Анна Мельникова, руководитель съемочной группы, присланной на Центральный аэродром с кинофабрики военно-учебных фильмов, увидела Семенова раньше, чем Коля. Точнее, она не просто Григория Ильича увидела , Анна повернулась в сторону красного «И-5», заранее уверенная в том, что рядом с Благиным будет стоять именно этот человек – уперев одну руку в бок, в другой руке сжимая черный, крокодиловой кожи портфель.
Появление Семенова само по себе не сильно повлияло на ее настроение; оно было отвратительным с того момента, как Мельникова прибыла на аэродром. Что-то дурное происходило с ней, нечто, схожее с явлением déjà vu.
Красавице чудилось, будто она уже видела всё это: и моноплан, огромный, как лежащий на боку двадцатиэтажный дом; и два маленьких самолета чуть в стороне от него; и толпу на трибунах; и кинооператоров, суетящихся рядом. Но это было бы еще полбеды. Хуже оказалось то, что у этого déjà vu выявилась одна особенность: Анна могла предугадывать, предвидеть, что будет происходить в каждый последующий момент времени. И все ее предвидения сбывались вплоть до крохотных деталей. При этом каждое из них сопровождалось у неё онемением губ, а затем болезненным их покалыванием – точь-в-точь как после одного вчерашнего происшествия: ничтожного, но крайне мерзостного.
И вот теперь, глядя на Семенова и Благина, она знала наперед, что сейчас сотрудник НКВД достанет из своего портфеля какой-то маленький предмет и передаст его летчику. Знала она и то, что разглядеть этот предмет ей не удастся, поскольку Благин быстро уберет его в нагрудный карман.
Однако предвидение будущего – даже краткосрочное – всё же дало красавице некоторое преимущество. Еще до того, как наркомвнуделец полез в портфель, Анна навела камеру на него и на пилота и стала снимать.
Скрябин, пожалуй, сумел бы разглядеть в бинокль, чтополучил летчик от комиссара госбезопасности. Однако момент передачи этой вещи (весьма обыденной) Коля пропустил, потому что Миша Кедров вдруг дернул его за рукав, воскликнув:
– Смотри, смотри! Кто-то все-таки собирается лететь!
И принц Калафподдался любопытству: перевел бинокль в сторону «Горького». Рядом с монопланом и впрямь обнаружилась целая толпа – с полсотни нарядных людей, первые из которых уже поднимались по трапу самолета.
– А, ну да, – произнес Коля, глядя, как гигант проглатывает друг за дружкой парадно одетых мужчин, женщин и даже нескольких детей. – С самого начала было оговорено: сегодня на «Горьком» полетят сотрудники ЦАГИ – Центрального аэрогидродинамического института. Им разрешили прокатиться – пролететься– вместе с женами, детьми и товарищем Сталиным.
– Как видно, всё-таки безтоварища Сталина, – заметил Михаил, и он был прав: ни Хозяин, ни его соратники на Центральный аэродром так и не прибыли.
Последней по трапу поднималась девочка лет пяти: в белой панамке, со светло-коричневым плюшевым медведем в руках. Коля заметил, что медведь уже изрядно потрепан, и одно его ухо заметно меньше – короче – другого; как видно, не один раз оно было оторвано, а затем пришито на место. Шла обладательница медведя медленно, чуть ли не волоча ноги, так что мать за руку тянула ее за собой.
«Она же не хочет лететь, – подумал Николай. – Зачем ее тащат туда?..»
Но долго об этом размышлять не стал и снова навел бинокль на группу кинодокументалистов, возле которой стоял теперь Григорий Ильич Семенов.
– Ихсегодня не будет, – сказал комиссар госбезопасности 3-го ранга.
Анна изобразила на лице огорчение и удивление. Между тем эта фраза – относившаяся, конечно же, к товарищу Сталину и его спутникам, – прозвучала в ее голове, когда Семенов еще только шел к операторской группе через летное поле.
– Так что, – продолжал чекист, – сейчас «Горький» примет тех, другихпассажиров, а дальше всё пойдет по плану. Раз уж товарищ Сталин не сможет лично присутствовать на празднике, надо всё запечатлеть для него на пленку и запечатлеть в самом лучшем виде.
– Да, понятно, – кивнула Анна, – у нас уже всё готово. И мы…
Она осеклась на полуслове, потому как вдруг поняла: ее дежа вю перестало действовать; она не знала, что случится дальше. А случилось вот ЧТО.
– Надеюсь, что это так, – изрек комиссар госбезопасности. – Вот Николай Павлович, – он имел в виду Благина, – тоже сказал, что готов, а поглядите, как нервничает – курит одну папиросу за другой.
Обернувшись, Анна поглядела на пилота истребителя. Григорий Ильич только этого и ждал. Действуя молниеносно, как трамвайный воришка, он выхватил из кармана форменных бриджей листок бумаги, сложенный в несколько раз, и запихнул его в Аннину сумку, лежавшую на земле. Когда красавица-кинооператор вновь поглядела на сотрудника НКВД, тот стоял в прежней, излюбленной своей позе: уперев одну руку в бок и слегка помахивая портфелем.
На сей раз Николаю Скрябину удалось увидеть всё, и он не замедлил дать увиденному свою трактовку. «Передал ей, мерзавец, записку, – подумал юноша. – Должно быть, свидание назначает…»
Между тем комиссар госбезопасности поднял и подал Анне ее сумочку, а затем, поддерживая красавицу под локоток, повел ее к самолету «П-5», из открытой кабины которого и должна была вестись историческая съемка. Остальные кинодокументалисты двинулись следом.
Скрябину показалось, что по пути между Семеновым и рыжеволосой незнакомкой шла оживленная беседа и что молодая женщина как будто даже прижималась к Григорию Ильичу – который под конец весьма бесцеремонно подсадил ее, помогая забраться в самолет. Прочие хроникеры за дамой не последовали – видимо, собирались снимать с земли; да в маленькой кабине все и не разместились бы. Так что, едва красавица заняла свое место и надела на голову летный шлем, винт самолета был запущен. «П-5» вырулил на взлетно-посадочную полосу, с видимой легкостью разогнался и первым поднялся в воздух.
Почти сразу после него взлетел помидорно-красный тренировочный истребитель, который пилотировал Николай Благин.
Взлет двух скромных самолетиков сопроводили умеренные крики одобрения. Зрители будто берегли силы, ждали другого. И дождались. Все, кто находился на трибуне, вдруг синхронно повернули головы в одну сторону, а затем раздались громовые аплодисменты вперемешку с восхищенными выкриками.
– Колька!.. – Миша ткнул друга в бок. – Смотри же – сейчас «Горький» будет взлетать!..
И правда: лопасти пропеллеров моноплана дрогнули, затрепетали, а затем все его восемь винтов – громадных, в два человеческих роста – пропали из глаз, только сероватые полупрозрачные диски остались на их месте. На каждом крыле было по три мотора, и еще два закручивали воздух над верхней частью фюзеляжа. Набирая скорость, самолет покатил по взлетной полосе. Зрители почти подвывали от восторга, но сами себя не слышали: всё перекрывал оглушительный рев двигателей «Горького». Наконец гигант оторвался (всем показалось: оттолкнулся ) от земли, взмыл над ней и продемонстрировал надпись «Максим Горький» на внутренней поверхности крыльев.
Благинский истребитель пристроился справа от исполина, самолет с кинооператорами – слева.
4
Чувство déjà vu, некоторое время как бы дремавшее, вновь охватило Анну, когда она шла к маленькому «П-5». Оно ударило ее почти физически, так что красавица заметно покачнулась, и сумка, висевшая у неё на плече, начала соскальзывать. Однако сотрудник НКВД, шедший рядом, не замедлил сумочку подхватить, а затем взял даму под локоток.
– Нервишки шалят, Анна Петровна? – вопросил он и притиснулся к Анне.
Красавица-кинооператор не заметила выглянувшего из сумки бумажного уголка, но и Семенов его не заметил тоже.
При назойливой помощи Григория Ильича Анна забралась в кабину самолета, уже зная, что припев бравурного марша…
Всё выше, выше и выше…
…будет сейчас заглушен звуком мотора «П-5»; так оно и произошло. Да и вообще, дальше всё выходило именно так, как Мельникова ожидала.
На борту «Горького» поначалу всё также шло своим чередом. Поднявшись на семьсот метров над землей, моноплан совершал в небе неторопливый круг, а все пассажиры припали к иллюминаторам, и не только к ним. Одним из чудес суперлайнера была каюта с прозрачным полом : во время полета отодвигался экран, и в полу появлялось огромное панорамное окно. Именно в этой каюте должен был расположиться товарищ Сталин со своими соратниками; но товарищ Сталин лететь не пожелал, и там разместили лучших сотрудников ЦАГИ. Среди этих счастливцев оказались и родители девочки, захватившей с собой на борт плющевого медведя. Сама она – Николай не ошибся – восторга от экскурсии не испытывала никакого и всё теребила ухо свого мишки, рискуя оторвать его в очередной раз.
– Посмотри, посмотри, Танечка, как красиво!.. – воскликнула ее мать и указала вниз – туда, где распадался на изломанные фрагменты привычный земной мир.
Только тогда девочка первый раз глянула в иллюминатор. Поле аэродрома, пересекаемое взлетно-посадочными полосами, показалось ей куском фанеры с обломанными краями, который был крест-накрест перевязан лентами. Таня перевела взгляд на своего мишку, и у того на круглой морде тотчас выразилось сочувствие: как видно, летать медведю нравилось не больше, чем его хозяйке.
– Эх ты, трусишка… – Танин отец, инженер-авиаконструктор, ласково потрепал ее по руке. – Ничего, еще один круг – и мы сядем, а потом поедем в гости к бабушке, на пироги…
«Горький» действительно пошел на второй круг, и тут началось всё самое интересное. Пассажиры дружно ахнули и, бросив глядеть в пол, кинулись к выходившим на правый борт иллюминаторам. Там, почти вплотную к широченному крылу «Горького», летел маленький красный самолетик.
Каково это: снимать воздушные маневры из открытой кабины самолета – Анна знала очень хорошо; ей и прежде доводилось выполнять задания подобного рода. Да и гораздо более сложные задания, чего уж там скромничать. А теперь ей еще и помогал обретенный неизвестно каким образом дар предвидения.
Анна знала, что прямо сейчас «И-5», выделявшийся красным пятном на фоне серо-черного фюзеляжа «Горького», ляжет на правое крыло. Она навела камеру и – тренировочный самолет действительно на правое крыло лег, и Благин начал крутить правую «бочку» – фигуру далеко не из простых. Однако красавица никакого волнения не испытала, уверенная, что маленький истребитель обернется вокруг крыла моноплана без всяких проблем.
После выполненной фигуры «И-5» по инерции отнесло вправо, он вышел из кадра, и Анна, не ощущая пока никаких предчувствий, решила, что Благин на том и успокоится. Эта «бочка» с большим радиусом с земли была неотличима от мертвой петли, да и на пленке выглядела бы весьма впечатляюще. Совершить такоена тихоходном истребителе в непосредственной близости от «Горького» уже было подвигом.
Слегка расслабившись, Анна бросила мимолетный взгляд на часы – и тут-то в поле ее зрения попала, наконец, злополучная сумка, лежавшая теперь возле ее ног. «Что же это оттуда торчит?» – подумала молодая женщина и уже потянулась к сумочке, но – не успела в неё заглянуть. Вновь появился благинский истребитель, и теперь он ложился на левое крыло.
– Я поднимусь чуть повыше! – через плечо крикнул Анне пилот ее самолета и подкрепил свои слова жестом, указующим вверх; из-за гула мотора только по этому жесту красавица его и поняла.
Пилот «П-5», как и она сама, решил, что Благин станет сейчас крутить левую «бочку», после которой его понесет влево – как раз туда, где они только что находились. Но Николай Павлович прибавил газу и ринулся вперед. У Анны при виде этого мгновенно заледенели ладони, а затем подлый дар предвидения ударил ей в голову с такой силой, что она почти лишилась чувств. Однако камеры Анна не выпустила и продолжала снимать.