Когда собеседники перешли к делу, иронично-ёрнический тон беседы поменялся на деловой. Виктор даже забыл, где он находится, увлёкшись проблемой, изложенной полковником.
— Националисты, говоришь, расплодились?
— Именно. Особенно в советском периоде. Проходу от них нет: бритоголовые при Брежневе, русофилы при Сталине… Мемтуристы завалили жалобами, а начальство давит.
— За нарушение Исторической доктрины Российской Федерации? — догадался Холодов. — Ведь там чёрным по белому сказано «не допускать в мемориуме проявлений национализма, расизма, шовинизма…»
— Если бы только это! — вздохнул Бурлаков. — Ещё и Мемконтроль Израиля постоянно претензии шлёт за антисемитизм: Ленин — еврей, Сталин — еврей, еврейские карательные эскадроны по мемориуму скачут…
Виктор рассмеялся:
— Насчёт Сталина чушь, это легко поправить. А Ленин, я слышал, сам был, вроде как…
— Да какой из Ленина еврей! — досадливо сморщился полковник. — Где ты видел рыжих лысых евреев с узкими глазами и калмыцкими скулами?
Бурлаков поднялся из-за стола и стал расхаживать по тесной комнате.
— Сталинская эпоха вообще одна из самых сложных. А нас там, как назло, диссонанс на диссонансе. Вначале был «Сталин готовился завоевать Европу — Сталин был не готов к войне». Ладно, консонировали. Сделали так, что Сталин готовился к наступательной войне, не знаю, есть такая или нет. Потом другой диссонанс возник: «комсомольцы жируют — в комсомол загоняют насильно». И с этим справились, консонировали так, что в комсомоле жирует только верхушка. Тут новый диссонанс — «При Сталине расстреливали за анекдот — публикации сатириков типа Зощенко, Булгакова и Ильфа с Петровым». Ладно, консонировали: сделали так, что цензура запрещала эти вещи, но Сталин во время очередной пьянки лично разрешил. Тупо, конечно, но прокатило.
Полковник раздражённо вынул сигарету, прикурил от тлеющего окурка первой и усиленно задымил:
— А теперь националисты подгадили ещё одним диссонансом: «Сталин уничтожал евреев — Сталин сам был евреем». Как его консонировать прикажешь? Сам знаешь, что диссонансы ведут к хистпарадоксам и вызывают биение мемориума: появляются парадоксальные события, возникают неучтённые альтерны с антилогичными законами…
— Убрать националистов из мемориума, и пусть вождь продолжает евреев уничтожать, — предложил Виктор.
— Это и ослу понятно! Кто только убирать будет? У меня на сталинской эпохе самая большая текучка. Недавно инспектор сменился — перевели с эпохи Екатерины Второй. Привык он там в носу ковырять — никаких проблем!
— Не скажи. Был я в той эпохе как-то раз по молодости, один альт-документик добывал насчёт продажи Аляски. Там бедную Катю куча мемпутешественников одолевает. Одни хотят фаворитами заделаться, другие — отомстить за проданную Аляску. Им чихать, что не Катя продавала. И убивали её не одну сотню раз, поверь. Ты видел когда-нибудь убитых в мемориуме, которые по исторической логике должны продолжать жить? Они и живут и не живут одновременно. Мы их неваляшками называем. Очень неприятное зрелище! Особенно неваляшки, которых много раз умертвляют…
Бурлаков прервал воспоминания Виктора:
— Да плевать на Катю! У меня другая проблема: через месяц мемориум должен посетить президент с командой. Он хочет пробежаться по советскому времени, увидеть величие Родины. Мне начальство задачу поставило — чтобы всё чисто было. Асфальт везде, российские флаги вместо красных, надписи «СССР» поудалять и всё такое. Забот по горло, тем более что нужно ещё отовсюду вычистить коммунистов.
— Как это? — удивился фатумист. — Там весь всё ими пропитано!
— То-то и оно! По последней редакции Исторической доктрины наша страна должна процветать без всяких коммунистов. А те должны ей только мешать цвести. Работы море! Скажем, Гагарин по Доктрине должен быть антикоммунистом и, к тому же, православным. Попробуй-ка сделай! Поэтому мне совершенно некогда ещё и с националистами возиться!
Виктор рассмеялся:
— Похоже, команда президента сама вносит кучу диссонансов! СССР без коммунистов — как кино без попкорна! С прошлым президентом, помню, проще было. Он был либерал-западник, поэтому СССР был империей зла, а у власти — злые коммуняки. Всё предельно ясно! А нынешний патриот, по-моему, сам внутренне диссонирует: и страна должна быть великой, и коммунисты плохие. Хоть бы определился!
— При либеральном президенте было ничуть не проще, — возразил фатумисту Бурлаков. — В тогдашней Доктрине было сказано, что Сталин в тридцать седьмом уничтожил сто миллионов человек. Где мне было столько народу набрать для расстрелов? Да и вообще не твоё это дело — президентов обсуждать, — спохватился он, — Твоя задача — реальный срок не получить. И для этого нужно сильно-сильно постараться националистов вычистить из советского периода. А уж с коммунистами мы сами справимся. На всё просто рук не хватит.
Полковник продолжил уже холодно-деловым тоном, каким он, наверное, давал указания подчинённым эпохальным инспекторам:
— Сейчас я тебя оформляю, мы едет к нам в управление. Там сядешь у меня в кабинете, жалобы почитаешь от мемтуристов, от хистактёров. Их не так много. Потом вместе обговорим, каким образом будем дальше действовать. Думая, тебе придётся погружаться однозначно. Возможно даже в военное время.
— В сталинскую эпоху опасно погружаться… — почесал в затылке Виктор. — Тем более на фронт. Подкачка будет?
— Любая, — пообещал Бурлаков. — Противопулевая, противопыточная, силовая… Хистприборы сам скажешь, какие нужны будут, выдадим. Даже авторегулятор хистсжатия. Учти, что сейчас в войне действует не прежняя доктрина «трупами завалили», а новая, патриотическая — «победил простой мужик вопреки коммунистам».
Холодов впервые почувствовал преимущество госслужбы. Хоть и зарплаты мизерные, зато погружаться можно спокойно. Не из самодельной скрипучей мемкапсулы где-нибудь в подвале заброшенного дома, когда нужен напарник, стоящий на шухере. Да и на обвесе можно не экономить: хистприборы, подкачка… Всё за казённый счёт — красота! С таким оборудованием можно не только националистов найти, а хоть чёрта раздобыть и обреалить!
Глава 6
После ознакомления с документами сам собой появился первый пункт плана действий. Виктор решил найти в мемориуме некоего мемтуриста Твердынина и расспросить того об Игнатьеве, первой зацепке. В отделе регистрации ведётся запись разговоров любого мемпутешественника. К сожалению, видеорегистрацию назначают далеко не каждому. Впрочем, видео и не нужно — в мемориуме каждый волен цеплять на себя любую внешность. Видеозапись здорово бы помогла в другом — можно было выяснить, в каком месте проходил допрос Твердынина, погрузиться туда и вычислить Игнатьева, но, увы.
Твердынин находился сейчас в мае сорок второго года, естественно, в штрафбате, куда его «реабилитировали». Осложняло дело то, что его штрафбат участвовал в Харьковской операции, а Харьков находился на территории Украины. Украинские коллеги Бурлакова вряд ли выдадут мемвизу без проволочек. Поэтому придётся действовать, как всегда, нелегально. Наш Мемконтроль с подачи начальника эпохальных инспекторов закроет на это глаза. Лишь бы не нарваться на бандеровцев — по новой исторической доктрине Украины те воевали как против Советов, так и против фашистской Германии. Кто его знает, может украинские меминженеры и перекинут пару сотен бойцов с Западной Украины в район будущего Харьковского котла.
Добавляли напряжения ещё и слухи, что в историческую доктрину Украины вносится поправка: теперь выходит, что украинские войска совместно с оуновцами боролись против оккупантов — Германии и СССР. Это уже грозило серьёзным диссонансом. А любой мемач, как известно, старается избегать диссонирующих эпох. Там можно просто сойти с ума, глядя на совмещение несовместимых явлений. Но Холодов надеялся, что это положение доктрины меминженеры ещё не успели реализовать.
Погружение прошло с комфортом: комфортная мемкапсула, привычное покалывание противопролежневой подстилки, капельница с питательным раствором и тихое жужжание хистускорителя — даже у мощных туроператоров вроде «Трансмема» оборудование похуже. Опытный Виктор хорошо запомнил «заклинания» — движения для активации подкачек. Легенда была довольно опасной: старший политрук Москаленко Игорь Варфоломеевич, украинец, член партии, отправляется на инспекцию в штрафной батальон. Бурлаков сначала предлагал других персонажей, например, майора Хохлова (Холодов посмеялся тогда над диалектическим противоречием в фамилиях Хохлов и Москаленко), которого отправили в штрафбат за то, что он отказался выполнять приказ политрука и вести батальон в штыковую атаку на немецкие танки. Но Виктор благоразумно отказался — воевать в теле опального майора, ныне рядового штрафбата, ему не хотелось. Гораздо проще заделаться инспектором-проверяющим.
Очнувшись после погружения, Виктор ощутил себя в кабине трясучего «Студебеккера». Бурлаков обещал, что Холодова смоделируют на попутную машину, везущую боеприпасы к месту назначения — благо, отдел регистрации мог отслеживать текущие мемкоординаты любого погруженца и степень его хистсжатия. Автоматический регулятор настроил хистсжатие Виктора, чтобы он перемещался по квазивремени мемориума в одном временном ритме с Твердыниным.
По обыкновению, Виктор огляделся, прислушался, принюхался, провёл руками по сидению — все органы чувств работали как в реале. Привычно похлопав по карманам, Холодов убедился, что хистприборы наличествуют. Документы тоже в порядке. Водитель-солдат, сельского вида дядька лет сорока, с удивлением покосился на беспокойного пассажира.
— Что с вами, товарищ старший политрук? — поинтересовался он с лёгким украинским акцентом.
Слава богу, вопрос был задан на русском! Значит, украинские меминженеры не добрались ещё до Харьковского котла. А, может, им просто не хотелось переделывать эту не очень героическую страницу истории.
— Да так, приснилось что-то.
Водитель неопределённо покачал головой, в такт шевельнулись на его груди четыре ордена Славы. Наверное, потомки основательно подзабыли статут этого ордена, поэтому солдат был награждён одним лишним.
Чтобы не брякнуть лишнего, Виктор отвернулся и стал глядеть в окно. Машина тряслась по ухабам. Мимо окна мелькали колонны плохо одетых солдат с одной берданкой на троих, подгоняемых истеричными командирами — реликтами, оставшимися с прошлой либеральной Исторической доктрины. «Студебеккер» пронёсся мимо железнодорожной станции, на которой солдаты грузились в теплушки, а командиры задвигали засовы и навешивали огромные амбарные замки. На открытые платформы загоняли лошадей — в составе переправлялись ещё и кавалерийские подразделения. Это были конники-смертники. Идиотская тактика Красной (или уже Советской?) Армии предусматривала особый тактический приём — конная атака с шашками наголо против немецких танков.
В конце состава два платформы были заняты самолётами. Вокруг платформ прохаживались военные в лётной форме без знаков различия. Морозов понял, что это лётчики-камикадзе штрафной эскадрильи. На боевых вылетах их не снаряжают боезапасом, поэтому вражеских асов они могут бить только одним способом — тараном. Лётчики весело переговаривались с подростками-диверсантами из соседнего вагона, которых в народе прозвали «сволочами». Выловленные по подворотням хулиганы-малолетки, наспех подготовленные и плохо вооружённые, забрасывались в тыл врага для подрыва вражеских коммуникаций. Юные смертники, казалось, не задумывались, что через некоторое время из их подразделения не останется в живых никого. Подростки задорно переругивались с лётчиками-штрафниками и стреляли у них папиросы.