И вырос бы Саша фон Аш банальным "ботаником", если бы не Дядька — уссурийский казак Никифор Беспалый. Он обучал детей премудростям походной жизни, а так же всяческим воинским уловкам, стрельбе и рукопашному бою. Однако это совершенно не способствовало превращению Александра в готового офицера Русской армии. Учился он с удовольствием, но, будучи от природы спокойным и уравновешенным ребенком, войне предпочитал охоту, а детским шалостям — чтение книг. Его больше вдохновлял пример отца — прекрасного инженера, всю жизнь отдавшего государственной службе.
С уссурийским пластуном Никифором Беспалым случай свел старшего фон Аша в 1897 году, в период работы на строительстве Амурско-Маньчжурской Железной Дороги.
Да-да! Никакой КВЖД в этом мире не было и в помине.
Но не суть…
Никифор был урядником, и руководил охраной строительства моста через реку Сунгари. Там-то они и познакомились с моим батюшкой, отстреливаясь от большой банды хунхузов, решивших пощипать лагерь строителей.
Второй раз судьба свела их в 1904 году во Владивостоке.
Отец был членом комиссии, принимавшей, только что построенные, верфи и морской завод "Вильям Крамп и сыновья". Никифор же, приехал в штаб уссурийского казачьего войска, увольняться "по неспособности несения службы, ввиду полученного увечья" — во время так называемого Хуньчуньского инцидента, он потерял кисть левой руки (Впоследствии, его любимой присказкой была "Родился — Беспалым, а помру — безруким").
Встретились, поговорили, и отец предложил пожилому инвалиду-вдовцу, стать воспитателем его сыновей. Матушка в то время была сильно занята новорожденным Феденькой, и мы с Николя были предоставлены сами себе. А должный присмотр нам был просто необходим.
Подумав три дня, Никифор согласился.
* * *
Кстати, история появления в семье фон Аш дядьки Никифора, выявила для меня новые различия исторических событий двух миров.
А все началось с того, что Тройная Интервенция — России, Франции и Германии в Китай началась не после, а во время Японо-Китайской войны 1894–1895 гг.
Обеспокоенные ходом войны, наносящей значительный ущерб их интересам в Китае, правительства трех государств заключили, так называемое Кильское Соглашение. В соответствии с данным, очень хитрым документом, в Китай вводились оккупационные войска означенных стран "для прекращения кровопролития и защиты своих граждан, находящихся на территории Китая". Чуть позднее к договору присоединилась Великобритания, понимавшая, что поддержка Японии — это хорошо, но иначе все преференции поделят без нее. Однако активного участия в интервенции бритты не принимали — хватало забот с восстанием Махди в Судане…
Нельзя сказать, что китайцев эти действия сильно обрадовали и Восстание Боксеров, произошло на 3 года раньше, нежели в нашей истории. Это дало участникам Кильского Соглашения чудесный повод с большой буквы "П".
В итоге, по Сеульскому Мирному Договору 1895 г., произошел банальный раздел Китая между 4-мя Великими державами и Японией. В результате Россия получила северную китайскую провинцию Хэйлунцзян, где русских к этому моменту и так было предостаточно, а также кусочек Внутренней Монголии "для спрямления железнодорожного пути до Владивостока". Германия приобрела стратегически важный Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, но Россия получила право на порт Даолян. Англия приросла Циндао и Вэйхайвеем, вместе с полуостровом Шаньдун. Франция в жаркой схватке с англичанами вырвала для себя остров Хайнань. Японцы получили Формозу (Тайвань) и Пескадорские Острова. Кроме того, Китай признал самостоятельность Кореи, тем самым, открывая возможности для японской интервенции.
Последней пришлось ждать 9 лет, до апреля 1904 года, когда высадили десант в корейских портах Чемульпо, Пусане и Гензане. Началась оккупация Кореи, воспринятая Великими Державами без особого беспокойства. Все понимали — восточному тигру тоже надо чем-то питаться.
Тогда-то и произошел единственный в местной истории военный конфликт России и Японии, не приведший, однако к серьезным последствиям.
Эпизод назвали Хуньчуньским инцидентом.
Оккупировав Корею, японцы двинулись дальше в Южную Маньчжурию. А из Гензана на участок новой Русско-Китайской границы направился сводный отряд под командованием полковника Микава. Возрастание напряженности привело 9 мая 1904 г., к открытым столкновениям подразделений японской армии и русских казаков в районе китайского городишки Хуньчунь. Боевые действия продлились 4 дня, после чего японцы, понеся значительные потери, отошли.
Появление японских войск в Маньчжурии, в непосредственной близости от немецкого Ляодуна, да еще на территории Китайской-Маньчжурской железной дороги, соединявшей Даолян и Порт-Артур с русским Харбином, вызвало резкую реакцию Санкт-Петербурга и Берлина.
Японцы отвели все свои воинские подразделения в Корею, а конфликт посчитали исчерпанным.
4
Увлекшись историко-политическими изысканиями в своей новообретенной памяти, я незаметно заснул и проспал до утра следующего дня.
Разбудил меня задорный петушиный крик.
Вот зараза, горластый какой! Как его до сих пор на суп не пустили "по законам военного времени"? И только несколько минут спустя до меня наконец-то дошло: я — слышу! Слух вернулся.
Ну, наконец-то… Мне, признаться, здорово надоела моя вынужденная глухота, и теперь я наслаждался доносящимися с улицы через открытое окно разнообразными звуками.
Вот, глухой лошадиный топот и скрип несмазанных колес — проехала телега. Вот, мерный гул множества шагающих ног — строем прошли солдаты. Птички чирикают, ветер шумит в кронах деревьев. Лепота…
Я лежал, не открывая глаз, и с удовольствием слушал.
Бухнула дверь, затопали по коридору, и в комнату вошел Авдеич. В руках он тащил облупленный кожаный чемоданчик и походный брезентовый ранец — мои вещи, оставшиеся в обозе.
— Доброе утро, Авдеич!
— Доброе, доброе, ваше благородие! Я тута вещички ваши у полкового каптера получил. Куда ставить-то? — пробормотал себе под нос седоусый санитар, не особо рассчитывая на ответ.
— Да вон под лавку и ставь! — мой ответ заставил его замереть на месте.
— Ой, царица небесная, да вы никак от контузии очухались? Ну и, Слава Богу! Ну и замечательно! — Авдеич пристроил вещи и размашисто перекрестился на иконы в красном углу. — Богородица-дева, радуйся! Я за дохтуром побегу и насчет завтрака все устрою! Сей секунд…
Прежде чем я успел что-то сказать, он опрометью выскочил из комнаты.
Я подоткнул подушку и сел на постели — ожидать прихода полкового врача. Ожидание, надо сказать, продлилось недолго. Не прошло и десяти минут, как в дверях появился давешний Доктор-Айболит. Сходство с персонажем старого советского фильма было поразительным.
— Ну, здравствуйте, голубчик! Поскольку в прошлый раз ваше самочувствие не позволило нам соблюсти формальности, разрешите представиться: Старший полковой врач Надворный советник Нижегородский Валерий Михайлович!
— Прапорщик, барон Александр Александрович фон Аш 3-й! Очень приятно!
— Вот и славно! Ну-с? Как мы себя чувствуем?
— Удовлетворительно, но очень скоро будем чувствовать себя хорошо!
— Шутить изволите?
— Что вы, Валерий Михайлович! Пытаюсь выглядеть оптимистом.
— А выглядите записным острословом, голубчик! — отсмеявшись, ответил доктор. — Я, признаться, рад, что вы воспользовались нашим гостеприимством. Полк сейчас стоит в резерве, на фронте затишье и я, в некотором роде, лишен медицинской практики. А тут вдруг германский аэроплан разбомбил нашу колонну с пополнением — вот и пациенты появились. Ничего не поделаешь — люблю свою работу!
— А я думал, что нас обстреляла артиллерия…
— Вовсе нет, дорогой мой! Тогда бы вы так легко не отделались — до фронта далеко и к нам только изрядные "чемоданы", от восьми дюймов залетают.
Появился Авдеич, с ведром воды. Вылил её в громадный чугунок и стал хлопотать у печи — разогревать воду. Потом снова ушел и опять вернулся — на этот раз принес полотенца и потертый кожаный саквояж.
Доктор, тем временем засыпал меня вопросами:
— Вы испытываете головокружения? Слабость? Тошноту?
— Легкие головокружения. Остальное меня больше не беспокоит.
— А нет ли звона в ушах? В глазах не темнеет? Аппетит вернулся?
— Нет! Нет! Да!
— Замечательно! — доктор извлек из бокового кармана френча тетрадку и огрызок карандаша. Раскрыл и стал делать какие-то заметки, напевая что-то вроде "Трум-пум-пум. Трум-пум-пум".
— Валерий Михалыч! Водица поспела, — подал голос из-за печи Авдеич.
— Иду! — Полковой врач отложил тетрадку и присоединился к санитару, на ходу засучив рукава. — Полей мне, дружочек.
Доктор снова возник в поле зрения, вытирая руки расшитым полотенцем. Подошел к саквояжу и вытащил из него свернутый белый халат. Расправил, надел и повернулся ко мне:
— Снимайте рубаху, голубчик и садитесь — я буду вас осматривать!
Сперва, он измерил мне пульс, отмеряя время по большим часам на цепочке, извлеченным из кармана бриджей. Затем достал стетоскоп и продолжил осмотр традиционным "дышите — не дышите", поочередно прикладывая трубку к груди и к спине. Закончилась процедура постукиванием каучуковым молоточком по локтям и коленям. Потом доктор уселся за стол и снова взялся писать что-то в своей тетрадке, сопровождая свои действия уже знакомым мне "Трум-пум-пум".
— Ну что ж, голубчик! Я думаю, что денька через два вас можно выписывать. Здоровье у вас отменное и задерживать я вас более не буду. — Он поправил свое пенсне. — Кушайте побольше. Я распоряжусь, чтобы вам выдали красного вина для укрепления организма. Гуляйте, дышите свежим воздухом. Попробуйте завтра заняться гимнастикой — разомнете мышцы. А во вторник приступите к службе.
— Спасибо, Валерий Михайлович!
— На здоровье, голубчик! — доктор стал собирать свои вещи. — Я скажу полковому адъютанту, что ваше обмундирование пришло в негодность. Он пришлет кого-нибудь разрешить этот вопрос. До свидания, Александр Александрович!
— До свидания!
После того как он ушел, явился Авдеич с завтраком, и я уселся за стол — заморить червячка.
5
Досыта наевшись, я взялся за ревизию своего барахла.
Сперва, принялся за брезентовый походный ранец, обшитый по углам кожей. Открыл клапан и начал разглядывать содержимое:
В левом внутреннем кармане лежал гуталин в железной баночке и сапожная щетка. В правом — завернутые в тряпицу принадлежности для ухода за оружием — отвертка, масленка, протирные штирки.
В кармане на задней стенке ранца хранился кожаный походный несессер и два куска душистого мыла, которое дала мне мама. (Удивительно, но уже сейчас я именно так и воспринимаю эту женщину — как любимую и единственную Маму). Там же — носовые платки и жестянка со швейными принадлежностями.
На дне ранца сложены полотенца, нижнее белье, свитер. Два комплекта портянок и пара шерстяных носков. Поверх этого — кружка, в которой обнаружились два кисета — с чаем и с сахаром. Мешочек сухарей и банка мясных консервов (неприкосновенный запас).
Венчала все — коробка патронов. Её я тут же вытащил и стал изучать надписи на крышке: