– Ты, должно быть, Амелия, – сказала она, и я кивнула. – Давай‑ка немного пройдемся. Что скажешь?
Когда мы выходили, путь нам перегородил полицейский, похожий на папу, когда он надевает форму.
– Пусть отвечают порознь! – скомандовала Донна Роман, и он кивнул. Затем она отвела меня к автомату со сладостями в конце коридора. – Чего ты хочешь? Лично я – поклонница шоколада, но ты, возможно, из тех девчонок, что дня не проживут без чипсов?
Сейчас, без родителей, она показалась мне гораздо приятнее. Я тут же указала на батончик «Сникерс», решив, что надо воспользоваться моментом.
– Ты, наверное, совсем не так представляла себе каникулы? – Я покачала головой. – С Уиллоу уже случалось что‑то похожее?
– Конечно. У нее часто ломаются кости.
– А как это происходит?
Эта тетка вроде бы должна была быть умной, но явно не производила такого впечатления. А как вообще ломаются кости?
– Ну, она падает. Или ударяется обо что‑то.
– «Ударяется»? Или же ее «ударяют»?
Однажды какой‑то мальчик сбил тебя с ног во дворе детского сада. Ты, в общем‑то, неплохо умела уклоняться, но в тот день бежала слишком медленно.
– И это бывает.
– А кто был рядом с Уиллоу, когда она сломала кость в этот раз?
Я вспомнила, как вы с папой стояли, держась за руку, у кассы.
– Мой папа.
Она поджала губы и скормила еще несколько монет в автомат, который теперь выплюнул бутылку воды. Открутила крышку. Я хотела, чтобы она предложила мне попить, но стеснялась просить.
– Он был в плохом настроении?
Я вспомнила папино лицо, когда мы мчались в больницу вслед за «скорой». Вспомнила его руки, сжатые в кулаки, пока мы ожидали известий о новом переломе Уиллоу.
– Да. В очень плохом настроении.
– По‑твоему, он сделал это потому, что злился на Уиллоу?
– Сделал что?
Донна Роман опустилась на корточки, чтобы смотреть мне прямо в глаза.
– Амелия, ты можешь мне обо всем рассказать. Обещаю, тебя никто не тронет.
Тут‑то я и догадалась, что она имеет в виду.
– Папа не злился на Уиллоу! Он ее не бил. Произошел несчастный случай!
– Таких несчастных случаев можно избежать.
– Нет… Вы не понимаете… Это из‑за Уиллоу…
– Что бы ни делали дети, это не оправдывает жестокого обращения с ними, – вполголоса пробормотала Донна Роман, но я все‑таки расслышала ее слова. Потом она встала и зашагала обратно, даже не пытаясь услышать меня. – Мистер и миссис О'Киф, – сказала она, – мы вынуждены поместить ваших детей под опеку с целью защиты.
– Давайте просто поедем в участок и обо всем поговорим, – предложил папе полицейский.
Мама обхватила меня за плечи.
– «Опека с целью защиты»? Это как?
Донна Роман твердой рукой – правда, не без помощи полицейского – попыталась нас разъединить.
– Мы хотим гарантировать детям безопасность, пока вопрос не разрешится. Уиллоу переночует здесь.
Она попыталась вывести меня из комнаты, но я ухватилась за дверь.
– Амелия?! – закричала мама как безумная. – Что ты ей наговорила?!
– Я хотела сказать правду!
– Куда вы ведете мою дочь?
– Мама!– завизжала я, протягивая к ней руку.
– Идем, солнышко, идем, – приговаривала Донна Роман и все тянула меня.
Как я ни кричала и ни отбивалась, меня все же выволокли из больницы. За пять минут борьбы у меня онемели пальцы.
За пять минут борьбы у меня онемели пальцы. Только тогда я поняла, почему ты не плачешь, когда тебе больно. Поняла, что бывает такая боль, которую не выплакать.
Я слышала выражение «приемная семья» по телевизору, встречала его в книжках, но мне всегда казалось, что туда отдают сирот и детей из гетто – ну, знаете, таких, у которых родители торгуют наркотиками. Я и не думала, что это имеет отношение к нормальным девочкам вроде меня, которые живут в милых домиках, получают кучу подарков на Рождество и никогда не ложатся спать голодными. Но, как выяснилось, миссис Уорд – хозяйка этого временного приюта – могла быть обычной мамой. И судя по фотографиям, облепившим всю свободную поверхность в доме вместо обоев, когда‑то она и была обычной мамой. Она встретила нас на пороге в красном халате и тапочках, похожих на розовых поросят.
– Ты, наверное, Амелия, – сказала она, приоткрывая дверь.
Я ожидала увидеть целый выводок детей, но никого, кроме меня, там не оказалось. Миссис Уорд отвела меня в кухню, где пахло моющим средством и вареными макаронами, и поставила передо мной стакан молока и блюдце с шоколадным печеньем.
– Ты, должно быть, проголодалась, – сказала она, и хотя это было правдой, я помотала головой. Я не хотела у нее ничего брать: это значило бы, что я сдалась.
В моей спальне стоял комод, небольшая кровать, накрытая стеганым одеялом в вишенку, и телевизор с пультом. Родители никогда не поставили бы мне в комнату телевизор: мама говорит, что телевидение – это Корень Зла. Я сообщила об этом миссис Уорд, и она рассмеялась.
– Может, так оно и есть, – сказала она. – С другой стороны, бывают в жизни случаи, когда серия «Симпсоны» – лучшее лекарство.
Она достала из выдвижного ящика чистое полотенце и ночную рубашку на несколько размеров больше, чем нужно. Интересно, откуда это у нее? И давно ли тут спала девочка, которая носила эту рубашку и вытиралась этим полотенцем?
– Моя дверь – прямо по коридору, – сказала миссис Уорд. – Тебе еще что‑нибудь нужно?
Да, нужно.
Мне нужна моя мама.
Мне нужен мой папа.
Мне нужна ты.
Мне нужно попасть домой.
– И долго, – выдавила я, – мне придется тут жить?
Это были первые слова, которые я произнесла в ее доме.
Миссис Уорд грустно улыбнулась.
– Я не знаю, Амелия.
– А мои родители… они тоже в приюте?
– Вроде того, – неуверенно ответила она.
– Я хочу увидеть Уиллоу.
– Завтра утром мы первым делом отправимся в больницу. Годится?
Я кивнула. Мне очень хотелось ей поверить. Обняв это обещание, как дома обнимала плюшевого лосенка, я могла проспать до утра. Я могла убедить себя, что все обязательно будет хорошо.
Улегшись, я попыталась вспомнить всю ту чушь, которую ты бормочешь перед сном, пока я кричу тебе: «Да замолчи же!» Чтобы проглотить пищу, лягушки закрывают глаза… Одного карандаша хватает на непрерывную линию длиной в тридцать пять миль… «Аргентина манит негра» – это палиндром…
Я, кажется, начала понимать, зачем ты таскаешь с собой эту ненужную информацию, как другие дети – любимые одеяла: повторяя эти факты вновь и вновь, я ощущала себя в безопасности. Почти. Только не знала почему. То ли потому, что приятно быть хоть в чем‑то уверенной, когда вся жизнь вокруг состоит из вопросительных знаков, то ли потому, что это напоминало мне о тебе.
Я до сих пор чувствовала голод – а может, пустоту внутри, непонятно. Когда миссис Уорд ушла в свою спальню, я осторожно встала с кровати и на цыпочках прокралась в коридор. Включила свет, прошла в кухню, открыла холодильник.