Так вот, мучаясь изжогой, я сидел в корчме, ел похлебку из глиняного горшка, макал в него же черствую горбушку хлеба, лениво жевал и запивал все это пивом. То, что пиво разбавленное, я даже не говорю. Это как бы само собой разумеется, что оно разбавленное. Добро хоть чистой водой разбавленное.
За соседний стол присели два купца. Даже не купца, так — купчишки, судя по их одежде. Пропыленные, запыхавшиеся, с красными одутловатыми лицами. Пива сразу потребовали по две кружки и давай на своем «птичьем» торговом языке щебетать. Я только и понимал, что «осел выхолощенный», «козел безрогий» да «магистрат в зуб их ногой». Последнее высказывание повторялось чаще прочих скотоводческих словесных изысков. Но я уши все равно навострил. Купцы народ ушлый и точный. С календарной системой дружат.
Пока суть да дело, пиво им принесли, снеди порядочно. Они тем временем достали бумаги, перья, чернильницу походную и давай что-то писать. И тут — о чудо! — я достиг желаемой цели.
— Что, сегодняшним или завтрашним днем пишем?
— Завтра, може, Страшный Суд будет, пиши сегодняшним. — Купец медленно и с достоинством перекрестился, затем оглянулся по сторонам, нет ли поблизости попа, и хотел уже сплюнуть, но тут разглядел мой белый восьмиконечный крест на тунике и передумал.
— Тогда сегодняшним, — согласился первый. — Так и пиши: «Канун святого мученика Мартина Туранского, лето Господне пять тысяч девяносто восьмое от сотворения мира. Корчма „Бездонная бочка“».
Ну что ж. Главное — правильно цель определить, и вот тебе, пожалуйста. Сейчас пораскинем умом. Хвала провидению, они не успели еще перейти на исчисление от Воплощения Господня. А то бы я окончательно запутался. Значит, 5098 год. Погодите-погодите. В ту злополучную зиму, когда сгорел монастырь, а я бросился в бега, был аккурат 5062 год. Да, тут впору присвистнуть. Меня здесь не было аж тридцать шесть лет. Если бы не прогулка по сказочному лесу, был бы я в лучшем случае глубоким стариком, если б дожил.
Честно говоря, система исчисления времени в подобные времена и в подобных мирах — а их, поверьте, я повидал немало — всегда меня умиляла. И всегда и везде набивались одни и те же шишки. Ну, какой, к свиньям, 5098 год, если лет эдак через пятьсот, а может и раньше, начнут они землю рыть и поймут, как были неправы?!
Потом эти святые… Тут сам черт ногу сломит. Одни Мартинов в святках аж восемь. Это я помнил еще из монастырской науки. Конечно, ерунда всякая только так запоминается. Ну, так вот, восемь Мартинов, все, как водится, праведники, страдальцы и мученики и отличаются по месту происхождения или убиения, это как кому повезет. Перепутать легко, но только не местным. Это уж вы мне поверьте, как в некотором роде аборигену. Повторяю: в некотором роде. А двадцать шестое апреля — или, как говорят йехуди, двадцать второе тевета — это ведь гораздо удобнее.
Ладно, оставим календарь в покое. Все, что ни делается, делается в любом случае к лучшему. Вопрос в другом: правильно ли мы это лучшее чувствуем, видим и понимаем, а главное — правильно ли мы это лучшее используем? Так учил меня Старый Волк.
Но рассуждения рассуждениями, а надо двигаться дальше. Хорошо хоть, мне еще ни разу не попался никто из настоящих братьев-воинов. Если ты отсутствовал четыре десятка лет, то ты все равно что умер. Так что, по сути, я самозванец и ношу одежду брата-воина без должного на то права. А это еще в те времена каралось жестоко. Очень жестоко. Поэтому надо бы мне поскорее двигаться к границе, а там как Бог на душу положит. Там, дальше, и до моря недалеко, и юг опять же, виноград, девушки. Так что цель у меня вполне определилась: выжить и по возможности наслаждаться этой самой жизнью. Уж вы мне поверьте, это я умею — даже без нанесения вреда чужому и своему здоровью.
Я увидел, как слегка захмелевшие купцы искоса поглядывают на дородную жену корчмаря, и улыбнулся. Неплохое это дело — торговать, а завести корчму — так и вовсе дело недурственное. Хватит, навоевались, отомстили, вот и ладно. Пора на покой. А всякие королевства, княжества, духовные ордена пусть сами себе глотку перегрызают. Есть им все равно надо, да и сукно хорошее, специи опять же кто-то должен из стран жарких, где одни племена йехуди да схизматики живут, возить. Нет, корабль куплю. Или пай в купеческом деле. Денег хватит. По весу монет чувствую, что хватит.
Так что путь мой к морю. Каррлдан все-таки близко, слишком близко к Мэнгеру, шпион на шпионе сидит небось. К море мне надо. Весна, самое время в плаванье выходить. Соль морская, ветер в лицо, крики чаек — вот она, радость жизни, простая и нехитрая. Как добрая похлебка, постель без клопов и вшей или умная беседа. Хотя нет, с беседами хватит, набеседовался с одним умником, почти сорок лет в беседах. То гоняет до седьмого пота, то уму-разуму учит. Нет, хватит, корабль мне, корабль! А самый крупный порт у нас — это Талбек, столица княжества Саран, что некогда при королях-вандах было и не княжество вовсе, а почти что империя, с Мэнгером вполне сравнимая. Но про это я так, вскользь слышал. Так что, как говорится, спасибо этому дому, а мы пойдем к другому.
Седлая свою как бы умершую лошадку, я лишний раз поразился тому, как быстро происходит адаптация. Не успел я вернуться, так уже и сам рассуждаю как какой мелкий барончик местный или купчишка.
Причем на местном наречии рассуждаю. Что поделать, привык я так. Долго притворяться — очень сложно, да и неудобно как-то — притворяться. И вообще, ложь вещь дрянная, мне противная, затерлась эта ложь на языке. Другое дело, когда ты начинаешь сам во все верить, вроде как обычной жизнью даже внутри себя начинаешь жить и забываешь на время, кто ты, откуда ты, зачем ты.
Так можно, даже нужно, но лишь на время. И это у меня хорошо получается. Наделил Творец таких как я, не обидел. Зверь такой еще есть, в жарких странах обычно водится в других мирах, не знаю как здесь: есть иль нет. Он цвет кожи меняет в зависимости от того, где находится, и так у него удачно это происходит, что жить ему легко и привольно на земле.
Глава II. Некто в черном, на пегом жеребце в яблоках
У самой границы Каррлдана и Мэнгера. Четвертого дня после праздника св. мученика Мартина Туранского, лето Господне 5098 от сотворения мира.
Его я видел впервые, а посмотреть тут было на что. Этот отшельник научил-таки его уму-разуму. Тут уж ничего не скажешь. Его движения — легкие, плавные, будто морские волны. Картина, достойная кисти эпического живописца. Воин, в одиночку сражающийся с тремя… Нет, вот еще двое бегут от моста с копьями наперевес. Но ему это не помеха. Что для него какие-то монахи, пусть и научившиеся сносно обращаться с оружием? Финал этой схватки предсказать было несложно. Но вот мотивы! Мотивы, которые им двигали, были пока для меня загадкой.
То, что на мост его не пустят, было ясно с самого начала. Кто ж в эти смутные времена разъезжает без подорожной, пусть и в орденском облачении? Нет, не те времена настали в этом мире. Как там один местный святой пророчил: «И придет лютый хлад, и мор, и голод. И солнце нальется кровью. И ангел отворит кладезь Бездны». Нет, кажется, это не из этого мира. Тут, по-моему, вообще с солнцем должно произойти что-то совсем нехорошее. Только вот что — никак не вспомню. Да и делать мне больше нечего, как всякую ахинею в памяти держать.
Парень-то молодец — не слезая с коня да с коротким мечом, без кольчуги, без щита… Двоим древки копий перерубил, а они — за мечи. Один уже не успел. Поздно, поздно вы, голубчики, схватились за самострелы. Ага, промахнулся. Так. Ну, теперь еще троих и можно ехать дальше.
А ведь мог бы просто проскочить. Так нет же, надо поубивать! Да, Волк давно еще говорил мне, что, мол, не было еще случая, чтобы от него ушли, да на сторону Тени не стали. Сила — страшная штука, похлеще красоты. Искус великий. Да, идут все одной дорогою, уже до них проложенной. Хорошая это дорога, проверенная, хоть и страшная, и тяжелая. Но правильная она.
«От добра добра не ищут», «Не делай добра, не получишь зла», «Кто к нам с мечом, того мы кирпичом»… Ну, и так далее, суть вы, скорее всего, ухватили правильно. А она простая, эта суть: дорога силы — это почти всегда дорога зла, потому как не бывает, чтобы, защищая кого-то, ты кого-то не ранил. Неважно: мечом ли, делом ли, словом ли или даже взглядом.
Они ведь все, кто шел через Лес, все они не хотели служить злу, они просто шли дорогой силы. К Волку их вели ненависть, месть, жажда правды. Старый отшельник их чуть-чуть охлаждал, и они уже желали другого: ясности, цели, твердости. «Чтобы все твои желания сбывались» — кажется, так звучит самое страшное проклятие. Впрочем, я могу и ошибаться. Может, уже что и похуже придумали. Люди — они такие, умеют пакость всякую изобретать. Видели, знаем.
Вот я, кажется, и нашел ответ на свой вопрос. Тут не видеть, тут чувствовать надо, так сказать, осязать. Парень склонен к театральности. Причем играет для себя самого. Этакий монотеатр. Или соло для горы трупов. Спешился, меч о чужую тунику вытер. Так. Молодец, сообразил, что свой надо в речку выкинуть, раз из моды вышел. И взять, так сказать, по уставу ордена положенный… И самострел взял, умница, и сумку с болтами для него. Тоже вещь в дороге полезная. Не отвык в глуши лесной дела обделывать. Или за столько-то лет все уже происходит как бы само собой? Что убил всех — правильно, время выиграл. Теперь — на тот берег, и он почти у цели, о которой пока не знает.
Да, иной раз и не догадываются некоторые, что им на самом деле надо. Купцом он хотел заделаться, корабль купить. Ишь ты, какой нашелся торговец! Знаем мы эти плаванья. Первый раз от пиратов отобьется, крови чужой понюхает и сам грабить начнет. Путь силы — он такой, куда ни станешь, всюду в тени.
Но не очень-то мне хотелось, чтобы он потонул геройски. Не для таких целей он в этот мир вернулся. Да, признаюсь, есть у меня свой корыстный интерес. Да я и не скрывал никогда, что за так никогда никому не помогаю. Интерес есть. Безусловно.
Но и этап этот он должен пройти как надо, полную чашу выхлебать. Но такое уж ближе к концу этого круга. А круг у него, судя по всему, долгим будет. Не потому, что мечом научился хорошо махать. О нет, не поэтому, а потому, что думать начал. Думать, вот что ценно. Ценно для него, ну и для меня тоже небесполезно. Когда человек думает, он еще параллельно под себя копает, а это очень хорошо. Сомнение — тетушка греха.
Ладно, пора двигаться. Честно признаюсь, волнуюсь я. Не каждый раз бывает, чтоб вот так встретиться с тем, кого…. Впрочем, об этом я не буду сейчас думать, а то он почувствует. Итак, все возможные щиты и блоки от его внутреннего зрения поставил. Рано ему пока, рано знать, кто я, зачем и почему. Да и вообще… Люблю я инкогнито. Очень люблю.
Встреча наша тоже была достойна кисти живописца. Тяга к эпической театральности и мне не чужда. Он, не торопясь, едет полями, а я спускаюсь с холма. Весь такой мрачный, таинственный, на пегом жеребце в яблоках. Черный плащ, подбитый белым мехом, развевается; под плащом туника, расшитая серебряными нитями… Непокрытые черные кудри тоже трепыхаются на ветру. В общем, я обожаю собой любоваться, жаль только — не всегда бывает случай в зеркало взглянуть на себя любимого.
Вот. Он меня уже видит. Остановился. Раскланиваемся. «Благородный дон», да «куда вы едете», да «мой святейший брат-воин». Люблю я эти изыски речи, подобным эпохам присущие. Есть в них нечто поэтические, возвышенное что-то. Если бы от тех донов еще не смердело потом и конями!