Они снова пошли. Но прошли немного. Река свернула и долго текла под низко нависавшим боярышником. Тут приходилось взбираться повыше, цепляться за корни, за стволы, чтоб не упасть, изгибаться, продираться боком. Но потом кусты кончились, и вдруг они очутились на открытом месте.
Река тут расширялась, растекалась между стволами и наливала заводь. Крутые берега постепенно делались все ниже, и здесь они вовсе сошли на нет, вода сравнялась с землей. Здесь стало гораздо светлей. Росли одни вязы – очень высокие, не частые, и листья только в вышине, у верхушек.
За заводью река опять текла и текла, исчезала, и там, вдали, был густой кустарник.
– Смотри, как бассейн, – сказал Киншоу.
– Вроде. Только маленький.
– Как думаешь, его специально вырыли?
– Не знаю. Нет, наверно. Ой, смотри-ка – следы от копыт. Полно. Наверно, сюда олень приходил.
– Я же говорил.
Они на минуту замерли, почувствовав, что добрались куда-то и теперь непонятно, как дальше быть. Кажется, до конца леса ближе не стало, кругом была чаща.
Потом вышло солнце и наполнило поляну бледным, желто-зеленым светом. Вода в реке и в заводи сделалась совершенно прозрачная.
– Я придумал! Я плавать буду!
Хупер стянул с плеч сумку и швырнул на землю. Он содрал с себя всю одежду и разбросал как попало по траве. Киншоу на него смотрел. Он не двигался. Ему было не до глупостей. А Хупер опять про все забыл и только наслаждался приключеньем. Он голый побежал к реке, мелькнув среди стволов, будто какая-то белая зверюшка, прыгнул в воду, пустив взрывы брызг, и начал плескаться, скакать, танцевать, колотить руками.
– Киншоу, иди сюда! Ой здорово!
Он взбивал руками фонтаны.
– Ну, чего ты? Плавать, что ли, не умеешь? Мировая вода.
Киншоу все не двигался. Он вспомнил яркую, ненастоящую синь бассейна, в котором его заставлял нырять тот мальчик – Тэрвилл.
– Ты что – боишься?
Он подумал: нет, нет, тут же другое дело, тут хорошо. Там было плохо потому, что полно людей и дикий шум, и, если б он утонул у них на глазах, они бы все равно купались, стояли, хохотали, разговаривали как ни в чем не бывало. Он вдруг будто сразу вырос, стал ужасно сильный, могучий, он теперь что угодно мог. Он начал раздеваться, хотя и не разбрасывал вещи, как Хупер. Он их положил аккуратной стопкой на ранец.
Странно было стоять нагишом под открытым небом. Он посмотрел вниз, на свое тело и поджал пальцы на ногах, потому что под них забивались холодные листья. Хупер смотрел, ждал и бил руками по воде. Он начал выть, как дикий индеец.
Минутку Киншоу постоял на берегу. А потом его захлестнула радость, до него опять вдруг дошло, что вот он, Киншоу, стоит здесь, среди лесов, и опять он почувствовал, как это важно. Он вложил палец в рот, испустил ответный клич и с разгона бухнулся в воду.
Она оказалась просто удивительно теплая, плескалась у него между ног, лизала живот. Сперва он стоял в воде и дрожал от удовольствия. Потом поплыл, опустив лицо в воду. Он открывал глаза и смотрел вниз. Там было темно, зелено и сине. Проплывали рыбы. Он увидел ноги Хупера, они колыхались, как листья какого-то морского анемона. Он сделал бросок вперед.
Они долго-долго стояли в воде. Киншоу думал: не хочу вылезать, никогда, лучше этого нет ничего на свете. Они отмыли грязь, в которой вымазались, когда упали тогда с берега, и стали носиться, высоко задирая коленки, орали, плескались. В заводи было глубоко. Киншоу плыл под водой, выныривал, как черепаха, и брызгался на Хупера.
В конце концов солнце спряталось. Хупер уже сидел на берегу и разглядывал ноготь на ноге. Деревья подальше стали темные, почти черные, а вода, бурлившая вокруг Киншоу, вдруг помутнела. Он поежился.
– Я его ободрал, – сказал Хупер. – Об камень ударился.
– Кровь идет?
– Нет, но все равно внизу, откуда ноготь растет, мокро вроде. И покраснело.
– Лейкопластырь хочешь?
– А ты луну с неба хочешь?
– Зачем? У меня правда есть.
– Пластырь?
– Целая коробка. Какие хочешь.
Хупер поднял глаза. И сказал небрежно:
– Ладно, давай.
Киншоу побрел к берегу и вылез.
Хупер сказал:
– Ну, вид у тебя – ой.
Киншоу все еще стоял на четвереньках, с него стекала вода.
– Руки и ноги болтаются.
– А у самого? У всех так.
– Ну да, не так. Ты прямо как марионетка, когда все веревки поотпускали.
У Киншоу кровь бросилась в лицо. Не взглянув на Хупера, он прошел к своей одежде. Зубы у него стучали, руки стали синие и в мурашках.
– Фу ты, вытереться нечем, – сказал он скучно.
Хупер теперь стоял на берегу, хотя и не отрывал глаз от своего пальца. Он сказал:
– Мне холодно.
– Можно костер разжечь, – сказал Киншоу. – У меня спички есть.
– Не надо, опасно, наверно.
– Почему? Натаскаем камней и сделаем вроде печки. В воде полно камней. И потом – тут сыро, деревья не загорятся, ничего не будет. И что-нибудь сварим.
– Что варить-то? У меня только печенье и помидоры. И мятные лепешки. Их не варят.
– Помидоры можно сварить. И что-нибудь поймаем. Поохотимся.
– Это же глупая игра.
– Почему игра? Мы замерзли – это раз, а когда костер – заодно и варят. Мне есть хочется.
– Ну да, что мы тут поймаем? Фига два.
– А что хочешь.
– Ну, например? Да ты костер-то хоть разводил? Умеешь?
– Нет. А чего там уметь? Зажег – и все дела. Ты одевайся давай, а то закоченеешь.
Киншоу свернул трусики и быстро ими растерся. На него напала жуткая дрожь, ему даже стало плохо. Джинсы противно липли к ногам, когда он их натягивал. Он застегнул молнию, нагнулся и до отказа подвернул штанины.
Хуперу он сказал:
– И ты закатай, сейчас за камнями в воду полезем.
В воде было хорошо. Но теперь он вдруг спохватился, что, наверно, баловаться не стоило. Хуперу-то что, ему все шутки, игра, он и грозу забыл, и как он перепугался, и что они заблудились забыл, и вообще как они сюда попали. Киншоу подумал: кому-то надо соображать. Ну, а ему гораздо важней поскорей отсюда выбраться.
Но как оказалось приятно командовать Хупером! Еще вчера, еще даже сегодня утром он себе и не представлял такого, да в общем-то и не хотел. «А теперь, – он думал, – теперь я все знаю про Хупера. Он как маленький. И глупый. И вредный». Киншоу себя считал гораздо взрослей и вообще другим. Ответственней.
Хупер держал в руках плоский камень. Киншоу сказал: «Ну скорей давай». Хупер не ответил. И сразу Киншоу понял, что все он сглазил. Он обернулся. Хупер смотрел на него, держал в руках большой камень, и с него стекала вода. В глазах появилась прежняя хитрость.
– Хватит тебе командовать, Киншоу.
– Ладно, кончай, нам еще костер разжигать.
– А я тебе не нанялся.
Киншоу бросил камень, который сам держал, сел на корточки и стал рыть ямку. Хупер медленно, размеренным шагом подошел с берега.
– Ты кое-что забыл, а? – он сказал.
– Нам много камней таскать. Больших. Еще штук двадцать. Чтобы все как надо.
– Я кой-чего могу сделать, что тебе не понравится. Сам знаешь.
Киншоу снизу взглянул на него с тоской и отвалился на пятки.
– Собираешься ты костер разводить или нет, а, Хупер?
– Не притворяйся, как будто не слышал.
– Хватит умничать. Ты только болтаешь.
– Это я-то?
Нет, Киншоу подумал, нет. Ох, господи, боюсь я его, боюсь.
– Ты меня боишься. Потому и убежал. Ты меня с самого начала стал бояться. И нечего из себя строить.
Киншоу встал и, ни слова не сказав, пошел к реке за новым камнем. И услышал за собой шаги Хупера.
– Сам небось знаешь, что будет, если мы тут ночевать останемся, – сказал Хупер.
– Что будет? Ничего.
– Придется всю ночь костер жечь.
– Ну. – Киншоу поднял камень и на Хупера опять не взглянул.