— А ну телеги в круг! — заорал он, сунув за пояс разряженный пистоль и вынимая шпагу. — Живее, сукины дети, живее!
Обоз превратили в вагенбург. Отчего-то Васька ни на минуту не усомнился в том, что семеновцы делают ровно то же самое. Оно и к лучшему: два полка прикроют друг друга, а тогда поди к ним сунься — в болотине гнить и останешься.
Началось нелепейшее из «сидений» русской армии…
6
— Каковы московские мужики! — запальчиво воскликнул молодой король, понаблюдав за обороной гвардейских полков. — Если бы брат мой Фредерик, король датский, стоял так же нерушимо под Копенгагеном, нас бы здесь не оказалось даже в будущем году!
Стойкость гвардейцев на фоне панического бегства или почти полного бездействия прочей армии не могла не удивлять. Шведские солдаты с именем короля бросались в атаку и гибли, как мухи. Дело усугублялось быстрым наступлением темноты. Русские явно не желали сдаваться, а шведы, измотанные быстрым переходом, жаждали отдохнуть и подкрепиться. К тому же в наступивших сумерках два шведских отряда, приняв своих за противника, начали пальбу и попросту перестреляли друг друга. Карл в ярости приказал прекратить огонь, людей ему и без того не хватало. После чего, повелев Себладу, Мейде-лю и Штенбоку занимать отбитую у русских главную батарею, сам расположился на левом фланге между Нарвой и захваченным русским ретраншементом. Будет новый день и новая битва, в удачном исходе которой юный король не был так уверен, как показывал.
— Они меня в могилу сведут, эти русские, — бурчал уставший донельзя Карл, заворачиваясь в плащ и укладываясь на походную кровать какого-то русского офицера из высших. С удобством расположились, нечего сказать. — Храбро дерутся, если хотят драться, и быстро бегут, если драться не желают… Но шведы сведут меня в могилу еще раньше! — раздраженно воскликнул он, слыша песни подвыпивших солдат. Видимо, добравшихся до русских винных запасов, черт их дери. — Гердт! Выясните, что там происходит, и прикажите прекратить безобразие! Завтра снова в бой!
И опять-таки, отдать приказ куда легче, чем его исполнить…
Доблестные шведские солдаты (большая часть которых были вовсе не природные шведы), утомленные переходом и оголодавшие, накинулись на русский обоз как моряк после долгого путешествия на портовую девку. Естественно, выпивка на голодный желудок и набивание брюха чем попало повышению боевого духа, может, и способствует, но не сразу, а наутро. Когда эти черти проспятся и проблюются. Казалось, победа уже в руках, чего опасаться? Вот и вливают в себя русскую водку без меры, чертовы дети. А в самом-то деле, что еще может приключиться? Русский командующий и несколько его генералов сдались, часть армии обращена в паническое бегство, прочие боятся высунуть нос из шанцев и апрошей… Выслушав доклад адъютанта, взбешенный Карл выскочил из палатки — полюбоваться на свое пьяное воинство. Уж он-то прекрасно понимал, какая опасность может проистечь от сего неудобного положения. Ударь сейчас левый фланг русских, сумевший отбить атаку генерала Веллинга, от шведского войска останется большая вонючая лужа.
«Необходимо как можно дольше держать русских в неведении относительно нашего положения». —
Карл мыслил, как действовал — молниеносно. И так же молниеносно последовал его приказ:
— Русских офицеров-парламентеров в чине ниже полковника ко мне не пропускать!.. Нужно дать им прочувствовать всю безнадежность их дальнейшего сопротивления, — добавил он, когда к нему за инструкциями явился генерал Реншельт. — В отсутствие главнокомандующего и брата нашего Питера прочие русские генералы не решатся поднять войско в атаку, полагая его полностью дезорганизованным.
— Я велю убивать всякого русского лазутчика, который предпримет попытку передать какую-либо депешу от осажденных полков генералитету, — заверил короля Реншельт.
— Весьма разумно. Генералы не должны знать, что наше войско упилось вдрызг. Проклятые наемники… Мне бы шведов, шведов под ружье побольше! Вот на кого я в точности могу положиться!.. Молчите, Реншельт, я и так знаю, что обязан сим прискорбным обстоятельством скопидомам из риксдага, желающим урезать мои королевские права. Но, победив русских, я сумею их поприжать, и тогда воевать за Швецию будут шведы, а не всякая сволочь… Итак, ждем парламентеров!
7
— Пьют и жрут, сволочи! Шведы проклятыенаши припасыпьют и жрут!
С утра маковой росины во рту не державшие, с честью отразившие сильнейший натиск неприятеля, промерзшие и оголодалые преображенцы были, мягко говоря, не в духе. Капитан Блюмберг, назначенный на место перебежчика Гуммерта, сдался вкупе с герцогом фон Круи. Многие офицеры и нижние чины (в числе коих были и храбрые иноземцы) полегли в бою. Что с прочими, никто не знал. То ли тоже в осаде сидят, то ли разбежались. Со стороны Кампергольмской переправы еще дотемна треск, лошадиное ржание да людские крики были слышны. Видать, потоп кто. Только некогда было преображенцам с семеновцами креститься и поминать новопреставленных. «Даст Бог, отобьем шведа, а там и поминки справим, — говорил солдатикам поручик Васька Чичерин. — Не бойсь, пусть нас враг боится, а не мы его!»
Легче сказать, чем сделать…
Помогла преображенцам не храбрость, а злость.
Когда от позиций, отбитых шведами, донеслись разудалые немецкие песенки, гвардейцы сперва подивились: викторию, что ли, справляют? Не рановато ли? Потом до кого-то из офицеров дошло — до припасов добрались, вражины, и пируют. Вот тут злость-то гвардейцев и взяла.
— Они как нажрутся в лежку, их голыми руками передавить можно!
— Посыльного к генералу Бутурлину, живо! — скомандовал поручик: если и остался кто в живых из высших офицеров в числе преображенцев, то обязательно либо пленен, либо ранен, либо усталый так, что с ног падает. Полуполковник Флент, раненный в голову, лично перепоручил командование ротой Чичерину, оттого тот и распоряжался.
Наказав посыльному непременно в точности пересказать генералу, что шведы, упившись вусмерть, уязвимы как никогда, Васька перекрестил солдата и отправил. Как прояснилось чуть позже, на верную смерть: не успел преображенец отойти от вагенбурга и на полста шагов, как застучали выстрелы. Кто-то глухо вскрикнул в той стороне, и все тут же стихло.
— Прибили… — перекрестился Васька. — Прими, Господи, душу раба твоего…
— Как зверя обложили, — проворчал кто-то из гвардейцев, крестясь следом за поручиком. — Что делать-то, Василь Федорыч?
— Ждать посыльного от Бутурлина, — мрачно проговорил Васька. — Аль сигнала к атаке. Не может такого быть, чтоб генерал сам не видел, что шведа ныне крепко побить можно.
Последнее поручик сказал без особенной уверенности в голосе. Генералы, думал он, скорее посыльного к шведам отправят, дабы капитуляцию приняли. Тут в его мысли вкрались и прочно заняли положенное место хульные словеса в адрес собственных воевод. Слыханное ли дело — при таких позициях афронт иметь? «Да вот же она, виктория, пень дубовый! — мысленно ругал генерала Бутурлина неведомый тому преображенский поручик Васька Чичерин. — Токмо нагнись да подбери с землицы! Так не же, пойдет Каролусу сидячее место лизать и прочие места тож!»
А морозец-то крепчает. А пустые брюха бурчат. И от генерала никаких вестей, чтоб его…
8
— Ах, мать честна! Да что ж это такое происходит? Видать, посыльный к шведам!
Убедившись, что так оно и есть, Васька снова мысленно обложил начальство по матушке, батюшке и прочим родственникам, среди коих нежданно обнаружились ослы, козлы, собаки и ехидны. «Мы тут, видите ли, корячимся, живота своего не жалеем, а они!.. Оставили нас голодными да холодными помирать в болотине Наровской!.. Мать ихнюю за ногу, да когда ж это предательство прекратится?»
Досада и злость: снова предали. Преображенцы недовольно заворчали. Стоило ли кровью своей землицу ижорскую поливать, коли не ценят сего? Васька понимал — еще четверть часа, и гвардию насильно в атаку не поднимешь. Раз генералы сдаются, мол, так и нам сам Бог велел. Еще четверть часа — и все будет упущено.
«Не бывать сему делу! Не бывать!»
— Ружья зарядить, — негромко, только чтоб свои ближние услышали, скомандовал он. — По моему приказу скрытно, без барабанного боя, выходим из вагенбурга. Тебе, Осип, — кивок в сторону гвардейского прапорщика, что первым выразил желание отомстить шведам за поруганный обоз, — брать тридцать человек и перебить стрельцов свейских, что посыльного пристрелили. На прочих мы купно навалимся.
— То мы, а другие роты? А семеновцы с лефортов-цами? — немедленно последовали вопросы. Вполне уместные, надо сказать. — Коль не поддержат нас, сгинем без славы.
— Поддержат, — на сей раз Чичерин сумел сказать это уверенно, хоть сам далеко не так крепко верил в поддержку вылазки, как показывал. — Тебе, Семен, своя инструкция будет: как услышишь пальбу да крики, ори во всю глотку, что приказ атаковать был.
— Так не было же приказу такого! — второй прапорщик не сразу понял, чего от него хотят.
— Было, не было — то после дознаваться будут. А наше дело — шведа побить. Понял?
— Понял, — просиял прапорщик.
— Тогда — с Богом, робяты…
«Не бывать измене, когда баталию выиграть можно!..»
9
— Что? В чем дело? Кто приказал?!!
Полуполковник, едва не сорвав с головы пропитавшуюся кровью повязку, сползшую на глаза, вскочил на ноги, едва услышал частые хлопки выстрелов. Ни дать ни взять кто-то кого-то атакует. Вопрос был лишь в том, кто и кого. Когда же — и довольно скоро — выяснилось, что в атаку самовольно пошли вверенные ему преображенцы во главе с поручиком Чичериным, Флента охватил неподдельный гнев. Даже боль как будто улеглась. Как поручик мог самочинно повести гвардейцев в атаку? Или все же был приказ о наступлении, да он его благополучно проспал? А тут еще этот горлохват орет про приказ генеральский — мол, атаковать шведа надобно немедля, пока слаб и с силами не собрался… Что творится?
— Стой! — Флент ухватил голосистого прапорщика за рукав — до воротника не дотянешься. — Какая атака? Кто приказал?
— Да генерал же и приказал! — отвечал детинушка, честно-пречестно глядя полуполковнику в глаза. — Нарочного прислал с приказом, а господин поручик исполнять и подался!
— Почему меня не оповестили, черти? — зарычал — от гнева, подстегнутого болью — полуполковник. — Где этот нарочный?
— Да вон там же, в атаке!
Ложь была настолько наивной, что Флент тут же раскусил ее. Никакого нарочного, равно как и приказа, и в помине не было. А поручик еще поплатится за самоуправство!
— Стой! — заорал Флент, оставив в покое обшлаг дюжего прапорщика, выхватив шпагу и пытаясь перекрыть своей персоной проход между телегами. — Стой, не то убью! Не было приказа, не было! Стой, сукины дети!.. А-а-а, доннерветтер! За государя Петра Алексеевича — вива-а-ат!!!
Преображенцы пошли в атаку. По их примеру поднялись семеновцы и лефортовцы. Лавина стронулась… Шведские дозоры, поставленные для отстрела русских посыльных, были сметены ею напрочь.