Да два индейца, данные старшим братом в проводники, почти не смотрели на озерное дно — тяга белых людей к желтому металлу была для них пока непонятна. Ведь ни на что не годится, мягкий больно — то ли дело железные топоры и ножи да те же ружья.
— Золото, свет мой Антоша, золото и есть. Самое доподлинное. А вот и Игнат-крест стоит! Помер здесь мужик, нырял сюда.
Срубленный из ствола лиственницы крест был выше Орлова на добрый аршин, потемневший, суровый. Этот край с лихвой забирал жизни человеческие, слишком негостеприимен он был к пришлым людям…
Берега у озера были обрывистые и сразу уходили вниз почти вертикально. Спуститься к воде было невозможно, и лишь в одном месте к хрустальной глади шел относительно пологий откос. Именно здесь они и стояли, хмуро глядя на воду.
Орлов уже убедился, что вода не просто ледяная, а какая-то смертельно стужная. Стоило опустить в нее ладонь, как от холода заныли зубы, а тело под теплой паркой покрылось холоднючими мурашками. Нет, нырять сюда за самородками он бы не стал ни за какие коврижки, даже под страхом смертной казни.
— Байкал-дедушка суровенек, но он живой, хоть и строгий. Да и теплый. А сие озерце мертвое. — Казак хмурил брови, а глаза были настороженными.
— С чего ты взял, Кузьма?
— А с того, Алексей Григорьевич, что ростом ты велик, но не видишь многое. Здесь ни травы-тины нет, ни рыбешек малых. Мертвое озеро, вот так-то. А оттого место это худое!
— Брось каркать, Кузьма! — Казаку, своему доверенному человеку, Алехан позволял многое. Меринов пристал к нему еще в Якутском остроге, куда его злая воля начальства закинула с Иркута-реки, где он имел хозяйство. И вот уже семь лет тот был рядом с ним, не раз отвел неминуемую смерть от копья алеута или колошской стрелы. Да и нюхбыл у казака, всякие неприятности чувствовал. Вот и сейчас станичник был пасмурнен.
— Нам бы это золото как-нибудь достать! — вслух подумал Орлов. — Отвести воду невозможно, тут скалы одни. Взрывать надобно, так на то тысячи пудов пороха потребны. Вычерпать? Смешно! Тут и тыща народа за месяц не управится, а дождями осенью опять все до краев зальет. Что делать будем, братцы? Богатство-то какое впусту лежит!
— Тут золота на многие сотни пудов, если не тысячи. — Мичман Антон Караваев задумался, и неожиданно его лицо прояснилось, что сразу же заметил бывший гвардеец.
— А ну-ка, ну-ка, выкладывай свою задумку, — голос Орлова стал вкрадчивым, сразу почувствовал он запах «жареного», интуиция была еще та, от многих невзгод спасала.
— Три года назад в Кронштадте государь был! С людьми занимался, а мы случайно подсматривали. Все в кожаной одежде были, плотной, швы варом промазаны, чтоб вода не попала. А поддевка шерстяная, чтоб в воде холодно не было, — осень поздняя стояла. На головы капюшоны кожаные надеты, а в них маска с глазами из толстого стекла, чтоб под водой смотреть. С бочонками у нашего корабля возились, под днище приспосабливали. Для чего сие делали — непонятно! Но под водой эти пловцы долго находились, по три минуты, а то и более.
— Не может быть?! — Орлов оживился. Моряку он поверил сразу, и в голове у него начал тут же складываться план. Но спросил, желая уточнить: — Они сами так долго были или хитрое приспособление какое применяли? Ведь больше минуты и я не нырял еще ни разу! А государь наш хитер и на выдумки всяческие горазд!
— Видел на них бочата махонькие на спинах из бронзы. Трубка от них в рот прямо шла, в кожаном нашлепнике. А на бочатах вертушки сверху стояли, они их и крутили, когда под воду ныряли. И пузырьки воздуха по воде шли, то я сам видел. Будто дышали они там!
— Воздух в эти бронзовые сосуды накачан был. Или помпой, или мехами. Но много не накачаешь, так, пяток раз вздохнуть и выдохнуть. Оттого и пузырьки по воде шли.
Орлов оживился, чуть не запрыгав на месте. Несмотря на нечеловеческую мощь, он полностью опровергал сложившееся о верзилах мнение — на диво быстро Алехан соображал.
— В следующем году мы это золотишко тут все повыберем! И одежду сошьем, и плот поставим, а кузнец с бочатами что-нибудь придумает. Или государю отпишем — он поможет.
— Слушай, Алексей Григорьевич! — моряк перебил его бесцеремонно. — Тут медведи-гризли водятся? А то я даже надрезанные пули в каморы вставил. Говорят, что такие медведя прямо кромсают.
— Так это не охота, а убийство сплошное! — Орлов скривился от омерзения. На свинце часто делали надрезы, и такая пуля, попадая в тело, раскрывала свои смертоносные «лепестки». Изобретателю сего ноги бы вырвать за такое окаянство. И зачем государь такую пагубу дозволил?
— Хр-а! Ва…
Стоящий у обрыва индеец вскрикнул и тут же захрипел. Трое русских к нему живо обернулись и на секунду остолбенели. Из горла туземца толчками лилась кровь, а слабеющими руками тот держался за длинное древко с черными перьями…
Гречиничи
— Ваше императорское величество! Это великолепная винтовка, намного лучше барабанного штуцера Кулибина. Гораздо лучше!
«Наш барон светится от счастья, даже задрал кверху свою куцую бороденку. Аж глазенки сияют, ноженьками в сапогах притопывает», — Петр хмыкнул, но на душе стало пакостно.
Он, государь всея Руси, требуя от других рачительного отношения к казенным средствам, сам жидко-жидко обгадился. Это надо же так крепко влететь, бездарно деньги на ветер пустить. Ну, Кулибин, ну, мастер…
— Мы ее в пыль бросали! Стреляет! Водой полили — тоже стреляет. Затвор без отказов ходит, детали пригнаны с тщанием. А «барабанка» капризна, механизм часто ломается, грязь али пыль попадет, и все — сломана! Разбирать приходится, налаживать. Пружинки так и летят! Разболтается барабан, обтюрация неполная — пороховые газы, если зазеваешься, руки обжигают. Перчатки не помогают, да и плохо в них стрелять. У моих егерей руки в волдырях, одной мази сколько извели?!
Петр почернел, заходил желваками. Кому приятно, когда мордой в собственную мочу, как худого котенка, тычут? Сам он много раз так делал. А тут с детским восхищением и непосредственностью его самого мутузят, не понимает высокой политики тевтонская морда.
— Государь! Надо все новые фузеи, что с дула заряжаются, в такие переделать. И их только на оружейных заводах…
— А патронов где я тебе столько возьму?! — возмущенно прошипел Петр немцу. — Мы только с прошлого года картонные гильзы выпускать стали, и то сейчас едва тысячу в день делают. И что? Раз выстрелил, и выбросил! Ладно, бумагу не жалко, а флянец, донце-то латунное! Копейку такая гильза стоит! Ты же немец, считать должен уметь?!
— Так ведь латунная гильза, государь, больше гривенника обходится?! — Барон непонимающе посмотрел на императора, как бы говоря ему — сам-то считать умеешь?
— Четырнадцать копеек, — сухо уточнил Петр, немец не желал его явно шпынять. И заговорил быстро, как бы оправдываясь, но понимая, что императору такое не к лицу: — Тянуть гильзы мы не можем, технология сейчас не та. Вручную делаем, льем, сверлим. Оттого и дорого выходит, тяжелые они, с толстыми стенками. Но ее переснарядить сотню раз можно. Капсюль, пуля, порох да работа — в три копейки обходятся. Теперь сам подсчитай экономию — сколько раз на рубль можно выстрелить?
— Ровно 25 выстрелов картонными патронами, — немец быстро выдал ответ, потом несколько секунд задумался.
— Патрон металлический 17 копеек стоит, и его заново снарядить можно еще 27 раз. И две копейки останутся.
— А если сотню раз одну гильзу снарядить, то мы полтинник звонкой монетой выгадываем на каждой! Понятно? Одно худо — едва триста таких патронов в день делают, трудоемко занятие сие да и затратно. Картонные намного легче делать, клей успевай да штампуй донца.
Петр закурил папиросу — странно ведь, новую винтовку сделали, лучшую, радоваться должен, а тяжесть в груди. Сам себя решил перехитрить, сэкономить, вот и вышла боком прижимистость. Иметь на вооружении две разные винтовки под один патрон накладно для тощей казны.
— Это в барабанных винтовках гильзы в гнездах не могут потеряться, барон. Вытащил их да в сумку высыпал, новые патроны вставил и стреляй. А тут затвор передернул и выронил гильзу на землю. В бою да в суматохе разве подберешь? Одни потери будут — а это денежек немалых стоит…
Петр нахмурился, бросил окурок, свирепо затоптал его сапогом. Мысли ворочались в голове саманными кирпичами. Даже захотелось водки жахнуть от огорчения. Правильно говорят — лучшее враг хорошего!
— Сейчас по два десятка фузей в день выпускают, это шесть тысяч в год без праздников и выходных выходит. Исхитрится Кулибин, допустим, и все магазинными делать будет. Хотя вряд ли — он мне написал, что переделывать смогут три-четыре штуки в день. А ведь можно и больше!
Внезапно Петра осенила мысль, он оживился, потянулся за очередной папиросой — желание выпить водки пропало начистую.
— Кадры у него свои! Тульская «фазанка» три выпуска сделала. Станки есть! Да они у меня все двадцать фузей в день магазинными делать будут, а не четыре, лодыри. В Свияжске производство картонных патронов легко можно утроить, до поры надобности не было — «барабанок» за пять лет едва три тысячи сотворили. Зело сложна и капризна — охтинские часовщики матом кроют. Да в Казани мануфактура может начать такие же патроны делать…
Петр ухмыльнулся и одобрительно посмотрел на Рейстера — вовремя тот ему задачку на сообразительность подкинул. Но подполковник промолчал, хитрый. Только взгляд стал ехидным, насмешливым.
— Ты говори, барон, что за пазухой еще прячешь?
— «Барабанки» пехоте не нужны, вы тут полностью правы, ваше величество! Как только новых винтовок будет в достатке, их через пару лет коннице передать все нужно. Там в самый раз будет, ведь затвор передергивать не нужно. И гильзы металлические целы будут. И руки драгуны не обожгут — они же краги носят. Лучше вместо «барабанок» револьверы кулибинские делать, как этот. Они намного нужнее — пистолеты нынешние только на один выстрел, а там шпагу в ход только и пускать. А с этого шесть раз без перезарядки пульнуть можно!
Рейстер хлопнул себя по бедру, где, прикрепленная к поясному ремню, висела массивная кобура. Петр задумался — первая партия револьверов имела длинный ствол, а деревянную кобуру в случае нужды можно было превратить в приклад. Держал он в свое время отцовский маузер в руках — по этому типу ее и приказал сделать. И делали в Ижевске на секретном оружейном заводе по штуке в день плюс четыре барабанные винтовки.
— Механизм у них со штуцером один, точь-в-точь! Патрон и ствол короче, легче делать, и дешевле порядком выйдет, ваше величество! А патроны… да просто — из металла для учебы, и не потеряются, и снаряжать легко в полковых обозах. А картонные для боя — потерять не жалко!
Петр радостно осклабился — допрежь никто его здесь за эти годы так качественно не «отвозил». А глупостей он «наморозил» изрядно, может, маловато для государства, но с избытком для себя лично. А потому такой урок необходимо было отметить.
— Нарцисс! Розу тебе в… одно место! Две чарки водки сюда подай, я с господином гвардии полковником за его новый чин выпить желаю!
Троянов вал
— Платон, а ведь вал магометанами не занят! — Сотник Семен Куломин придержал коня, всматриваясь в высокую насыпь.
На всем ее протяжении не виделись блестки от начищенных ружейных стволов или заточенных острых татарских сабель, не показывались таящиеся человеческие фигурки, не слышалось ржания лошадей, не побрякивала плохо пригнанная сбруя.