После такого демарша Жемчужный Утес замер, охваченный состраданием. А затем заговорил с несчастным Ватасиваэби человеческим языком, но разум у того окончательно померк, и он не помнил ни слова из сказанного. Чудовище же, удовлетворив дефицит общения, изрыгнуло в небеса фонтаны огня и осторожно, чтобы не расколоть сушу на кусочки, станцевало народный танец «Окаёси-ко». После чего без особой спешки пересекло остров и под раскаты грома и сверкание молний, что били ему в самую макушку, сызнова кануло в морские воды. Рыбаку, натурально, никто не поверил, рассказанное было соотнесено с его душевным состоянием и предано забвению… было бы. Но наш рыбак, как отмечалось выше, не обделен был литературным даром и запечатлел свою удивительную историю тушью на бумаге.
Последнее обстоятельство позволило профессору Хисамацу снабдить текст повести ироническим комментарием в том смысле, что одной фразы бывает достаточно, чтобы вскрыть фантастический смысл в самой изощренной стилизации под реальность. Не слишком ли грамотен оказался полоумный рыбак, не чересчур ли доступны явились ему в его убогой хижине тушечница и бумага? Было очевидно, что Хисамацу-сэнсэй, несмотря на сомнительную специализацию, все же довольно твердо стоял на позициях научного материализма и старательно это демонстрировал. Иногда даже чересчур старательно…
И все же: почему Утес, и вдруг Жемчужный?
И зачем обычной наблюдательной гравиплатформе резервные батареи?
Маша рассеянно пролистнула таблицы в приложениях и завершила сеанс связи с Глобалом.
Как же ей все-таки не хватало внутреннего объемного видения, как недоставало умения держать в памяти на короткой привязи все, даже самые мелкие детали! Наверняка что-нибудь да упустила, проглядела, причем что-то важное, определяющее, дающее вектор поиска. Нет, никогда не ей стать таким же выдающимся энигмастером, как несравненный Эварист Гарин…
Ну да и фиг с ними, с деталями.
– Все ясно! – объявила Маша в пространство. – Слышите? Я все поняла, нравится это вам или нет.
Она снова поглядела на часы. Так и есть: за чтением старинной прозы Маша потеряла ощущение времени. Срок, отпущенный юным Сабуро, почти истек. И теперь нужно было не пробираться на берег моря украдкой, на цыпочках, а чесать туда со всех ног. Причем, заметьте, босиком, потому что в одной босоножке долго не пробегаешь. А искать полную пару обуви в пустом отеле не хотелось, да и не было времени.
Стихия стихией, а вымощенная розовой плиткой дорожка к морю была еще с ночи выметена едва ли не до блеска, хотя ветер, воспользовавшись отсутствием пригляда, набросал туда немного песка и листвы. Машиным пяткам такое испытание было нипочем. Воздух, казалось, застыл в ожидании чего-то нехорошего. Даже деревья перестали шуметь кронами, угомонились птицы и притихли цикады. «Я совсем спятила, – урывками думала Маша на бегу. – Когда объявляют угрозу цунами, нормальные люди обыкновенно бегут куда повыше, а я наоборот, к воде… Это нормально? Но я же знаю, что нет никакого цунами. Или это я себя убедила? Гарин, бесподобный Гарин в таких случаях говорил: Машенька, вы уникальный специалист по уговорам самой себя…» Она пролетела сквозь изящные белые воротца перед пляжем и с разбегу увязла в темном песке. Остановилась и выдохнула с облегчением. Море было на месте. Мрачноватое, подернутое нервными белыми гребешками прибоя. Прохладное в это время года – что не помешало третьего дня Маше в нем искупаться под восторженные возгласы тепло укутанной японской публики. При цунами оно должно было далеко отступить, и сейчас тут пролегала бы полоса голого дна с задыхающейся мелкой живностью.
«Что дальше-то?» Маша присела на краешек ближайшего шезлонга. Спешить было некуда, а значит – настало время собраться с мыслями. Сбор рассеянной информации завершен, пора делать выводы.
Но выводы получались неутешительные.
Опорных фактов было маловато, и все свободное пространство в рабочей версии Маша заполнила интуицией. А это не всегда было удачным решением. Потому что в спор с интуицией с присущей ему прямотой вступал здравый смысл, и слишком уж много в результате такого спора образовывалось разных «почему».
Почему она не доверилась юноше Сабуро, а сочла, что от нее здесь хотят скрыть что-то очень важное? Кто она такая, чтобы перед ней вдруг раскатали все секретные карты? Обычный праздный отпускник. Энигмастер не при исполнении обязанностей. Сейчас бы сидела не на холодном ветру подле неласкового моря, а в тепле и в уюте, как и любит больше всего на свете, пила бы горячий кофе, куталась в мягкий плед из шерсти ламы и читала интересную книжку.
С чего ее так переклинило на мнимом профессоре Танака? Да, типчик несимпатичный, но никто и не обязан нравиться незнакомой наглой девице с первого взгляда. Кто знает, вдруг при близком знакомстве Хисамацу-сэнсэй оказался бы остроумным, веселым собеседником, душой компании!
Ах, все дело в его профессии?! Жемчужного монстра ей подавай? Ну так вспомним, что в свободное от сотрудничества с Тезаурусом время Арманда Бенатар ведет курсы кройки и шитья для детей, а Гарин, божественный Гарин сочиняет интерактивные инструкции для бытовой техники. И коль скоро криптозоолог еще время от времени руководит спасательными операциями, то никто не вправе его за это корить.
Вот еще что. Длина береговой линии острова Кимицусима составляет примерно двенадцать миль. Так с фига ли она сидит здесь, на единственном обустроенном пляже, как глупая старуха у разбитого корыта? Между тем, главное событие может произойти в любой точке острова, где волны набегают на песок. Потому что здесь, в шезлонге, ей удобнее наблюдать? Или снова интуиция, которая усадила ее на шезлонг точно с наветренной стороны тугого холодного « сэйнан-но кадзэ »? Юго-западный ветер гонит волны на берег, а с волнами придет и главное событие…
– Машка, ты чего молчишь? – услышала она голос Стаси Чеховой. Голос исходил от браслета и был едва различим за шумом прибоя. – Так тебе нужно прикрытие или нет?
– Прикрытие… Какое прикрытие? – не сразу сообразила Маша, погруженная в нелегкие свои думы.
Стася зашипела, как сердитая кошка:
– Оперативное! Ты в своем отпуске совсем поглупела.
– Но я, кажется, ни о чем не просила.
Теперь Стася говорила таким тоном, словно учила нерадивого школяра уму-разуму:
– Ты связалась со мной. Этого достаточно. В отпуске, в кафе, в ванне – да где угодно, – ты не перестаешь быть энигмастером. А это значит, что тебе в любой момент должно быть обеспечено оперативное прикрытие. Если тебе так больше нравится, можешь называть это активной поддержкой Тезауруса. – Стася сделала короткую паузу. – И долго ты намерена сидеть сложа руки?
– Откуда ты знаешь, что я… – удивилась было Маша, но тут же спохватилась: – Ты ведь меня видишь, правда?
– Конечно, вижу. На твоем месте я переместилась бы от воды подальше. Поближе к сложенным тентам, только не розовым, а зелененьким, там тебя лучше заметно и легче будет подхватить, если что.
– Ты уже знаешь, что тут творится?
– Нет! – радостно сообщила Стася. – Зато ты наверняка знаешь и очень скоро нам все разъяснишь.
– Кому это «нам»?!
– Собственно говоря, мы все на связи. Пармезан так распорядился. Он передает тебе привет и хочет кое-что поведать.
– Машечка, привет, – зазвучал голос Пармезана, в миру же Гены Пермякова, который был координатором группы, то есть самым главным и ответственным за все-все-все. – Разумеется, никакое это не цунами. Вопрос в том, что же это на самом деле.
– Синдзю-кайдзю , – пробормотала Маша, поеживаясь от холода.
– Что ты сказала? – удивился Гена.
– Так, местная скороговорка… Продолжай пожалуйста.
– Продолжаю. Наши японские коллеги оказались не в теме. У них там традиционно непростые взаимоотношения между службами, а Япония – страна традиций…
– Да, я об этом слышала краем уха, – фыркнула Маша.
– Однако в прибрежной зоне что-то действительно есть. И ты это скоро увидишь.
– Мне понравится? – спросила Маша недоверчиво.
– Сам бы хотел знать, – честно признался Гена. – Но ты должна быть уверена: мы рядом, и случись что, мы тебя вытащим.
– Это вы там висите на черно-желтой платформе с резервными батареями?
– Нет, – сказал Гена немного озадаченно. – Ты же знаешь, Тезаурус не пользуется черно-желтыми гравиплатформами. Исключительно фиолетовыми. А зачем там батареи?
– Понятия не имею… Люди, кто-нибудь скажет, что происходит?!
– Машечка, – строго проговорил Пармезан. – Мы лишь прикрываем тебя. Но мы далеко, а ты – на самом острие. Это ты должна нам сказать, что и как.
– Ладно, – вздохнула Маша. – Надеюсь, скоро все закончится. А то здесь холодно, сыро, я уже озябла и боюсь простудиться.
– Собственно, вот… – начала было Стася Чехова и пропала.
Примерно в сотне метров от берега вздыбилась огромная черная волна. Казалось, белесым пенистым гребнем она достигала небес. Из темно-синего матраца туч хлестали молнии, словно волна их притягивала. Повсюду, насколько хватало глаз, море кипело.
«И все равно это не цунами», – мелькнуло в голове у Маши.
Из моря величественно, медленно, о-о-очень медленно выходило Гигантское Чудовище.
Действительно Гигантское и действительно Чудовище. Дай-Кайдзю . Нужно было обладать нездоровой фантазией, чтобы назвать эту гору Утесом, а уж тем более Жемчужным.
«Все-таки Годзилла», – подумала Маша с громадным облегчением.
Больше ни о чем думать она не могла, потому что по мере того, как чудовище поднималось, точнее даже – вздымалось, восставало над бурлящей водой и никак не могло восстать во весь свой рост, мысли рассеивались туманными облачками, голова делалась пустой и гулкой внутри, как старинный медный глобус. Убежать? Да пожалуйста!.. Все свершалось величественно, грандиозно, ме-е-едленно. На то и камманна . Кто знает, возможно, пирамида Хеопса строилась быстрее, чем Гигантское Чудовище выбиралось на берег.
И дело было даже не в том, что ноги отказали. Хотя и они – тоже.
Маша не собиралась убегать.
Не затем она тут очутилась, чтобы в самый интересный момент вдруг пуститься наутек, пища от испуга.
– Мы видим! – потусторонним шелестом доносился из браслета голосок Стаси Чеховой. – Мы все видим! Как классно!..
И озабоченная реплика от Пармезана (такого ничем было не прошибить, а безопасность сотрудников входила в его прямые обязанности):
– Маша, мы рядом, только подай знак…
Она едва слышала своих друзей и совсем не понимала смысла их слов. С покатых плеч Чудовища со взрывающим барабанные перепонки грохотом низвергались мутные водопады. Раскаты грома, непрошено вплетаясь в эту вселенскую какофонию, казались хрустом ореховой скорлупы. Ноги-колонны еще не ступили на сушу, а остров уже предупредительно содрогался всей своей невеликой твердью.
Какая-то особо одаренная молния, промахнувшись мимо такой солидной цели, хлестнула по одному из тентов в нескольких шагах от Маши. Удивительным образом это вернуло ей ощущение реальности. До того момента Маша сидела подобно маленькой устрице, которую вот-вот смоет прибоем. Теперь же она не просто офигевала от чудовища, а видела его, анализировала и оценивала.
Это был не динозавр, кусо-кёрю , как предполагали пилоты-айны. И не Годзилла, о чем думала Маша, не избежав культурологических стереотипов. Гигантское Чудовище не походило ни на что, кроме самого себя. Оно не принадлежало нашему миру. Оно и на живое-то существо походило крайне мало, не то ввиду своих несусветных габаритов (семьдесят метров на глазок, и это лишь та часть туши, что уже вылезла из воды, а значит – не только камманна , но и бодайна ), не то из-за чешуи. Хотя чешуей эти аккуратно подогнанные ромбы назвать было трудно. Скорее они напоминали зеркальные окна небоскреба. При вспышках молний они отливали чистым перламутром. И само существо, выдвигавшееся из моря на сушу, выглядело небоскребом, который по неким своим соображениям решил сменить место расположения.