— Озрик…
— Он должен знать, дорогая, — возразил жене Озрик, — От этого не будет вреда. Чаще тренируйся с ним, Йама. Чем больше ты будешь с ним работать, тем лучше он будет тебя знать. И чаще оставляй его на солнце или там, где есть перепад температуры; полезно помещать кончик ножа в огонь. Он слишком долго лежал в темноте, потому ты пострадал, когда взял его. Думаю, он принадлежал офицеру — кавалеристу, умершему много веков назад. Их изготовляли для воюющих в дождливых лесах в двух тысячах лиг вниз по реке.
Йама тупо заметил:
— Но война началась только сорок лет назад.
— То была другая война, дорогой, — мягко объяснила Беатрис.
Йама вспомнил, какое сверхъестественное сияние испускал нож, когда он, разглядывая, поднял его к лицу. Но когда Лоб поднял нож, случилось нечто ужасное. Разным людям нож показывал свои разные аспекты.
Выяснилось, что Йаму унесли от реки очень далеко, глубоко в предгорья Краевых Гор. До сей поры Йама не представлял себе истинных размеров некрополя.
— Мертвых больше, чем живых, — объяснил Озрик, — а этот город был для жителей Иза местом захоронения со времен создания Слияния. По крайней мере до нашего века, века разложения.
Из разговора Йама заключил, что кураторов осталось совсем мало, и все они — люди старые. В этом месте прошлое было сильнее настоящего. В былые времена Департамент Кураторов Города Мертвых отвечал за подготовку и похороны умерших, которых там называли клиентами, а также за поддержание порядка и уход за могилами, надгробиями, памятниками, изображениями на каменных пластинах и фантомами мертвых. Это было священной и трудной задачей. К примеру, Йама узнал, что существовало четыре способа упокоения останков клиентов: погребение, включая захоронение или помещение в склеп; кремация огнем или кислотой; выставление тела либо в гробу, поднятом над землей, либо посредством расчленения; а четвертый — в воде.
— Последний, как я понимаю, единственный способ, используемый в наше время, — сказал Озрик. — Он, конечно, имеет право на существование, но ведь многие умирают вдали от Великой Реки, а кроме того, поселения часто расположены так тесно, что трупы с верховьев реки отравляют воду в низовьях. Сам подумай, Йама, значительная часть Слияния занята горами и пустынями. Погребение в земле встречается очень редко, ведь места недостаточно даже для сельского хозяйства. Мириады и мириады дней наши предки строили гробницы для своих усопших, сжигая их на кострах или растворяя в бассейнах с кислотой, либо выставляя их тела нашим крылатым братьям. Сооружение гробницы требует много усилий и доступно только богатым, потому что плохо построенные гробницы бедноты тут же становятся добычей дикого зверя. Древесины для костров не хватает так же, как и обрабатываемой земли, а растворение в кислоте всегда считалось небезупречным с эстетической точки зрения. В данных обстоятельствах значительно естественней выставлять клиента нашим крылатым братьям. Когда придет мой час, я желаю, чтоб с моим телом поступили именно так. Беатрис мне обещала. Конечно, конец света настанет раньше, чем я умру, но надеюсь, птицы все еще будут летать….
— Ты забыл о бальзамировании, — резко бросила Беатрис. — Он всегда забывает, — сказала она Йаме. — Он этого не одобряет.
— Нет, я не забыл, но ведь это просто вариант захоронения. Без гробницы бальзамированное тело — просто добыча диких зверей или экспонат для любопытных.
— Иногда тело превращают в камень, — сказала Беатрис. — Обычно его держат для этого в меловом растворе.
— Кроме того, существует мумифицирование, высушивание вакуумным или химическим воздействием, а также обработка смолами или льдом, — перечислял Озрик, загибая пальцы. — Но ты же понимаешь, я говорю о самых распространенных, ну и наиболее упадочных, декадентских методах, имея в виду способ, когда тело клиента подвергалось бальзамирующему воздействию, пока он был еще жив и надеялся на физическое воскрешение в грядущих веках. Вместо этого грабители вскрывали гробницу, забирали из нее все ценности; тела пожирали дикие животные или же их использовали как горючее либо как удобрение для почвы. Тот бравый кавалерист, который когда-то действовал твоим ножом в сражении, молодой Йама, по всей вероятности, был сожжен в печи, чтобы расплавить собой металл, содранный с его гробницы. Вполне возможно, что один из грабителей прихватил нож, и тот напал на него. Вот он и выронил нож там, где ты нашел его через столетия. Мы живем во времена обнищания. Я помню, что ребенком играл среди гробниц и дразнил фантомов, которые тогда еще говорили от имени тех, кто больше не чает воскрешения. В глупости заключен свой урок. Только Хранители смогли победить время. Тогда я не чувствовал, что фантомы вынуждены ублажать мою глупость; молодые жестоки, они еще ничего не понимают.
Беатрис выпрямилась, подняла руку и стала декламировать:
Пусть слава, что добычею слывет
Живых, найдет покой на нашем пьедестале.
Пусть подвиг нынешний оковы рвет
Забвенья вечного и смертную опалу.
Деяние пусть времени умерит жадность
И скрасит мерзкой смерти неприглядность.
Йама подумал, что это текст Пуран, но Беатрис объяснила, что он значительно старше.
— Нас слишком мало, чтобы помнить обо всем, оставленном мертвыми, — сказала она, — но мы делаем, что можем, и мы очень долгоживущая раса.
В обязанности кураторов входило значительно больше, чем просто подготовка клиентов; в последние два дня Йама узнал кое-что об уходе за гробницами, сохранении утвари, с которой похоронены клиенты, и все это в соответствии с обычаями данной расы. Озрик и Беатрис кормили его овощными бульонами, отваренными кореньями, молодой сочной окрой, кукурузой и зеленым горошком, поджаренным в легком масле. С каждым днем он чувствовал себя все лучше и начал ощущать беспокойное любопытство. Он не сломал ни одной кости, но на ребрах у него были глубокие ссадины, а связки мышц спины и рук порваны. На теле и ногах виднелись многочисленные полузажившие раны, а после лихорадки он настолько ослаб, что порой ему казалось, будто у него высохла вся кровь.
Самые глубокие раны Беатрис прочистила; она объяснила, что в них попала каменная пыль и могут остаться шрамы. Как только позволили силы, Йама начал делать упражнения, которым его обучил сержант Роден. Он упражнялся с ножом, преодолев инстинктивное отвращение. Как советовал Озрик, он занимался с ним каждый день, а в остальное время оставлял на подоконнике, где его непременно найдет полуденное солнце. Вначале ему приходилось не меньше часа отдыхать, выполнив один комплекс упражнений, но он в больших количествах поглощал простую пищу кураторов и чувствовал, как силы к нему возвращаются, и наконец он смог подняться по винтовой лестнице на вершину полого утеса.
Он шел, часто останавливаясь передохнуть, но все же добрался до двери маленькой хижины и оказался на воздухе под высоким, нестерпимо синим небом, после душной комнаты, где он пролежал так долго. Чистый холодный воздух ударил в голову, как вино.
Хижина помещалась с одной стороны плато, венчающего вершину утеса; площадка была такой ровной, что казалось, будто кто-то отсек макушку гигантским мечом. Вполне вероятно, что так и было в действительности, ибо во времена строительства Слияния, задолго до того, как Хранители покинули свои десять тысяч рас, использовались энергии такой мощности, что можно было двигать горы и формировать пейзажи огромных районов с такой легкостью, как садовник устраивает цветочную клумбу.
Площадка на вершине утеса размером не превышала Большой Зал в замке эдила, невысокие каменные ограды делили ее на крохотные поля. Тут были делянки кабачков, тыкв, батата, кукурузы, капусты и сахарного тростника. Меж грядок вились узенькие тропинки, а сложная ирригационная система труб, ёмкостей и канавок обеспечивала постоянный полив вызревающего урожая. В дальнем конце площадки Беатрис и Озрик кормили голубей, которые, хлопая крыльями, кружились вокруг каменной небеленой голубятни с башенкой наверху.
Утес стоял на самом краю извилистого хребта, а под ним разверзалась такая глубокая пропасть, что дно ее тонуло в сумрачной дымке. Вдоль хребта виднелись другие скалы с плоскими вершинами, их склоны усеивали окна и балконы. На широком уступе горы, вырезанном в белом скальном массиве крутого склона, уходящего в бездонную пропасть, виднелась россыпь гробниц — громадных сооружений со слепыми белеными стенами под остроконечными черепичными крышами среди искусственно созданных газонов и рощ высоких деревьев. На той стороне пропасти громоздились другие хребты, ступенями поднимаясь к небу, а за самым отдаленным, над туманными голубыми и алыми массами, плавали пики Краевых Гор, сияя в ослепительном свете солнца.
Йама осторожно прошел по извилистой тропке к миниатюрной, поросшей травой лужайке, где Озрик и Беатрис рассыпали зерно. Встревоженные его приближением голуби белым вихрем взмыли в воздух.
Озрик поднял в приветствии руку и сказал:
— Это долина владык первых дней. Некоторые утверждают, что тут погребены Хранители, но если это и так, то точное место скрыто от нас.
— Содержать эти гробницы в порядке — громадный труд.
Зеркальные линзы очков Озрика сверкнули сполохом света.
— Они сами себя поддерживают, — сказал старик, — там есть механизмы, не позволяющие людям подходить слишком близко. Когда-то нашей обязанностью было не пускать туда посторонних для их же собственного блага, но сейчас здесь бывают лишь те, кто знает это место.
— Знают очень немногие, — добавила Беатрис, — а приходят еще меньше.
Она протянула длинную худую руку. Ей на ладонь, тут же сел голубь, она поднесла его к груди и стала гладить по голове длинными костлявыми пальцами.
Йама заметил:
— Меня перенесли на такое большое расстояние!
Озрик кивнул. Его тощая борода развевалась на ветру.
— Департамент Кураторов Города Мертвых в былые времена владел городом, который простирался от этих гор до самой реки, а это день пути для всадника при очень быстрой езде. Кто бы ни доставил тебя сюда, у него должны были быть серьезные причины.
Внезапно Беатрис взмахнула рукой. Голубь взмыл вверх и закружился над лоскутным одеялом крохотных полей. Она с минуту наблюдала за ним, потом сказала:
— Думаю, пора показать Йаме, почему он тут оказался.
— Начать с того, что я бы хотел узнать, кто именно привез меня сюда.
— Пока ты не знаешь, кто тебя спас, — вмешался Озрик, — не существует и обязательств.
Йама кивнул, вспомнив, что, когда он спас Кафиса, рыбарь заявил, что теперь его жизнь навсегда под охраной Йамы. Он высказал предположение:
— Может быть, я по крайней мере мог бы узнать обстоятельства.
— Кто-то взял одну из наших коз, — стала рассказывать Беатрис. — Это случилось на лугу далеко внизу. Мы пошли ее искать, а нашли тебя. Пойдем, ты сам посмотришь, почему тебя принесли сюда. Ты так высоко взобрался, а теперь придется спускаться. Думаю, у тебя должно хватить сил.
Спускаться по бесконечной спирали лестницы было легче, чем подниматься; но Йама видел, что если бы не он, Озрик и Беатрис давно уже сбежали бы вниз, хотя он их намного моложе. Лестница заканчивалась балконом, опоясывающим утес на полпути от подножия к плоской вершине. Несколько арок с балкона вели внутрь, и Озрик тотчас исчез за одной из них. Йама хотел было пойти за ним, но Беатрис взяла его за руку и повела к каменной скамье у низкого ограждения балкона. Солнце нагрело древний камень. Йама с благодарностью ощутил это тепло.
— Когда-то нас было сто тысяч, — начала Бетрис, — но теперь во много-много раз меньше. Эта часть — самая древняя из того, что лежит в пределах сферы наших трудов, и она рухнет последней. В конце концов она, конечно, рухнет.