Элементарно: соблазнить одинокую женщину, напроситься к ней в номер. И остаться на ночь. Вон где-то музыка играет, это танцы, какой пансионат или санаторий без танцев? Правда, одеяние не бальное, но тут все попросту, как дома.
Танцевальная площадка была вне здания, крытая, с деревянным полом, увитая плющом. Неделин не успел оглянуться, к нему подошла симпатичная женщина лет под сорок.
Извините, — сказала она. — Я сигареты оставила. Не угостите?
Именно то, что нужно, подумал Неделин. Вон как смотрит. Не сигарета тебе нужна, милая, другое тебе нужно!
Я тоже в номере оставил, — сказал он. — Сейчас стрельну для себя и для вас.
Стрельнул, угостил женщину, угостился сам. (Постоянно курить ему не хотелось, но иногда возникало желание.)
Я и танцевать не собирался, — сказал Неделин. — Видите, одет как. А сейчас захотелось потанцевать. Вас вот увидел и захотелось.
Тогда танцуем, — сказала женщина и потушила едва начатую сигарету. Они стали танцевать.
Не умея говорить, Неделин решил сразу действовать, время дорого! Прижал женщину к себе очень тесно и поцеловал в шею, благо освещение зыбкое, неверное, со стороны не разберёшь, то ли целует, то ли просто сомлел и склонил голову.
Женщина ничего не сказала. Неделин прямо посмотрел ей в глаза — она выдержала, смотрела спокойно, согласно. Неделин взял её за руку и повёл. Привёл к морю. Стал обнимать, целовать, женщина отзывалась послушно, с тихим смехом.
Это надо же!-сказал Неделин. — Где ты раньше была?
А ты?
Искупаемся?
Прохладно.
Пройдёмся?
Уже поздно. Мне гора.
Что значит — пора? Ты свободна?
Как ветер. Но пора. Я вчера ночь не спала.
Почему?
Не спалось.
Предчувствовала.
Что?
Что меня встретишь.
Нахал.
Ещё нет.
Мне пора.
Я умру, я тебя не отпущу.
Мне пора. Хороший мой… Мне пора!
Я провожу?
Проводи.
Танцы кончились, но где-то ещё слышалась музыка.
Где-то музыка, — сказал Неделин.
Это в баре.
Там есть что выпить?
А ты что, первый день тут?
Да.
Есть, если суметь. Ты сумеешь. Только быстренько, ладно?
В баре Неделин сказал бармену, очень похожему на бармена из «Горного утёса»:
Попить хочется чего-нибудь особенного.
Попит или выпит? — тихо переспросил бармен.
Выпит, дорогой, выпит!
Бармен поставил перед ним стакан с коричневой жижей.
Портвейн? — утвердительно спросил Неделин. — Пят рублей?
Шест,-сказал бармен.
Неделин, подняв стакан, вспомнил наконец, что нужно представиться:
Пётр.
Лена.
Да?
А что? Жену так зовут?
Я не женат. За знакомство!
Они выпили и поговорили. Лена рассказала, что муж у неё недотёпа, что работа у неё нудная, что зато теперь она пришла к мудрости: не требовать от людей больше того, что они могут дать, но не упускать того, что они могут дать на самом деле и без усилий. Неделин с ней согласился.
Ну что ж…— сказала Лена, посмотрев на часы.
Я провожу, — сказал Неделин.
Лена засмеялась. Они поднялись в лифте, прошли по слабо освещённому коридору. Лена вдруг остановилась, прижалась к Неделину, сказала глубоким волнующим шёпотом: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» Глаза её сверкали неведомыми драгоценными камнями, волосы разметались по плечам, она была прекрасна, и всё неистовее возила и елозила по телу Неделина своим гибким телом. Не помня себя, Неделин стал стаскивать с неё кофточку, но она отпрыгнула и сказала:
Я пришла. Вот моя дверь.
Мы пришли, — уточнил Неделин. Лена мягко остановила его:
Завтра.
Не выдержу. Хочу к тебе.
А что муж скажет?
Какой муж?
Спит который. Нарезался и спит. Теперь часов четырнадцать будет спать, не меньше. Но чутко спит. Так что — до завтра.
—До завтра, — уныло сказал Неделин.
Глава 19
Он спустился в бар — ловить безнадёжный шанс.
Но в баре никого не было, кроме лысого аккуратного гладкощёкого гражданина, который пил апельсиновый сок под холодным взглядом бармена. Неделину же бармен улыбнулся.
— Выпит? — спросил он.
Выпит!
Выпить, а там видно будет.
Сбоку что-то появилось. Отпив глоток, Неделин повернулся: гражданин со стаканом сока.
По какой причине пьём? — спросил гражданин.
Пошёл ты.
Я вас видел сегодня е столовой. Вы не из «Тюльпана». Вы бродяга? Кто вы?
Рецидивист.
Для рецидивиста у вас слишком культурная внешность.
Я валютной спекуляцией занимаюсь. Интеллигентная работа.
Сомневаюсь.
Неделин вгляделся в умное лицо собеседника — и вдруг захотел рассказать ему всё. Но удержался, рассказал лишь часть. То есть часть выдуманного приключения.
Вы угадали, я бродяга. Поссорился с друзьями. Понимаете, я приехал на их машине. Палатку разбили. И они стали относиться ко мне как к нахлебнику. Подай, принеси, порежь. Мне стало обидно. Я сказал: мне это не нравится. Они сказали: а куда ты денешься? То есть так получилось, что перед отпуском я оказался без копейки. Долги отдал. И они сами уговорили меня поехать. Мы обеспеченные люди, нам ничего не стоит! И вот… Я ушёл от них — без копейки. Уже неделю хожу по берегу. Не на что уехать. Нет, теперь есть на что, — Неделин перехватил взгляд, брошенный на пачку денег, которую он легкомысленно положил на стойку. — Это краденые. Да, украл. Можете сдать меня в милицию. (По глазам видел: не сдаст. Понимает и жалеет. Настоящий человек.)
Зачем же, — сказал настоящий человек. — Меня Евгением зовут.
А я — Пётр.
Очень приятно. Как дальше, это ваше дело, а ночь можете у меня переночевать. У меня приличный номер-постель и диван-кровать для гостей. Диван — кровать, правда, без белья, но придумаем что-нибудь.
Мне неудобно.
Пустяки какие.
Я возьму с собой вина?
А вы не пьяница? Не напиваетесь?
Нет. Я и для вас.
Я не пью.
* * *
В номере Евгения Неделин с наслаждением принял ванну, за это время Евгений соорудил небольшое застолье, у Неделина не хватило сил отказаться. Через полчаса он сидел, ублаготворённый, потягивал, смакуя, мерзкое вино, затягивался сигаретой — у Евгения нашлись сигареты, хотя сам он не курил, — и слушал тихие слова Евгения, любящего, как выяснилось, пофилософствовать.
Люди привыкли жить в одномерном мире. Ну вот вам пример. Сможете из шести спичек построить четыре равносторонних треугольника?
Он высыпал на стол спички, Неделин нехотя поковырялся и бросил.
Видите, вы даже не даёте себе труда поразмыслить. Вы пытаетесь сделать это на плоскости, исключительно на плоскости.
А-а! — догадался Неделин. Положив на стол три спички треугольником, он тремя остальными выстроил пирамиду, грани которой, включая нижнюю, и образовывали четыре равных треугольника.
Вот именно! — сказал Евгений. — А другие и после подсказки не понимают! Привыкли, понимаете, привыкли к одномерному миру! У нас всё — единое для всех. Даже партия — и та одна на всех. Даже… <Примечание автора. Далее — политические разговоры Евгения, бывшие актуальными и смелыми до 85-го года, когда происходило все здесь описанное, но теперь не имеющие никакой цены.>
Даже к духовным ценностям человека мы относимся одномерно, — продолжал Евгений. — Мы говорим о нравственных обязанностях человека, а человек ненавидит то, что он обязан делать. Надо говорить о нравственных возможностях. Они невелики? Но надо строить мир с учётом их, настоящих, а не пытаться сперва переделать человека. Надо использовать в первую очередь эгоизм человека во имя всего общего блага. И надо отвыкать от одномерности. Знаете этот избитый пример о художнике, который увидел лондонский туман розовым — и после него таковым увидели туман сами лондонцы? Но дело в том, что туман-то вовсе не розовый! Он —всякий! Предметы не обладают цветом, цвет им даёт солнечное излучение. Я хотел бы стать дальтоником.