За узкими окошками, что бойницы собой заменяли, уже стемнело, и зал освещался только языками пламени нескольких коптящих факелов, воткнутых в гнезда на стенах, да каминным зевом.
— Я рад видеть здесь крестоносцев и вас, ваша светлость. — Барон, плечистый мужик лет сорока, неожиданно склонил перед ним голову и опустился на колено.
Преклонили перед ним свои колени и супруга словака, миловидная женщина с уставшим, издерганным лицом с ниточками тонких морщин, две ее дочери, совсем юные отроковицы, что смотрели на него какими-то растерянными глазами, и безусый, чуть пушок вылез над верхней губой, юноша, почти мальчик — обожаемым взглядом пожиравший белый крест, что занимал середину красного командорского плаща.
Андрей на секунду смешался, но припомнил свой новый статус, что навязал ему хитромудрый (на самом деле он мысленно отзывался намного грубее, заменяя производное ума составной частью человеческого тела) старый орденец, брат Любомир. Да потому что будь правильным священником, а не зажатым в угол обстоятельствами крестоносцем, то отец Павел поостерегся бы от такой подлянки.
— Благослови вас Господь, дети мои, добрые христиане, — уже громко и внятно произнес Андрей, перекрестив склонившиеся перед ним головы.
Ему уже не было стыдно, как раньше, и голос не дрожал. Хотя лицедействовать первое время было для него тяжело. Но свою руку он не отдернул, когда семья барона в полном составе к ней приложилась…
— Тяжело стало, ваша светлость, — угрюмо сказал барон, почти ничего не съев за эти полчаса, что они сидели за столом. Зато Зигмунд с оруженосцами уминали за обе щеки, хотя богат был стол только дичиной, во всевозможных ее видах.
Богат больше по названиям, но отнюдь не по количеству. Оленина жареная и копченая, какие-то обжаренные птички на вертелах, похожие на рябчиков, кабанятина на серебряном блюде, какая-то зелень с травками, немного рыбы, вроде бы форель.
Все разложено на блюдах таким тонким слоем, что глаза смотрят на это изобилие с восторгом, а вот желудок протестует и постоянно напоминает, что на всех добра не хватит. Или будет достаточно, чтобы встать из-за стола полуголодным. И через полчаса снова искать, чем бы еще подзаправиться, чтоб насытиться.
— Дичь почти всю повыбили, все труднее и труднее ее добывать. Хлеб в горах не растет, овса тоже нет, огороды выручают, но репы и капусты едва до весны хватит. Хорошо хоть трава уродилась, много сена заготовили. Теперь скотина хоть за зиму не сильно отощает, а то прямо беда…
— Сколько народа под защитой твоей сейчас проживает? — поинтересовался Андрей с сугубо корыстными интересами. Воевать один на один с пограничными польскими панами ему не улыбалось.
— Три замка, дюжина селений, — тяжело вздохнул барон. — Тысячи две крестьян, может быть, и есть, но не больше. Два рыцаря в вассалах, вместе полсотни воинов под мой флаг ставим. Ну и крестьяне наши — ополчение, от мала до велика — три сотни душ.
— Да, негусто, — произнес Андрей, оторвав ножку от единственного на столе запеченного тетерева. Пожевал жесткое и сухое мясо, пахнувшее желудями или какими-то орехами, и поинтересовался:
— Как угры себя ведут? Часто ли нападают, какими силами? Когда предпочитают?
— Все лето от них еле отбивались. Небольшими отрядами сейчас в горах рыщут, много-то воинов не проведешь, и делать нескольким сотням в здешних лесах нечего. Отряды по полсотни конных, редко пешцев. Иногда сотня действует, в прошлом году было такое. Жгут все подряд — разор полнейший творят. Нет, тут гиблое дело, зиму не пережили бы эту, но ты, ваша светлость, вовремя зерно привез. Теперь хоть голодовать не будем.
— Не будете, — согласился с бароном Андрей, — но только этой зимой. А что будет дальше, то только Богу известно…
— И ордену, — тихо произнес словак, лицо которого стало еще более угрюмым, покрывшись сеточкой морщин.
— Что ордену? — удивился, не поняв Никитин.
— А то, ваша светлость, что без поддержки крестоносцев нам всем придется уходить отсюда. Война проиграна, мы, здешние, это давно поняли. Ваш замок у «Трех дубов» тоже обречен, мы с прошлого года не можем отвезти туда продовольствие.
— Но крестоносцы держатся?
— Пока в замке, но их мало осталось. Мои соседи уже ушли в горы, к перевалам, так что помощи они не получат. Да и мы тоже. Если…
— Что если?! — тихо отозвался Андрей, сообразив, что сейчас произнесет барон, положивший на стол свои крепкие, увитые жилами руки.
— Если только орден Святого Креста не возьмет нас под свое покровительство. Или нам всем придется уходить за перевалы, а вы встанете перед необходимостью их защищать.
«Нам бы от панов отбиться, а тут еще перевалы оборонять. Нет уж, это мы вовремя сюда припожаловали. Нунцию надо большой наш данке шен сказать. Если бы не он, то мы бы этих несчастных на произвол судьбы оставили», — Никитин тихо размышлял, сохраняя неподвижным лицо. Хотя все складывалось как нельзя хорошо — просить никого не пришлось, сами предложили.
— Вы желаете стать вассалами ордена?
— Да, — твердо ответил барон и пожал плечами, как бы говоря: «А куда нам деваться?!»
— Ну что ж, завтра вы принесете мне присягу, а значит, и ордену. Соберите ваших рыцарей и воинов. Успеете?
— Успеем, ваша светлость, — чуть ли не прошептал словак, и Никитин его прекрасно понял — он раньше сам себе был господином, но сейчас стал вассалом. Но выбор был сделан расчетливо — лучше ходить под рукою ордена и жить на родине, пусть и в нужде, чем быть подручным польского пана и собирать объедки с его стола.
— Пусть будет так, — произнес Андрей и подумал: «Крепко их тут прижало. Мне также головной боли прибавится, особенно в будущем году. Ведь тысячу-другую народа как-то кормить придется, а где деньги взять? Десятины нет и не будет, а со здешних крестьян и драную шкуру получить проблематично. Ну, нунций, ловко же ты нас всех подставил!»
ГЛАВА 8
— Угры! Неполная полусотня дорогу перекрыла!
Подскакавший «синий» осадил своего коня перед командором — глаза дурные, задорные, с плещущейся в них молодецкой отвагой. Такие о драке только мечтают — а тут целый обоз на шее висит. Пусть и осталось всего полсотни телег, но их провести к «Трем дубам» нужно. Надо, и все тут!
— Что они делают? — Вопрос Андрей задал далеко не праздный. Объезда не было, вернее, он имелся, но лет десять как им не пользовались. И что там с дорогой — непонятно: в горах и за один год может сплошное безобразие на прежнем безопасном ранее маршруте появиться. То обвал, то оползень — да мало ли что. Не то что грунтовку, современные бетонированные шоссе сносит без остатка…
— Стоянку разбили, коней стреножили, кашу варят, — тут же отозвался воин, глаза его заблестели еще ярче.
— Охранение выставили? Какое? Где?
— По паре дозорных на дороге, с той и другой стороны. На склонах постов не выставили. Ведут себя беспечно. Коней по склону выпасают.
— Атакуем «копьями»?! — Отец Павел подался вперед, глаза его вспыхнули огнем, как у юноши.
— Ты на дорогу глянь. Грязюка! Коням ноги переломаем, пока до врага доскачем. Да и какой рысью ты пойдешь? Только шагом, а кони наши и так уже притомились. А если уйдет кто? А?
Старый рыцарь вздохнул, но ничего не сказал в ответ. Да и что говорить-то, если командор прав. Стоит кому-то из угров ускакать, обоз дальше уже не проведешь — и суток не пройдет, как его догонят.
— Здесь нужно действовать иначе. — Андрей всмотрелся в дальний склон пологой горы, словно пытаясь увидеть за высоким лесом лагерь незнакомого пока для него врага. Понятное дело, что ничего он так и не увидел, зато решение принял.
— Первая полусотня лучников обойдет горушку и перекроет дорогу уграм назад. Вторая полусотня после полуночи расстреляет спящих — пламя костров и луна, — Андрей машинально посмотрел на небо — сегодня был на редкость удачный день. Дождь прекратился, свинцовые тучи ушли на юг, гонимые ветром. — И луна, она нынче полная, туч нет, так что подсветит. Пойду сам и возьму свой «личный десяток». Дозорных снимем тихо, отсечем угров от коней, и… Лучники их в упор перестреляют.
— Хочешь с этими уграми попробовать по «своим» правилам воевать? Как «раньше» с магометанами ратился? — с завуалированным намеком спросил старый рыцарь. — Парни-то твои смогут?
— Думаю, что смогут, — твердо ответил Андрей.
За эти почти два месяца он выпестовал свою молодежь в нормальный «спецназ», со скидкой на местные обстоятельства, конечно. Неокрепшие худые парни — Велемир, Чеслав, Досталек и другие, отъелись за это время и с помощью интенсивных тренировок нарастили себе на костях мяса, превратившись в нормальных, жилистых и мускулистых воинов. Не мужики, но и уже не вьюноши.
В здешних краях об инфантильности и слыхом не слыхивали. Уже в семь лет детишки вовсю помогали родителям, в двенадцать сами пахали, а в шестнадцать семьями обзаводились и от венца отнюдь не бегали. Андрей их по современной привычке продолжал считать парнями, хотя они «дедам» из его времени могли сто очков вперед дать. А уж выносливость была такая, что мама не горюй. Настоящие спецназовцы!
Хотя спецназ — он разный бывает: кто-то самолеты штурмует, кто по джунглям ползает, а кто-то зэков на зоне палками резиновыми дубасит. Понятно, и разница есть немалая в подготовке, но базовые навыки, «рукопашку» хорошо везде ставят, жестко. Так и тут Андрей со своими молодыми орденцами занимался с поправкой на местные условия и уровень военно-технического оснащения. И менталитет, что совсем иной…
— Готовы оба, ваша светлость. — Тихий шепот Прокопа раздался прямо в ухо, и Андрей ощущал горячее дыхание парня. И тут же послышалось вдалеке уханье филина — почему-то эти птицы водились здесь в большом числе.
Вот только этот был ненастоящий, то Арни давал ему знать, что и второго дозора на той стороне уже нет в живых. Старый орденец, его верный оруженосец и телохранитель, прошел такую же подготовку, как и молодежь.
Хотя, положа руку на сердце, Андрей считал, что выручивший его в трактире «служитель» — головорез еще тот, ученого учить, только портить, А потому назначил его командиром первого десятка орденского «спецназа».
Не успел он подумать, что нужно Арни и начинать, как тут же захлопали тетивы луков и защелкали арбалеты. На безмятежно спящих и ничего не подозревающих угров обрушился град стрел и болтов. И началось…
Дикие крики, хрипы умирающих, ржанье лошадей — ночная тишина взорвалась, и лишь бесстрастная луна молчаливо взирала с небес на кровавое пиршество.
Сотня белогорских лучников и два десятка арбалетчиков устроили самую настоящую бойню, и через несколько минут все было кончено. Лишь легкие тени ангелами смерти мягко скользили на месте бывшего бивака, и, по хрипам умирающих, по тому, как они резко обрывались, Андрей понял, что началась «зачистка».
— Перебиты все, брат-командор, — из темноты вынырнул Арни. — Не зря вы учили лучников стрелять в темноте.
— Сколько их было?
— Сорок пять, никто не ушел! — В голосе оруженосца послышались горделивые нотки, и это взъярило Андрея.