высыпали на променад, откуда начинался склон. Во все стороны летели петарды. Мы с трудом нашли место для парковки и вывалились из лимузинов. Толпы ходили, размахивая бутылками шампанского. То там, то здесь группки разливали шипучку в пластиковые стаканчики. Отовсюду слышалась русская речь. Местные пожарные величественно и с соблюдением всех мер безопасности запускали фейерверк. Со склона катались на ледянках. Подъемники, разумеется, не работали, и люди тащились в гору с санками, как муравьи. Кое-кто добирался даже до третьей, четвертой мачты освещения. Потом катальщики летели вниз, как торпеды, вздымая облака снежной пыли.
Наша компания разбрелась в разные стороны, договорившись встретиться через полчаса у машин. Я как-то сразу потерял всех, включая, увы, и Лесю. А потом… Потом вдруг углядел в толпе интересную парочку. Она не спеша шла по улице, посматривая на творящееся вокруг со снисходительным любопытством. Одним был наш импозантный Родион. Второй — типичный иностранец (причем не тот, с кем я заметил Родиона в баре гостиницы в Оулу, и не Панайот, с которым тот беседовал вчера у «летающей тарелки»). Иностранец был одет в такую же неформальную спортивную одежду, что и все вокруг, однако в нем чувствовалась выправка и лоск богатого человека — как минимум, менеджера высшего звена. Двое негромко переговаривались. Лица у обоих были пресерьезные. Они явно обсуждали что-то важное. Воистину, зачем приехал в Финляндию Родион? По каким таким делам? Я готов был заподозрить все, что угодно.
Вспомнив Лесю и то, как она проследила за Вадимом, я последовал за Родионом и его спутником. Однако кругом взрывались петарды, шумела и толкалась толпа, и ровным счетом ни слова из их разговора я расслышать не смог. К тому же мне показалось, что они опять-таки говорят по-фински.
Вдруг петарда бабахнула особенно громко. Что-то черное пронеслось буквально у моего виска. Мне подумалось — второй раз за сегодняшнюю ночь, — что нынешний антураж до чрезвычайности способствует убийству. Раздается негромкий хлопок, тише петарды, и человек вдруг оседает на снег… Кто знает, может, поскользнулся, а может, просто выпил лишку… А когда обнаружат, что он мертв, убийца десять раз успеет скрыться в толпе. Я потряс головой, отгоняя наваждение. Странно, почему мне сегодня с такой настойчивостью приходят мысли об убийстве?
Загадочного Родиона с его спутником я из вида потерял. Толпа пошумела еще немного, а уже в половине первого по финскому времени стала сматывать удочки. Взревели моторы, одна за другой машины стали выруливать со стоянки — и через десять минут улицы городка и подножие горы опустели, остались лишь компании русских — шумные и совсем нетрезвые.
Мы тоже погрузились в автомобили и отправились по домам.
Наши инвалиды, Вадим Сухаров с Женей Гореловой, пребывали в прекрасном настроении. Оба раскрасневшиеся, довольные. Я готов был поклясться, что в этот час между ними что-то происходило: может, просто поцелуйчики, а может, и нечто более серьезное. То, как они сейчас выглядели, убедило меня в том, что между ними что-то есть,гораздо больше, чем неопределенные рассказы Сани. Я увидел, как при виде довольных супругов закаменели лица Петра и Насти.
Мне даже пришла в голову дурацкая мысль: может, они двое, Вадим и Женя, специально устроили покушение на самих себя — с тем, чтобы иметь больше законных возможностей проводить время наедине, причем не на снежных трассах, а в доме, в тепле и комфорте? Правда, потом я счел, что это чистая паранойя. Если они действительно любовники, уж как-нибудь смогли бы найти возможность встречаться, не сбрасывая себе на головы камни и не ломая самим себе ноги.
…Потом все выпили еще по паре рюмок и отправились спать. А я вот, как дурак, засиделся в гостиной с ноутбуком, все описывая события сегодняшнего дня. Сейчас я размещу этот пост в своем «живом журнале» и пойду спать. Завтра хочется быть свеженьким — и потому, что мы с Лесей снова побежим на лыжах, и потому, что, мне кажется, нас еще ждут некие таинственные события…