— Здравствуй-здравствуй! — Терри Бреннан, приветствуя меня, привстает с большого кожаного кресла и протягивает руку. Он не в костюме, в чем я привыкла его видеть в издательстве, а в темно-зеленом халате и таких же тапочках. Сама расслабленность. — Что-нибудь стряслось?
Сажусь на диван и почему-то робею. Впрочем, не о повышении же и не о зарплате я явилась с ним разговаривать. Вздыхаю.
— Нет, ничего особенного не случилось. Просто я бы хотела… — Сглатываю. — Понимаете, та книга, над которой я сейчас работаю… — Боже, я ведь совсем не собиралась упоминать про Браунинга! И не готовилась к этой беседе, но от волнения наружу рвутся не те слова и уже не остановиться. — Мне кажется, с этим автором надо обстоятельно и долго поговорить. Потому что…
Многословно, но на удивление складно излагаю, что меня не устраивает в романе Браунинга. А умолкая, краснею и тороплюсь добавить:
— Впрочем, я ведь не редактор и, может, ошибаюсь. — Хихикаю. — Иногда мне кажется, что я совсем не права и вообще не гожусь на эту роль…
Бреннан снимает очки и задумчиво потирает переносицу. До меня вдруг доходит, что я отравляю человеку отдых, и мне делается совсем неловко.
— Ой, простите… Я, наверное, не вовремя.
— Нет, почему же. Я готов разговаривать о делах хоть среди ночи. — Бреннан смеется. — А почему ты не обсудила этот вопрос с Дженнингсом?
— Гм… — Сцепляю пальцы в замок. — Мне кажется, у нас нет понимания… По-моему, он… — Нет, ябедничать на Дженнингса — это уже чересчур. Невпопад усмехаюсь. — То есть я хотела сказать…
Бреннан смотрит на меня своими умными глазами так, будто прекрасно понимает, и о чем я пришла его просить и чего недоговариваю.
— Видите ли… побеседовать с Дженнингсом я смогу только в понедельник, а в понедельник… — Умолкаю и с растерянной улыбкой вздыхаю.
— Неужели я настолько страшный и грозный? — с неожиданно озорным прищуром спрашивает Бреннан.
— Что, простите? — лепечу я.
— Мы знакомы сотню лет, а ты, хоть и все очень грамотно сейчас объяснила, почему-то дрожишь от страха.
Улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Просто мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, будто я…
Бреннан жестом останавливает меня.
— Ты работаешь у нас без малого пять лет, верно?
Киваю.
— И за все это время впервые пришла с разговором. Думаешь, я до сих пор не понял, что ты не из тех, кто, пользуясь знакомствами, стремится пролезть на местечко получше и урвать кусок пожирнее?
В гостиную входит Линда с серебряным подносом, на котором белеют фарфоровые чашки.
— Спасибо, женушка, — благодарит ее Бреннан, когда она опускает поднос на стеклянный столик.
— Пейте. Если понадобится что-нибудь покрепче, только намекните, — весело говорит она.
Все втроем смеемся.
Если я тайно в чем-то и завидую подруге, так это в том, что она воспитывалась в совершенно иной обстановке. Отношения ее родителей дружески теплые, причем независимо от того, видят ли их в эти минуты посторонние. У Бреннанов ничего не делается напоказ. Какие они при гостях, такие и в кругу семьи. Уж я-то знаю, ведь школьницей не раз оставалась у Сюзи ночевать, да и могу делать выводы из ее рассказов. Сама она выходить замуж пока не думает, но это не потому, что, как я теперь, чувствует себя непригодной для семейной жизни, а потому, что еще не надышалась свободой, главное же — потому что в ее жизни пока нет человека, с которым не боязно связать судьбу.
Линда, мягко покачивая округлыми бедрами, уходит из комнаты. За ней тянется незримый шлейф материнского тепла и супружеской любви. Я чувствую себя ощутимо свободнее. Минуту-другую пьем с Бреннаном кофе и молчим.
— Кстати, — внезапно говорит он, отставляя чашку, — тебе не кажется, что ты засиделась в помощницах?
У меня перехватывает дыхание. Приоткрываю рот, чтобы ответить «кажется», но понимаю, что это прозвучит нескромно, и молчу.
— Надо бы серьезно поразмыслить над этим вопросом, — добавляет Бреннан.
— Только не подумайте, что я за этим к вам пришла, — торопливо говорю я.
— Я и не думаю, — спокойно отвечает Бреннан. — Не знаю, что привело тебя ко мне, но догадываюсь, что это какой-нибудь пустяк.
Качаю головой.
— Не совсем. Дело в том, что мне надо срочно уехать. Завтра же. А мистер Дженнингс… сомневаюсь, что он бы меня отпустил. И потом я два дня его не увижу. — Умолкаю и в страхе замираю, подумав вдруг о том, что перегнула палку и Бреннану это не придется по вкусу.
Он с невозмутимым видом складывает руки на чуть выступающем животе.
— Хочешь взять досрочный отпуск?
— Хотя бы недельку, — тараторю я. — У меня… некоторые неприятности. Личного характера, и было бы очень кстати куда-нибудь съездить, а сейчас как раз…
— Не объясняй, — говорит Бреннан. — Это и есть твоя просьба?
— Ну да.
Он смеется.
— А я уж было подумал, что тебя кто-нибудь оскорбил или еще что-нибудь в этом роде.
Кручу головой.
— Нет-нет. Никто меня не оскорблял.
— Замечательно. Уезжай хоть на полмесяца, а когда вернешься, в первый же день зайди ко мне, — распоряжается он начальственно-благосклонным голосом.
— Да, конечно. Огромное спасибо, — взволнованно благодарю его я.
Бреннан нахмуривает брови.
— Говоришь, у тебя неприятности? Сюзанна ничего о них не упоминала.
Вытягиваю вперед руку.
— Ее я пока ни во что не посвящала. Понимаете…
— Не объясняй, — повторяет Бреннан. — Думаю, со Сюзи вы в любом случае поймете друг друга.
— Разумеется. Ближе нее у меня, наверное, нет никого.
Бреннан задумчиво поводит бровью и кивает.
— Надеюсь, твои неприятности скоро закончатся.
— Спасибо. Я тоже надеюсь.
Уже у двери Бреннан вновь меня окликает. Приостанавливаюсь на пороге и поворачиваю голову.
— Если хочешь поговорить с людьми более взрослыми, я и Линда всегда готовы тебя выслушать, — говорит он.
В моем сердце загорается ласковый огонек. Несмотря ни на что, я счастливая: не у всех есть такие друзья и не всем в тяжелую минуту рады помочь.
— Огромное спасибо.
4
— Давай-ка я повторю все, что запомнила, — почему-то ужасно волнуясь, говорю я. — Значит, я танцовщица и выступаю на Бродвее…
Барлоу хмурится.
— Разве я говорил тебе об этом?
Слегка краснею.
— Нет, но я случайно услышала сама. Тогда, на балконе… Ты слишком громко говорил.
Барлоу со смехом грозит мне пальцем.
— Подслушала?!
Живо качаю головой.
— Это не так называется.
Он обводит взглядом мои голые слегка загорелые руки и ноги в синих джинсах.
— Что ж, никто не усомнится в том, что я сказал правду.
Немного смущаюсь, не совсем понимая, что он имеет в виду.
— В каком смысле?
— В таком, что фигура у тебя точно как у танцовщицы, — ровным голосом и глядя вперед, произносит Барлоу.
Это что, комплимент? — задумываюсь я. Судя по тону, не похоже. Впрочем, какая разница? У нас отношения сугубо деловые, хоть и дело наше из ряда вон выходящее. Вздыхаю, стараясь не искать в высказывании Барлоу ничего личного и думать лишь о предстоящей «работе».
— Предупреждаю, если меня начнут расспрашивать, в каком театре я выступаю, тем более в каких участвую постановках, я погорю. Врать нелегко, особенно если ты дуб дубом в том, о чем надо сочинять небылицы.
Барлоу крутит в руках сверхсовременные наушники и сидит, откинувшись на спинку кресла. Оно мягкое и очень удобное, как и все остальное вокруг. Первым классом я лечу, по-моему, впервые в жизни.
— Мой тебе совет, лучше ничего не выдумывай, — спокойно говорит Барлоу. — Отвечай уклончиво и таким тоном, который говорит яснее слов: я не в настроении болтать.
— Тебе легко рассуждать! — восклицаю я. — Со стороны всегда кажется, что все просто. Каким таким образом можно ответить уклончиво, если, к примеру, меня конкретно спросят, как называется мюзикл, в котором я сейчас играю.
Барлоу сидит, не меняя положения, и так же умиротворенно смотрит вперед, на персональный монитор, где о чем-то спорят Пол Радд и Фамке Янссен.
— Скажи: у него такое название, что трудно выговорить. Хихикни и отвернись.
Всплескиваю руками.
— Прекрасно. И что обо мне подумают? А в первую очередь о тебе?
Барлоу поводит плечом.
— Вот это меня совершенно не волнует. Лишь бы маман раньше времени не отправилась на тот свет.
От того, насколько безмятежным голосом он произносит эти слова, мне делается смешно. Легонько пихаю его локтем в бок.
— По-моему, ты подходишь к делу не слишком серьезно. А я должна отработать обещанную сумму.
— Кстати! — спохватывается Барлоу. — Я совсем забыл. Если надо, я могу заплатить аванс. И, если ты уже купила, например, платье, скажи, сколько денег за него пришлось выложить.
— От аванса не откажусь, а со всем остальным разберемся потом, — говорю я, ловя себя на том, что говорить уклончиво отнюдь не столь сложно.