Коня нет, лыж нет, а по снегу идти быстро не получается.
— Ты нам главное скажи — вотяков не упустил? — вмешался Кондрат.
— Нет, до места выследил. Вёрст через десять деревня ихняя — с полсотни домов. Пленных в амбаре большом заперли. Из похода вотяков двадцать два человека вернулось — я счесть успел. И в деревне ещё два десятка воинов оставалось. Вождь ихний, которого я стрелой ранил, помер. Если я не ошибаюсь, сегодня хоронить будут его или сжигать. Какие у них порядки, у этих язычников, — кто его знает.
Савва замолк. Кондрат сплюнул.
— Ежели они язычники, то на похоронах жертву человеческую приносят.
— Тогда чего мы стоим? — горячо воскликнул Михаил. — Савва, веди!
Савве дали коня из запасных, и сотня по его следам пошла к вотякской деревне. Но как не торопились они, а почти полдня ушло. Быстро по лесу не поедешь — ноги коням сломать можно, попади копыта в барсучью нору или на кучу валежника — поди разгляди, что там под снегом.
К вечеру вернулись дозорные.
— Впереди, в полуверсте, деревня ихняя. Суетятся чего-то, поленья в центре складывают — вроде костёр большой палить хотят.
— Савва, проводником будешь. Веди два десятка вокруг деревни. Надо, чтобы ни один вотяк не ушёл. Мужчин всех убить, стариков — тоже. Женщин и детей — в плен. Продадим их потом татарам. Пусть на своей шкуре испытают, что вятичам готовили, — жёстко распорядился Кондрат.
Савва с воинами уехали. Выждав время, Кондрат сказал:
— Приготовились!
Воины скинули полушубки и шапки, из чересседельных сумок достали и надели шлемы. Запасные кони и полушубки остались под охраной двух воинов.
— Вперёд, — только молча!
Конный отряд выбрался из леса на обширный луг вокруг деревни, рассыпался полукругом и начал разбег. Воины выставили вперёд копья. Мишка стоял рядом с Кондратом. Копья у него не было, да и пользоваться им он не умел — держал в руках заряженный арбалет.
В деревне их заметили поздно. Большинство жителей собралось вокруг огромного костра, и лишь случайно кто-то из них заметил чужих воинов. Тут же поднялся крик, женщины и дети кинулись по домам, надеясь укрыться. Вотяки-мужчины пытались выстроиться цепью и организовать оборону.
Мишке вспомнилось вдруг, что вотяки так же напали на обоз, а русские пытались защищаться. Сейчас ситуация поменялась с точностью «до наоборот».
Удар конницы был сокрушительным. Снег окрасился кровью. Не меньше половины мужчин были смяты первым ударом. Мишка заметил, как из деревни, схватив детей, бежали к противоположной опушке женщины. Но навстречу им выезжали русские конники.
В центре улицы, на небольшой площади ярко полыхал громадный костёр, на самом верху которого виднелось тело убиенного вождя. Пламя уже добралось до него, тело корчилось, и смотреть на это было жутковато — казалось, что вождь ожил и хотел подняться, чтобы встать на защиту деревни.
Воины дрались с вотяками на саблях. Мишка держался чуть позади. Неожиданно он заметил, как один из вотяков схватил горящую головешку и побежал от места боя в сторону. Мишка почуял неладное и ударил коня пятками в бок, пустив вскачь за вотяком.
Избы уже заканчивались. Вотяк подбежал к большому амбару.
«Поджечь хочет! — вспыхнуло в мозгу у Мишки. — Там же пленники!»
Он остановил коня, вскинул арбалет, и только вотяк замахнулся горящей головней, чтобы закинуть её на крышу из соломы, как Мишка нажал на спуск. Вотяк рухнул в снег, головня, зашипев, погасла.
Мишка подбежал к амбару. На крепких двустворчатых дверях висел пудовый железный замок.
— Самому не сбить! — отчаялся Мишка. Он заскочил внутрь ближайшей избы и остановился, оглушённый визгом женщин и детей, забившихся в угол.
— Топор давай!
Женщины испугались ещё больше, визг перешёл в вой. Видимо, они решили, что русский хочет разбить им головы.
— Топор давай, мать вашу! — выругался Мишка.
Одна из старух указала на дверь.
«Выгнать хочет, что ли?» — подумал он. Потом дошло — инструменты в сенях лежат, в самих комнатах их не хранят.
Впопыхах он пробежал сени, не заметив развешанного на стене инструмента. Схватив топор, вернулся к амбару, обухом топора двумя ударами сбил замок и отворил одну створку двери.
— Выходи, люд православный, свобода!
Из проёма выглянуло несколько испуганных лиц.
— Да это же купчик молоденький, из обоза нашего!
И тут же из амбара посыпался народ. Оказалось, что тут сидели в заточении не только хлыновские обозники. Были и устюжане — даже люди из Ярославля и Владимира.
Большую партию живого товара для продажи приготовили вотяки. Кто-то благодарил Мишку за спасение, некоторые, не веря в освобождение, бросились в лес. Были и такие, кто, выломав жерди из забора, побежали по улице к центру, надеясь встретить обидчиков и поквитаться.
Мишка взял лошадь под уздцы и повёл к площади.
Бой уже закончился. Недалеко от костра сидели на снегу связанные вотяки. Сюда же подтянулись и освобождённые пленники.
— Что с ними делать будем? — с коня вопрошал Кондрат.
— Смерть! Смерть им!
Не раздалось ни одного голоса в защиту.
— Повесить! — распорядился Кондрат.
Воины шустро перекинули верёвки через ветки деревьев, и вскоре все пленные вотяки уже были повешены.
— Как тати поганые сдохли, а не воинами в бою погибли! — сплюнул Кондрат. — Идите по домам, забирайте сани и своих лошадей.
И сами воины тоже пошли по избам — собирали трофеи: шкурки зверей, оружие, железные изделия.
На околице формировался обоз. Купцы, отыскав своих коней и сани, выезжали на окраину деревни. Женщин и детей, разрешив им одеться, сажали в сани. По избам как ураган прошёлся — забрали всё, что имело мало-мальскую ценность.
— Поджигай! — скомандовал Кондрат. Воины в факелами подожгли всё — избы, хлева, амбары, сараи.
Вскоре вся деревня превратилась в один большой костёр. Жар стоял такой, что его ощущали на большом расстоянии, и под санями таял снег.
— Ещё одному разбойничьему гнезду пришёл конец. И так будет со всеми, кто не хочет жить в мире с соседями! — громко, так, что слышал весь обоз, сказал Кондрат. — А теперь — в Хлынов.
Они отошли от горящей деревни вёрст на пять и стали на ночёвку. Мишка спросил у Кондрата:
— Чего было деревню жечь? Переночевали бы в тёплых избах, пленных жителей — в амбар, а поутру бы уже и тронулись.
— Неразумно! Никто не может быть уверен, что кто-то из жителей не сбежит, да и с соседней деревни воинов не приведёт. К тому же я свою сотню знаю. Пока всё пиво из погребов не выпьют, не остановятся. Имеют право — деревню на меч взяли. А башкой своей не думают, что опасно. Вот и увёл их от греха подальше.
Объяснение простое. Мишка думал иначе, не зная психологии победителей. Правда, воины и здесь пили найденное в деревне вино, но украдкой. Потому как пить в походе в боевых условиях — серьёзный проступок. Учует сотник — дома, в Хлынове, придётся плетей отведать.
Едва рассвело, они стали собираться в путь. К Кондрату подошёл один их десятников:
— Какого чёрта взяли их в полон, сам не пойму. Из-за темноты, что ли?
— А что такое?
— Да старух полно.
— Заруби их, и вся недолга. Все равно татарам их не продашь.
— Кондрат, постой, — встрял в разговор Мишка, — не бери грех на душу.