Его взгляд заставил ее умолкнуть — на несколько часов, — не проронив ни слова, она спустилась на пляж, села на песок и безмолвно смотрела на Тихий океан. Это логично, думала она тогда. Мы, найденыши, — особое племя и должны заботиться друг о друге... Возвращаясь в гостиницу, она вся лучилась материнским счастьем и, повстречав уличного торговца, продававшего нарядные, вручную расписанные подсвечники, купила в припадке великодушия целых пять штук. Один из них долго стоял у Тети Эллен на тумбочке в приюте, другой оказался на этой вот кухне в Вадстене. Но где теперь самый красивый из них, тот, что она поставила на полу возле кроватки мальчика, известно одним перуанским богам...
Кристина ставит перед ней дымящуюся тарелку горячего супа — такой знакомый кисловатый запах.
— Что, суп Тети Эллен? — голодно спрашивает Маргарета и хватает ложку.
Кристина впервые за весь вечер улыбается:
— Да, она в последний год передала мне кучу рецептов... Гуляш. И малиновый пирог...
Маргарета плотоядно улыбается над ложкой с супом:
— О, малиновый пирог! Я тоже хочу рецепт... Помнишь?
Дальше можно и не говорить, Кристина смеется низким, кудахчущим смехом, он кажется эхом того давнего смеха Тети Эллен. Она разливает вино, и рука дрожит в такт смеху.
— Как тебя застукали, когда ты прямо всей пятерней залезла в банку с вареньем. Крепко тогда тебе влетело! Честно говоря, я до смерти испугалась...
Маргарета улыбается в ответ:
— Да, прямо черт знает что! Такая гроза разразилась...
Кристина протягивает ей плетенку с хлебом — уже менее скованным жестом, — лед между ними почти растаял.
— Ты на могиле давно была? — спрашивает Маргарета и берет ломоть теплого хлеба, уже пальцами чувствуя, что и хлеб испечен по рецепту Тети Эллен.
Кристина пожимает плечами:
— В День Всех Святых. Тайком пробралась — последнее время мне неприятно ездить в Муталу...
Маргарета изумленно замирает, не донеся до хлеба ножик с кусочком масла.
— Почему? Ты что, с ней там столкнулась?
— Нет, но...
Ее взгляд уперся в стенку позади Маргареты.
— Ну, — торопит Маргарета. — Но — что?
— Ощущение, что за тобой следят. Словно все там знают, кто я. После того случая, когда она стащила мои бланки для рецептов. Из-за этого меня сколько раз в полицию вызывали! А потом пришлось еще свидетельствовать на суде. В газетах писали, местная радиостанция сделала передачу — нет, это что-то невообразимое...
— Но ведь твоего имени не называли?
Кристина криво ухмыляется:
— Это все равно. Тут всем про всех все известно. Знаешь, что со мной произошло этой весной? Поехала я в Муталу за покупками и зашла пообедать в маленький современный ресторанчик возле рынка, знаешь, где комплексные обеды. И тут является его владелица собственной персоной и начинает убирать со столиков. И все крутится вокруг меня, причем так стучит тарелками, что я волей-неволей поднимаю на нее глаза. Тут она и говорит: «Простите, вы не доктор Вульф из Вадстены?» Пришлось сознаться... Тут она скорчила сочувственную физиономию: «Понимаете ли, я хотела только сказать, что мы собрались было взять вашу сестру сюда в ресторан судомойкой, вроде как помочь хотели, но ничего не вышло...»
Маргарета сморщила нос:
— А ты что?
— А что мне оставалось? Спросить, почему именно ничего не вышло? Не устраивала ли она стриптиз для посетителей? Или принимала клиентов у себя в моечной и занималась там непотребством? Или впрыскивала в картошку амфетамин? Нет уж, спасибо! Я просто встала из-за стола и сказала все как есть. Что никаких сестер у меня нет!
Это пощечина. Но Кристина будто и не замечает, как щеки Маргареты загорелись и пошли красными пятнами. И преспокойно поднимает свой бокал:
— Ну, за тебя — добро пожаловать!
Но Маргаретина рука неподвижно лежит на столе — свой бокал она поднимать не станет.
И преспокойно поднимает свой бокал:
— Ну, за тебя — добро пожаловать!
Но Маргаретина рука неподвижно лежит на столе — свой бокал она поднимать не станет.
— Извини, — говорит Маргарета и сама удивляется своему спокойному голосу. — Я что-то растерялась, когда ты разливала вино. Я же за рулем — ночью я еду в Стокгольм...
И мысленно добавляет: а сюда больше никогда не вернусь. Никогда, никогда, никогда! Можешь не сомневаться, мещанка ты несчастная!
Кристина недоуменно опускает бокал.
— Но зачем тебе ехать ночью. В такую погоду... Да и машины у тебя нет.
Маргарета мельком взглядывает в кухонное окно. Там метет вовсю, но до снежной бури пока что далеко.
— Возьму в прокате. Работа, сама знаешь. Послезавтра заседание в Физическом, надо подготовиться...
— Все же нам надо поговорить, — возражает Кристина. Она посерьезнела, кажется, до нее дошло, что она только что ляпнула.
— Вот и поговорим, пока ужинаем...
Кристина опускает глаза и глубоко вздыхает:
— Но Маргарета, пожалуйста... Мы же так давно не виделись. Ну если я тебя очень попрошу?
Маргарета смотрит на нее в упор, но Кристина не подымает глаз, только белые пальцы-пинцеты нервно собирают крошки со скатерти.
— Пожалуйста! — повторяет она, не подымая глаз, но теперь уже кажется, что она просит искренне. Повисает молчание. Маргаретины мысли скачут. Собственно говоря, ехать в ночь совсем даже неохота, но и оставаться тоже не хочется. И то и другое — унизительно. Но внезапно выход найден.
— Ладно, — говорит она и берет бокал. — Если рвану с утра, ничего, успею. Тогда заодно заеду в Муталу на могилу. Потому что уже давным-давно никто не навещал ее, надо хоть цветов туда прихватить...
— А Биргитта? — напоминает Кристина после ужина, когда обе уже молча сидят перед кафельной печкой в гостиной. — Что нам делать с Биргиттой?
— Убить, — отвечает Маргарета и отпивает большой глоток из ликерной рюмки. Кристина налила ей «Амаретто», у него мягкий вкус и миндальный аромат, но в следующий миг ее горло приятно обжигает. Вот теперь стало совсем хорошо. Кристина угостила ее кусочком той прекрасной жизни, на которую у нее самой никогда не хватало времени. Такая жизнь требует внимания к мелочам, а времени на мелочи Маргарете всегда было жалко. Подростком она вечно разгуливала в съехавших на бедра трусах и в сбившейся в ком нижней юбке, потому что ей жалко было и двадцати секунд на то, чтобы привести себя в порядок. Так шло и дальше. Уже взрослая, она начинала день, на ходу заглатывая чашку растворимого кофе у посудного столика. Стоя, обжигая язык и смутно мечтая о настоящем завтраке за накрытым столом. С завтрашнего дня, обещала она себе каждый раз, начну новую, правильную жизнь. Брошу курить, стану делать зарядку и завтракать, занавески на кухне повешу... Но не сегодня, сегодня столько дел, и если их все не переделать немедленно, то все, смерть придет, больше вообще ничего не успеть.
Сама Кристина от ликера воздерживается. Она, похоже, с юности побаивается алкоголя: за ужином лишь несколько раз осторожно пригубила вина из бокала. Теперь она сидит выпрямившись в своем вольтеровском кресле, положив ногу на ногу и держа чашку с кофе обеими руками. Прямые пальцы растопырены, так что кажется, будто чашка зависла между их кончиками. Чтобы сделать глоток, она наклоняет надменную голову над чашкой, едва касаясь краешка губами.
— Да. — Маргарета откидывается на мягкий подголовник кресла. — Пожалуй, надо взять и убить ее.
Кристина чуть улыбается:
— Заманчиво, что и говорить. Только слишком поздно...
Маргарета растерянно моргает:
— Почему поздно?
Кристина отпивает еще глоток кофе, улыбка сползает с лица.
— Надо было сразу ее убить, когда все это случилось с Тетей Эллен.