Он стал продвигаться к ней.
Это была дверь. Он подался вперед, чтобы дотянуться до ручки, как вдруг дверь распахнулась.
Он различил силуэты нескольких человек.
Вспыхнул свет. Он бил в глаза, Саид сощурился, чтобы сфокусировать зрение.
– Паршиво, – сказал, как показалось Саиду, один из них по‑арабски.
Глаза привыкли к свету, и Саид разглядел их более отчетливо. Но говорить не мог, так и сидел, открыв рот, на липком полу.
Они раздели его, обмыли из шланга. Потом отнесли на палубу, дали выпить две чашки воды и усадили в огромную пластиковую бочку, где обычно хранились сети и снасти. Затем налили туда воды с мылом и принялись по очереди тереть его жесткой мочалкой, чертыхаясь и смеясь. Все тело у него пошло красными полосами. Потом они сделали перерыв, опорожнили бочку и начали сначала: наполнили ее водой с мылом и опять принялись оттирать Саида.
Час‑другой спустя, когда он уже пах как обычный рыбак, ему дали немного белого хлеба и чашку водянистой ухи и рассказали, что произошло.
Подняв Саида на борт, они немедля пробили днище катера и затопили его. Потом осмотрели Саида, вкололи ему морфин, перевязали рану на лице и спустили его в трюм, метра на два заполненный протухшей рыбой. Подвесили на веревке, пропустив ее под мышками, так что над месивом виднелась только голова. Им пришлось так поступить – это был единственный способ спрятать его.
Солдаты национальной гвардии дважды поднимались к ним на борт, осматривали судно. Во второй раз – с ищейками, которым совали под нос какие‑то вещи, видимо взятые у семьи Саида.
Оба раза им удалось провести гвардейцев. Солдаты заглядывали в трюм, где находился Саид, но прыгать туда никто не захотел.
Только после второй проверки они решились вытащить его из гниющей жижи и отнести туда, где он и пришел в себя, – в ту часть трюма, куда загружали улов.
Через несколько дней они пришли в Порт‑Судан. Их судно затерялось среди других рыбацких лодок, что стояли там на якоре. С наступлением темноты его переправили на берег, спрятали в кузов джипа, накрыли брезентом, и какая‑то пожилая пара отвезла его к местному лекарю, который наложил на рану густую мазь из масел и семян и дал ему выкурить смесь табака и целебных трав, чтобы снять жар.
Через две недели, проведенные в хижине лекаря и его помощников, Саид встал на ноги – слабый, истощенный, но уже с нормальной температурой. Его усадили в трейлер, который доставит его в Хартум, а оттуда в лагерь «Воинства ислама», расположенный южнее, в двух часах езды.
В средствах массовой информации о покушении не было ни слова.
Саид не знал, выжил принц Ясир или нет.
Томми Тенволд отложил папку в сторону и крутанулся на стуле, повернувшись к монитору. Коснулся пальцами клавиатуры, зашел в Интернет через «Оперу» и набрал в «Гугле»: «Микаель Рамм». Затем движением пианиста, который берет последнюю ноту, нажал на «ввод».
Найдено только две позиции – американский боксер Микаель Рамм и шведский советник пятидесятого года рождения.
Словом, все без толку, ничего нового не прибавилось.
Микаелю Рамму было примерно столько же лет, что и ему самому, то есть около тридцати. Оба в один год выпустились из Бергенской высшей коммерческой школы. Микаель отучился там три года, а он, как обычно, четыре с половиной. Многие из однокашников удивились, когда Микаеля взяли в престижную консалтинговую компанию – норвежское отделение «Маккинзи и Кº» (оценки у него были довольно хорошие, но отнюдь не блестящие). Позднее бывшие сокурсники говорили, что через несколько лет Микаель из «Маккинзи» ушел и подался в Португалию, в Лиссабон, где устроился в какую‑то неизвестную фирму – что‑то по финансовой части.
Больше Томми о Микаеле ничего не слышал. Впрочем, они и в Бергене особо и не общались – так, шапочное знакомство.
Тем не менее, Микаель вдруг позвонил ему, причем разговаривал так, будто они всю жизнь были не‑разлей‑вода. Странно как‑то.
Чего он, собственно, хотел? – подумал Томми и вышел из Интернета. Может, совсем скис, сидит на мели и не иначе как пробует с ходу раскочегарить изрядно проржавевшие связи на родной земле?
Ну да ладно, скоро узнаем. Томми бросил взгляд на часы. Если ничто не помешает, Микаель будет в его конторе через пятнадцать минут.
По виду Микаеля уж никак не скажешь, что он скис и оказался на мели. С улыбкой он шел навстречу Томми, в черном дизайнерском костюме и ботинках от Прады. Лицо и руки загорелые, что ему идет, хотя Микаель всегда был смуглый, точно южанин. По‑прежнему стройный. Слегка портила его только щетина, которую он по той или иной причине решил не сбривать. Свежевыбритый и при галстуке он бы легко сошел за успешного и перспективного работника «Маккинзи», способного кому угодно ткнуть под нос файлы с рекомендациями о существенном сокращении штатов.
Когда они сели друг против друга за переговорный столик, Томми чувствовал себя до крайности неуклюжим и невзрачным. Сам‑то он был одет как заурядная офисная крыса, каковой, по сути, и стал.
– Чертовски рад тебя видеть, – сказал Микаель, когда они обменялись рукопожатием.
Приподнято‑доверительный тон и выражение его лица навели Томми на мысль, не случилось ли в их студенческой жизни каких‑то событий, которые он сам запамятовал. Может, они провели вместе прекрасные и высокие минуты, а он забыл? Глядя на Микаеля, посторонний наверняка бы решил, что Томми по меньшей мере спас его из горящего дома, а потом еще и пожертвовал почкой для его смертельно больной сестры. Как бы то ни было, Микаель, видимо, просто позабыл, с чего начинают разговор два норвежца, которые едва помнят друг друга.
– Чертовски, чертовски рад снова тебя видеть, – повторил Микаель.
Томми прикрыл глаза, состроил скромную, но благостную мину и осторожно усмехнулся:
– Может, кофейку?
– Отлично выглядишь, Томми.
– Ты тоже. Так кофейку?
Чего он хочет? Попросить о скидке в каком‑нибудь деле о взыскании налога? Что ни говори, Томми работал в налоговом ведомстве и взысканием недоимок тоже занимался. Про себя Томми решил, что, наверно, так и есть.
Но тут Микаель внезапно пришел в себя. Покинул свой звездолет и, похоже, приготовился к общению с простыми землянами. Откинулся на спинку кресла, провел по ляжкам растопыренными пальцами.
– У меня к тебе чертовски выгодное предложение, – сказал он с новой улыбкой.
– О'кей. Ты кофе не хочешь, ну так я себе принесу. – Томми поднялся и пошел к двери.
– Мне с молоком, – услышал он уже из коридора.
Когда он вернулся с чашками в руках, Микаель стоял у письменного стола и разглядывал лежащие там бумаги.
Томми кашлянул.
Микаель хохотнул и вернулся на прежнее место. Взял чашку, пригубил свой кофе.
– Тебе здесь нравится?
– Работа как работа. А ты чем занимаешься?
– Да вот кое‑чем, что тебя весьма заинтересует.
– Посмотрим… – Томми невольно улыбнулся и с выражением неуверенного любопытства посмотрел на Микаеля. Ему действительно было любопытно, но он почти не сомневался, что, когда услышит, что именно Микаелю надо, любопытство разом обернется зеленой тоской. – А почему такая тайна?
– Ладно, let's cut the crap. Я пришел к тебе с предложением, какое получаешь, что называется, once in a lifetime. И я не шучу. – Он поднял руку, взглянул на часы: – У тебя примерно двадцать два часа, чтобы принять решение.