По комнате словно пронесся мимолетный сквозняк с гнилостным букетом подвальной сырости и испражнений.
— Алешка чиркнул зажигалкой, нашел оброненную свечу, зажег. До чего же дурацким оказался этот Валерка Самсонов! Алешка Разум не смог удержаться… — Разумовский запыхтел и рассыпался мелким, как бусы, мстительным смехом.
— Разум вытащил свой нож и приступил к разделке трупа. Не спеша, обстоятельно. А куда торопиться? Времени — товарный вагон. Вначале одним взмахом отпластал Валеркин зуд — без злобы, просто из интереса. Вскрыл брюшную полость, затем мягкие ткани в области тазобедренного сустава. С головой пришлось повозиться — пока лущил ножом шейные позвонки. Поинтересовался, как устроено колено. Несколькими метким взмахами ножа рассек сухожилия в основании голени, поковырял лезвием в костях, прошелся по мясу — и отчленил Валеркину правую ступню… В голосе Разумовского звучала сытая радость.
— По времени почувствовал, что заигрался, сложил Валерку на полку и побежал домой. Благо уже темно было, никто не увидел, что рубашка и штаны кровью испачканы. Разум дома грязную одежду спрятал, а сам юркнул в кровать…
Алешка лежал, укрывшись одеялом. Спящий его профиль с лунным пятнышком на щеке улыбался.
— Утром новое ЧП — пропал Валерка Самсонов. Опять милиция. Ходят, расспрашивают. Обратились и к Алешке Разуму — не видел ли? Он только плечами пожал: «Мы с ним не дружили!» — а сам пошел искать Танечку Санжееву…
Эта Санжеева уже появлялась раньше — в сцене с ухаживаниями отвергнутого Алешки, но тогда я почему-то не обратил особого внимания на ее внешность. Несколько крупных планов позволили хорошенько рассмотреть Таню, и результат, честно говоря, меня потряс. Если Самсонов отдаленно походил на Алферова, то Таня Санжеева была фактически списана с Наташи Новиковой. Я успокоил себя тем, что это, вероятно, распространенный тип красоты. В конце концов, и моя «семерка треф» была как две капли воды Новикова…
— Алешка Разум видел, как расстроена девочка тревожным известием о Валерке. Алешка сказал Тане, что хочет поговорить с ней. По секретному делу. Убедившись, что на них никто не смотрит, Разум начал рассказ. Таня не знала, да и никто не подозревал, что Разум и Валерка Самсонов настоящие друзья! Не разлей вода! Валерка даже прозвище придумал для Алешки — Разум! За то, что Алешка такой умный. Двойки в школе — не показатель…
Алешкина фантазия снова воссоздала сказочные катакомбы. К обстановке оружейного склада добавились письменный стол и телефон, а под потолком зажглась яркая электрическая лампа. Валерка и Алешка были в военной форме, оба перетянуты портупеями, в фуражках.
— У Валерки и Разума своя секретная организация, называется «Тайные пионеры», в которой Валерка — командир, а Разум — комиссар. У них на заброшенном стекольном заводе штаб. Они тайно помогают работникам милиции искать и обезвреживать шпионов. Валерка сейчас выполняет важное задание, поэтому и скрылся, но он оставил письмо — специально для Тани. Письмо спрятано на заводе, и Разум может отвести туда Таню. Никому говорить об этом нельзя. За болтливость — смертная казнь! Так постановили Разум и Валерка…
Разумовский хмыкнул:
— Тут Алешка немного не рассчитал. Девочка наотрез отказалась идти на стекольный завод. Более того, она немедленно захотела сообщить взрослым о «Тайных пионерах». Алешка еле уговорил Таню подождать полчаса и сходить с ним на чердак, где у них рация. Он свяжется с Валеркой, и тот лично все Тане объяснит. Идти на чердак Таня согласилась…
Последний пролет закончился узкой деревянной лестницей. Дверь, ведущая на крышу, больше походила на калитку — маленькая, из грубо сколоченных досок. Сорванный замок раззявленным железным пальцем зацепился за скобу…
— Когда они поднимались по ступеням на чердак, Алешка уже знал, что будет с Таней. Ему не было жаль девочки. В конце концов, она же нарушила устав «Тайных пионеров». Пускай этой организации не было на самом деле — какая разница! Алешка Разум так или иначе предупредил о высшей мере наказания за болтливость и предательство. Мальчишка сам на миг поверил в существование «Тайных пионеров» и исполнился карательной миссией. Как только Таня ступила на чердак, он вцепился ей в шею. Едва с возней на полу было закончено, Разум привычно взялся за нож…
На лежащей девочке была вспорота одежда. По туловищу шла прерывистая линия ножевого разреза, на полу валялись кишки. Голова отделена от туловища, под горлом натекла кровяная лужа.
— До чего плохо, что упрямая девчонка не согласилась идти на завод! Вот как теперь перенести туда Таню?! Даже частями это заняло бы не один де, нь! Для начала Алешка решил самые важные части тела захватить. А это что? Ясно и без подсказки — голова да женский орган. По ним сразу Таню определишь…
Алешка Разум орудовал ножом между раскинутых ног девочки.
— Из мешка с тряпьем достал байковый платок. Предусмотрительно укутал голову и орган в газету, чтобы не протекли, а потом уже обернул их платком и затянул крепкий узел — на ходу не развяжется! Алешка постарался не испачкаться в Тане и вернулся во двор до темноты…
С невозмутимым видом Алешка вышел из подъезда, огляделся по сторонам и поковылял в сторону дома.
— Одного не учел Алешка Разум — что девочки хватятся этим же вечером. Хоть и жила она через улицу от Разума, а переполох докатился аж до Алешкиного двора. Все родители похватали своих детей и спрятали по квартирам. Приехала милиция — искать пропавшую Таню…
Диафильм показал двор с птичьей высоты — внизу суетящиеся люди в форме, два черных, милицейских «воронка». Кадр плавно перетек в следующий, «воронки» преобразились в черные Алешкины ботинки у кровати…
— Неспокойно было на сердце у Разума. Приготовленный байковый узел на чердаке точно звал Алешку, торопил: «Спеши, спеши, спеши…» — Разум Аркадьевич зазвучал шепеляво и глухо, будто говорил и одновременно жевал тряпку.
— Эх, была не была! Ночью Алешка потихоньку встал, открыл окно. Благо второй этаж, невысоко. Алешка бесшумно сполз по карнизу. Видели бы одноклассники, какой он бесшумный, ловкий, как умеет красться — пограничник не заметит! План был такой: сперва на заветный чердак, где узел, потом на завод, в подвал — а там будь что будет!..
Замелькали уже знакомые по началу диафильма кадры: Разум бежит по ночным улицам, прижимая к груди узел, укрывается за деревьями от проезжающих машин, никнет к земле, не дышит. Вот Разум минует заводские ворота, крысой ныряет в подвал. Одна за другой загораются свечи на тайном складе…
— Алешенька, что же ты натворил! Алеша-а-а-а! — В горле Разумовского словно отозвалось эхо давешнего надорванного крика.
На газете лежала голова Тани Санжеевой и кровавый вырез промежности.
— Алешка когда-то нашел среди развалин и принес в подвал две десятилитровых бутыли — чудом сохранились после бомбежек. Вот теперь пригодились. На узкие стеклянные горла насадил отрезанные головы: Валерки Самсонова и Тани Санжеевой…
Валерка, точно дразнясь, вывалил синий язык, один глаз полностью открыт, второй косо прищурен. У Тани на лбу глубокая ссадина, под носом разводы крови, некрасиво оскалился рот. В искореженном виде мертвая пара обрела новое мрачное и одновременно карикатурное сходство с Алферовым и Новиковой…
— Алешка не торопясь расставил оскорбителей на полке. Вот они — Валерка и Таня, пустышки с бутылочными туловищами. Разум теперь ваш хозяин! Схватил отчлененную Валеркину ступню и ей же с размаху Валерку по морде — бац! Получай! Слетел Самсонов с полки, башка в сторону, бутылка вдребезги!..
Разумовский очень похоже сымитировал резкий и рассыпчатый стеклянный бой.
— Бац! У Тани голова отскочила вместе с отколовшимся бутылочным горлом! Кого вы, глупые прозрачные кегли, осмеливались дразнить?!
Разум Аркадьевич сухо рассмеялся, точно закашлялся.
— На газете кровавой медузой лежал Танин женский орган. А ну, Леша, покажи класс! Шлеп! Шлеп! Валеркиной галошей! По пизде-е-е!
Я вдруг понял, что рассказ Разума Аркадьевича уже давно перестал восприниматься мною как медленная череда картинок. Они мелькали с какой-то мультипликационной скоростью, и даже поворотное колесико сменило медленный скрип на тихий стрекот кинопроектора. Лишь прозвучавшее второй раз матерное слово заставило меня очнуться от этого оптического эффекта.
Мультик сразу стал диафильмом. В кадре замер мальчик, в руке ступня, напоминающая домашний тапочек, будто Алешка охотился на прусаков. Кругом осколки, Самсонов с пола глядит перекошенным профилем, Танина голова вообще закатилась под полку — виднелись растрепанные волосы…
Я снова ощутил коварное неудобство моего детского стульчика. Пока я внимал подвальным бесчинствам Алешки Разума, мои ноги, до того изрядно онемевшие, окончательно потеряли всякую чувствительность. Я ущипнул себяза голеньи с удивлением ощутил только мышечное усилие сжимающихся пальцев — в ноге щипок никак не откликнулся, словно она перестала быть осязаемой частью моего тела, превратившись в какой-то посторонний предмет. Если бы я захотел встать, наверняка не справился бы с этой задачей. Густой мышечный отек поднялся от поясницы до шеи. Я понял это, когда оглянулся на Разумовского — проверить, что он там поделывает. Разум Аркадьевич, как и положено, кадр за кадром вращал колесико, прямой, точно диктор в новостях.