«Кажется, я натворила дел, – думала Маша. – Очень увлекательно вместо муторной качки чувствовать родственные связи со всей Галактикой. Но теперь я совсем уже ума не приложу, как это поможет мне разобраться с тайной звездолета. Эти вредные монстры заняли своими тушами весь мой мыслительный аппарат. И если честно, я уже слабо припоминаю, с чего все началось и что за тайна меня сюда пригнала. Нет, так не годится. Нужно взять себя в руки…» Она тотчас же попыталась заключить себя в объятия. «…эй, эй, в переносном смысле! Кажется, я теряю способности к абстрактному мышлению. Для энигмастера это сме-е-е….» В глазах померкло, словно кто-то единым махом смел напрочь все светильники, труба коридора приобрела неприятное сходство с длиннющим темным тоннелем, в самом дальнем конце которого мигала колючая белая звездочка, и не то воздушным потоком, не то магнитными линиями Машу неудержимо влекло к ней навстречу. «…шно и грустно», – с громадным трудом успела Маша свести на нет самоубийственную мысль. «Что происходит? – спросила она себя. – Я схожу с ума потому, что проглотила несколько лишних крупинок нейрокомпенсатора? Или что-то старательно пытается свести меня с ума? Но почему именно меня? Почему не Ахилла или Гектора, которые бывают здесь каждый день и не по разу? Почему не доктора Канделяна или этого противного Корнеева, когда они возятся с технической начинкой звездолета? За что мне такая честь? Неужели за то, что я почувствовала чужое присутствие и, сама того не зная, ступила на верный путь к разгадке?» Маша солнечно улыбнулась, хотя в носу жутко щипало, а на глаза, совершенно не к месту, наворачивались крупнющие слезы. Все это происходило против ее воли, но пребывало в точном соответствии со всем, что творилось у нее в мыслях. «Ни фига мне не смешно. Но и для грусти нет причин». Улыбка растаяла, слезы высохли. «То-то же. Человек должен быть хозяином своим чувствам. Иначе он превращается… превращается…» Чтобы не будить лихо, Маша задудела под нос одолевавший ее в свое время и несколько недель занозой торчавший в мозгу пошловатый мотивчик «Скучаю по тебе я» из популярного в прошлом сезоне мюзикла «Бесстрашные еноты – охотники на оборотней». Ей очень не хотелось возвращаться в этот кошмар, но клин, как известно, выбивают клином. У Маши был музыкальный слух, пальцы ее были длинны и словно бы специально созданы для извлечения мелодий из какого-нибудь изящного инструмента. Вот чего у нее не было вовсе, так это голоса. Как следствие, больше всего Маша любила петь. Это был ее пунктик, с которым окружающим приходилось мириться. На пустом звездолете стесняться было некого, и Маша радостно заголосила что есть мочи:
От нежности слабея, Скучаю по тебе я!..
В этот момент она себе невозможно нравилась.
Со мстительным злорадством Маша окинула внутренним оком притихших в благоговейном ужасе Кинг-Конга и Балрога. У белой суперобезьяны был подбит левый глаз, на плюшевом брюхе образовались темные подпалины; Балрог же лишился половины рогов. Был там еще и кто-то третий, разглядеть которого в облаках поднятой пыли Маша не смогла. О чем, собственно говоря, нисколько не сокрушалась.
Но этим дело не ограничилось.
Вернее, все только начиналось.
Откуда-то приплыло тугое облако запаха жареной картошки. Возможно, с грибами. На «Луче» неоткуда было взяться ни тому, ни другому. Кухонный блок был пуст и холоден, как ледяная пещера, продуктовые припасы давно вывезены и распределены по музеям истории космонавтики.
Затем густо прянуло ядовитым солдатским одеколоном. Почему солдатским, Маша сказать не могла, но по ее мнению только такой токсичной дрянью и можно было отбить сложный букет из нестиранных портянок, двухнедельного пота и горохового пюре.
Маша продула маску чистым кислородом. Дышать стало легче, зато еще сильнее вскружилась голова.
Где-то далеко внизу, в грузовом отсеке, капля конденсата сорвалась с потолка и с оглушительным грохотом врезалась в решетчатый пол.
Сиренами воздушной тревоги взвыли и запели арию атакующих валькирий насосы системы жизнеобеспечения.
С готическим скрипом деформировались металлические переборки, да и сам бронированный корпус звездолета дышал тяжко и безысходно, как умиравший великан.
Изрыгнув многоступенчатое, как древняя ракета-носитель, проклятие на мертвом языке, Балрог с новыми силами набросился на Кинг-Конга. Но некто неузнанный очень вовремя подставил ему ножку, и демон растянулся во всю длину и ширь, едва не растеряв свои плети. С молодецким уханьем Кинг-Конг прыгнул на него сверху и принялся охаживать стопудовыми кулаками по дымящемуся загривку.
Маша обхватила голову и сползла по стеночке без сил, без воли к сопротивлению.
«Пора звать на помощь», – пестрой лентой доктора Ройлотта ввинтилась в мозг предательская мыслишка.
«И что же? – с суровым недоумением возразило рациональное энигмастерское эго. – Все старания – а то и страдания! – впустую? Без единой продуктивной идеи про запас? Да, обжираться шантаутом до медикаментозной интоксикации было не лучшим решением. Но кто сказал, что традиционные средства для обострения чувств проявили бы себя лучше? Нам известны случаи…»
«Согласитесь, что риск себя не оправдал, – парировала Пестрая Лента. – Все, что мы получили в результате этого нелепого эксперимента по расширению сознания, – это обалдевший от сенсорной перегрузки энигмастер, не способный ни к адекватному восприятию реальности, ни к разумному поведению как таковому».
«Неправда! – обиженно пропищала Маша. – Я в порядке. Ну, почти… Сейчас я отдышусь, разберусь со своими ощущениями, прогоню прочь этих окончательно сбрендивших буянов…»
«Вот видите! – не упустила своего шанса Пестрая Лента. – Ее одолевают внутренние демоны. Впору вызывать хорошего сертифицированного экзорциста! И что нам толку от такого, с позволения сказать, исследователя с закипающими от перегрева мозгами? И нужно еще доказать, что мозги вообще имели место!»
«Но мы не можем вот так все бросить и уйти, – ответствовало Эго. – В конце концов, мы уже здесь, и ничто не препятствует началу активного исследования. Будем использовать те инструменты, что есть под рукой. Были мозги, не было… Других энигмастеров на орбите Юпитера у нас все равно не предвидится…»
«Не стоило бы утверждать такое столь самонадеянно», – сардонически откликнулась Пестрая Лента.
«У вас есть новая информация на сей счет? – насторожилось Эго. – Или это всего лишь пустые домыслы провокационного свойства?»
«Время покажет», – туманно прошуршала Пестрая Лента.
«Так, – вдруг сказала Маша, выпрямляясь во весь рост. – Некоторые фантомные сущности явно позабыли, кто здесь хозяин. Рада напомнить, что это мой мозг, а значит – мои правила. Слушать вас больше не желаю. Я сыта по горло вашим спесивым резонерством. И вы, там… прекратите завывать, скрежетать и вздыхать! И пахнуть тоже! Эти ощущения мне совершенно ни к чему, ясно вам? Вы двое… или сколько вас есть! – обратилась она к шайке-лейке драчунов на периферии сознания. – Вас это тоже касается!»
«Мы всего лишь пытались быть полезны», – уязвленно проворчало Эго.
«Я тронута», – Маша мысленно изобразила насмешливый книксен.
«Ох уж мне эти энигмастеры с их завышенными самооценками!» – прошипела Пестрая Лента, уползая в воображаемую стенную щель по шнуру от вентилятора.
Балрог, Кинг-Конг и еще кто-то утомленно присели на корточки в своем углу и закурили вонючую трубку мира, передавая ее по кругу.
Чувствуя себя властительницей королевства, в котором только что кнутом и пряником удалось подавить массовые беспорядки, Маша удовлетворенно вздохнула и открыла глаза.
7.
Все было хорошо.
Никто не сошел с ума. Никто не страдал от галлюцинаций. В голове было ясно, пусто и холодно. Как на звездолете «Луч III».
Проверяя свои впечатления, Маша мурлыкнула:
Узрю тебя в гробе я,
Безродного плебея…
Звуки собственного голоса нравились ей, как и прежде, не оставляя ощущения горного обвала.
Маша стояла посреди главного коридора, в одной руке у нее был термос, наполовину пустой, а в другой – салфетка. Прелесть положения заключалась в том, что Маша не помнила, когда все это извлекла из рюкзачка. Очевидно, в ее приключениях духа был момент, когда руки следовали собственным динамическим стереотипам, не полагаясь более на сознание… Задумчиво глотнув из термоса и вытерев испарину со лба, Маша огляделась. Выяснилось, что она убрела от шлюзовой камеры на приличное расстояние и была сейчас примерно на полпути до главного поста.
Да, все было замечательно, но что-то было не так.
За двести с лишним шагов, слегка прищурившись, она могла различить все царапины и трещинки на дверной броне.
Маша протерла глаза, энергично проморгалась, в сотый уже, наверное, раз зажмурилась и вновь вытаращилась на двери главного поста что было сил.
Ничего не изменилось. Она по-прежнему могла померяться остротой зрения с какой-нибудь хищной птицей вроде орла.
«Ну вот, опять, – подумала Маша обреченно. – А я уж успокоилась немного. Интересно, зачем мне такие зоркие глаза, есть ли в том какой-то смысл?»
Понурясь, Маша продолжила свой путь. При желании она могла бы пересчитать пылинки под ногами. Но такого желания не возникало.
Да, шантаут сделал свое дело. Ничего путного из этого безумного опыта не вышло. Оставалась надежда, что на главном посту удастся пережить еще раз то, что случилось днем. Пережить, прочувствовать обостренными своими чувствами и понять. Если повезет.
Но везение – не та категория, какой подобает оперировать настоящему энигмастеру.
Ни капли не робея,
Ловлю я скарабея…
Вот что Маше удалось с наибольшим успехом, так это сызнова зациклиться на непотребной музычке с идиотскими словами.
Дойдя до перехода, соединявшего параллельные коридоры, она опять увидела свое искаженное отражение в зеркальной панели. Привести себя в порядок после пережитого никак не помешало бы… Маша свернула с намеченного маршрута и подошла к зеркалу. Огляделась: никаких новых впечатлений. Та же ярко освещенная пустота, те же задраенные отсеки, за дверями которых в девяноста случаях из ста не скрывалось ничего любопытного. Сдвинув маску, помассировала лицо. Вернула на место выбившиеся из-под шлема темные пряди. Состроила себе несколько рожиц на все типы настроений. Зеркало из полированного металла было аховое, да еще и не очень чистое. Подышав на него, Маша протерла пятачок напротив лица салфеткой из рюкзачка. Не удовлетворилась результатом. Подышала еще.
На мутной блямбе от ее дыхания сама собой возникла опрокинутая скобка.
А затем невидимый палец поставил над нею две точки.
Маша остолбенела.
Не меняя позы, стрельнула орлиным своим взором по сторонам.
Никого.
Медленно набрала полную грудь воздуха. Задержала дыхание. Сосчитала до тридцати – на дольше не хватило терпения. Выдохнула так же ме-е-едленно, через рот, прямо на панель.
– Еще разок, – сказала она абсолютно спокойным тихим голосом.
Вначале скобка. Затем точка. И – запятая, тоже опрокинутая.
Теперь Маша позволила себе обернуться. Она видела каждую деталь на много метров вокруг себя: щербинки и вмятинки, непрокрашенные места и осыпавшуюся полировку. При небольшом усилии она могла различить танцы пылинок в потоках воздуха. И только.