– Не такие уж и голые, – возразил Фазылов. – У них ведь должен быть транспорт для инспекции. И этот транспорт предназначен для передвижения в условиях отсутствия атмосферы, не так ли?
– Куттер, – сказал Гуляев. – Скорлупка на гравитационной тяге.
– Паршиво, – сказал Фазылов. – Я рассчитывал хотя бы на блимп. Тогда они могли бы подняться на орбиту Марги и ждать нас там. И у блимпа есть сигнал-пульсаторы для дальней связи. А у куттера только приемники, и те слабые.
– Сколько они могут продержаться в скафандрах и куттере? – спросил Вараксин.
– Часов десять-двенадцать, – предположил Гуляев. – С учетом того, что прошло уже четыре часа.
– Если бы они догадались взять на борт куттера блок-универсал, – сказал Вараксин, – с воздухом у них проблемы не было бы вовсе. Да вообще о половине проблем можно было бы забыть.
– Но кому такое придет в голову? – произнес Фазылов. – Вот на блимпе блок предусмотрен штатно.
– Но ведь куттер тоже может выходить на орбиту, – сказала Маша.
– Конечно, может, – сказал Фазылов. – Только что он там станет делать? У него нет серьезной защиты от жесткого излучения. Он даже не вполне герметичен. Правильно сказал юноша, это обитаемая яичная скорлупа…
– А какова дальность полета куттера в открытом космосе? – спросила Маша.
– Как всякий аппарат на гравигенной тяге, куттер способен совершать выход во внешние контуры экзометрии, – терпеливо пояснил Фазылов. – До нас они точно не долетят.
– А до соседней планеты?
– Могут долететь. Но зачем им это?
– Я, кажется, понял, к чему вы клоните, барышня, – вмешался астроном Огневец. – Если вы о параде планет, то…
– Я об этом не ведала, – призналась Маша. – Это я так… от балды.
– Что еще за парад планет? – поморщился Вараксин.
– Сейчас в планетной системе Шастры можно наблюдать такое редкое астрономическое явление, – сообщил Огневец. – Все пять планет выстроились на своих орбитах в одну линию. Кстати, в Солнечной системе такое тоже случается…
– О Солнечной системе в другой раз, – отмахнулся Вараксин.
– Действительно, сейчас Маргу и соседние планеты разделяют минимальные расстояния для прямого перелета. Что-то около сорока миллионов километров до внутренней, Антары, и чуть дальше до внешней, Надидхары…
– Куттер способен одолеть такое расстояние, хотя и на пределе, – сказал Фазылов. – И даже совершить посадку. Яровой – опытный звездоход, он бы справился.
– Но что им делать на Антаре или Надидхаре? – спросил Огневец недоумевающе. – Эти миры столь же враждебны, как и Марга. На Антаре есть атмосфера, но для дыхания она непригодна. Зачем вы об этом спросили, барышня?
– Я пока не знаю, – сказала Маша печально.
– Хорошо, – сказал Вараксин с самым недовольным выражением лица, какое можно было только вообразить. – Мы обменялись соображениями, теперь пора действовать. Аким Салихович, – обратился он к Фазылову. – Прошу ускорить подготовку к вылету, насколько это возможно без угрозы для успеха миссии.
– Разумеется, – кивнул тот.
– А если я скажу вам, куда лететь, – сказала Маша, поражаясь собственной наглости, – как быстро вы сможете избавиться от лишнего груза?
Фазылов посмотрел на нее, как на диковинную зверушку, которая вдруг заговорила человеческим голосом. Наконец ответил твердо и бескомпромиссно:
– Даже не думайте, девочка.
Он повернулся и вышел. Глядя ему вслед, Маша прошептала обиженно: «Я вам не девочка, я энигмастер». На нее никто не смотрел, даже Витя Гуляев. «Неужели это из-за моей прически? – подумала Маша. – Или, страшно предположить, – из-за бабочек на блузке? А они мне так нравятся…»
5.
В коридоре Маша догнала ксеноархеолога Аристова.
– Два слова, – сказала она умоляюще. – Ну хорошо, три.
– Давайте, Машечка, что за церемонии, – сказал Аристов.
– О чем вы не успели рассказать про ирулкаров?
– Хм… Если вы имеете в виду их странные эксперименты… – с высоты своего немалого роста Аристов окинул Машу серьезным взглядом. – Что у вас на уме, дитя мое?
– Вы будете первым, кто об этом узнает, – клятвенно заверила его Маша.
– Что ж, извольте. В силу профессиональной подготовки вы должны понимать, что любой представитель иного разума потому таковым и называется, что он на самом деле иной . Даже самый дружественный, вызывающий нашу искреннюю симпатию и говорящий на одном с нами языке. Этот биологический вид прошел длинный эволюционный путь в условиях, совершенно отличных от земных. Он иначе устроен, у него иной метаболизм, иные история и культура, иные этика и система ценностей, и мыслительный аппарат функционирует по иным правилам. Доступно объясняю?
– Угумс, – сказала Маша нетерпеливо. – Полагаю, это была преамбула. И я давно созрела, чтобы выслушать амбулу.
– Еще пару слов, – усмехнулся Аристов. – Тем не менее, невзирая на все различия, с большинством галактических рас мы общаемся, сотрудничаем и в целом неплохо понимаем друг друга. А вот вам и амбула: существуют расы, с которыми понимание отсутствует.
– Почему? – поразилась Маша.
– Для меня, практика и реалиста… по первому образованию я, как вы знаете, ксенолог… это как раз неудивительно. По эволюционным причинам мы и не должны находить общий язык и точки соприкосновения интересов. Меня куда больше поражает то обстоятельство, что, вопреки всякой логике и законам мироздания, однако же находим и понимаем друг друга. Это главный парадокс и базовое противоречие ксенологии как науки.
– Забавно, – сказала Маша. – И тем не менее вы работаете ксеноархеологом и успешно двигаете вперед науку, построенную на парадоксе.
– Я археолог по второму образованию, – сообщил Аристов. – Давайте назовем это не парадоксом, а приятным сюрпризом. Так всем будет намного комфортнее, вы не находите?
– Нахожу, – согласилась Маша. – Но что там с этими непонятливыми расами?
– Ирулкары, – заявил Аристов, – были из их числа. Они были не просто иные, а совершенно иные. На совещании я сказал, что разумные расы, имевшие сомнительное счастье соприкоснуться с ирулкарами, сохранили о них не лучшие воспоминания. Это щадящая формулировка. Все, кто пытался вступить с ирулкарами в контакт, очень скоро оставили эти попытки, испытывая смешанные чувства изумления и отвращения. Взаимопонимание не то чтобы не было достигнуто – оно даже не обозначилось.
– Интересненько, – сказала Маша. – Как выглядели ирулкары?
– Если верить разрозненным источникам, они были очень большие, очень медлительные и очень уродливые. Но здесь стоило бы сделать поправку на общее негативное к ним отношение соседствующих рас, которые, ко всему, пострадали от странных экспериментов ирулкаров.
– Описатель «большие» не содержит негативных коннотаций, – заметила Маша.
– Ну, возможно…
– Что это были за странные эксперименты?
– Я уже начинал рассказывать про систему Фрирна, не так ли? Ирулкары из каких-то своих соображений рассеяли в атмосфере планеты Фрирна IV, другое название – Нпанда, несметное количество снежинок из металлической фольги.
– Может быть, они хотели порадовать обитателей планеты досрочным Новым Годом? – предположила Маша. Но тут же спохватилась: – Фольга… отражательная способность…
– Климатическая катастрофа в масштабах полушария, – покивал Аристов. – Вряд ли там раздавали пакеты с мандаринами, но снег посреди лета все же выпал. На Нпанде до сих пор принято пугать непослушных детишек осколками небесного зеркала…
Он вдруг оживился:
– А однажды, совсем уже в другой системе, Спайбара, они украли с планеты Кемрита двухсотметровую статую Хранителя Времен!
– Как это украли?! – не поверила Маша.
– Натурально! С неба бесшумно спустилась уродливая крабообразная конструкция, сграбастала статую за то, что мы могли бы с изрядной долей допущения назвать головой, и стремительно унесла за пределы атмосферы. Поскольку все происходило в разгар религиозного праздника, то можно себе представить воодушевление адептов, которые сочли, что самому главному божеству местного пантеона пришлось по нраву их рвение! Но рационально мыслящие ученые сразу поняли, чья это была загребущая лапа, и вынужденно инспирировали создание планетарной оборонительной системы. На каковую отвлечены были в несусветных количествах интеллектуальные и материальные ресурсы, что в свою очередь ввергло экономику Кемриты в жесточайший кризис…
– Система пригодилась? – спросила Маша с пытливым интересом.
– В том-то и дело, что нет. Ирулкары никогда не возвращались туда, где однажды напакостили… – Аристов вдруг сощурился. – А можно и я спрошу?
– Конечно, – сказала Маша, думая о чем-то своем.
– Что за странные вопросы вы задавали на совещании?
– Они не странные, – запротестовала Маша. – То есть, для постороннего уха, может быть, и странные. А для энигмастеров это как кусочки мозаики. Если их сложить правильно, возникнет нужная картинка. Беда в том, что очень часто вперемешку лежат кусочки разных мозаик.
– И как их правильно разделить?
– Позвать мышей, они справятся.
Аристов вскинул брови, и Маша поспешно пояснила:
– Помните, как злая мачеха заставляла Золушку разбирать чечевицу?
– Там были белые голубки и мохноногие турманы, – поправил Аристов. – Не спорьте, у меня внуки в том возрасте, когда нужно читать сказки.
– Ничего не имею против, – легко согласилась Маша. – Мышей я не очень люблю.
6.
Снова оказавшись в своей каюте, Маша первым долгом решила успокоиться и привести мысли в порядок. По ее расчетам выходило, что Фазылов провозится с подготовкой спасательного корабля еще минут сорок. За это время она должна была понять, что произошло с исследовательской станцией и, самое важное, – как спасти людей. В случае успеха во всей своей лепоте вставала задача не менее сложная: убедить главкора Вараксина и его суровых сподвижников воспринять ее доводы всерьез и прислушаться к ним. Здесь у Маши уже был какой-никакой опыт, наработанные методики, от угрозы санкциями со стороны Тезауруса до хорошей женской истерики.
Как говорил профессор Лапшин, для решения задачи энигмастеру нужны лишь замкнутое пространство и неглупый собеседник. В конце концов, нашему мозгу, рассуждал профессор, не привыкать к замкнутым пространствам, имея в виду череп. Посему, если рассматривать особу энигмастера в качестве персонификации мыслительного процесса, необходимо воспроизвести те условия, в каких означенный процесс давно и эффективно по обычаю своему протекает. Творческие же личности, любящие рефлексировать на свежем воздухе, на ходу, на бегу, вплавь, в алкогольном дурмане, совершенно не в счет. Возникающие в их мозгах информационные поводы к настоящему, добротному мышлению имеют касательство весьма отдаленное. Вот так, юные мои друзья.
Должно быть, поэтому все Машины детские затеи, повергавшие в трепет родных и близких, а если повезет – то и дальних, рождались в чулане отеческого дома, в компании блуждающего кота Ивана, который собеседником был неважным, но зато слушателем преотменнейшим.
Маша на скорую руку организовала личное замкнутое пространство. Растолкала по углам два кресла и столик, стащила с дивана покрывало и бросила на пол, где и устроилась в позе лотоса. Поднесла указательные пальцы обеих рук к кончику носа и тихонько, на одной ноте, запела одну из своих настроечных мантр: