– И давно она здесь обитает? – задаю я вопрос.
– Всего неделю. Она присматривает за домом одного профессора, который на целый семестр уехал в Италию.
Мы паркуем машину на улице, и Макгуайр ведет меня к двери черного хода, не запертой. В этом районе такое сплошь и рядом. Несмотря на все мои предупреждения типа «Лучше перебдеть, чем потом жалеть», многие жители ошибочно предполагают, что преступления в этом городке не совершаются.
В прихожей чего только нет – начиная от пальто, которое, по‑видимому, принадлежит девушке, до трости и мужских ботинок. В кухне чистенько, в раковине стоит чашка, в ней пакетик чая.
– Я ничего не трогал, – уверяет Макгуайр. – Все осталось нетронутым, с тех пор как я зашел сегодня утром.
На столе аккуратной стопкой лежит почта. Рядом – кошелек. Я открываю и обнаруживаю в нем двести тринадцать долларов.
– Что‑нибудь пропало? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает Макгуайр. – Наверху.
Он ведет меня в спальню, где все ящики единственного шкафа выдвинуты, из них вываливается одежда.
– Она до тошноты аккуратна, – утверждает он. – Она бы никогда не оставила разобранной постель, никогда бы не позволила вещам вот так валяться на полу. А коробка от подарка? В ней лежал рюкзак. Сейчас его нет. На рюкзаке еще даже ярлык не оторван. Тетя подарила его Джесс на Рождество. Она ненавидела этот рюкзак.
Я подхожу к шкафу. Внутри несколько платьев, несколько мужских сорочек и джинсы.
– Это мои вещи, – заверяет Макгуайр.
– Вы тоже здесь живете?
– Неофициально, профессор не в курсе. Но я очень часто оставался на ночь. Пока она не выставила меня.
– Она вас выставила?
– Я же говорил вам, что мы повздорили. В воскресенье она не хотела со мной разговаривать. Но в понедельник мы все уладили.
– Выражайтесь яснее, – требую я.
– Мы занимались сексом, – отвечает Макгуайр.
– По взаимному согласию?
– Господи, шеф! За кого вы меня принимаете? – Он не на шутку обиделся.
– А ее косметика? Туалетные принадлежности?
– Пропала зубная щетка, – утверждает Макгуайр. – Но косметика вся здесь. Послушайте, может, вызвать подмогу? Или объявить экстренный розыск?
Я не обращаю на его слова внимания.
– Вы связались с ее родителями? Где они живут?
– Я звонил им, они живут в Беннингтоне, но она не давала о себе знать. Сейчас они тоже встревожены.
«Отлично», – думаю я.
– Раньше она исчезала?
– Не знаю. Мы встречаемся всего несколько месяцев.
– Послушайте, – говорю я, – оставайтесь здесь. Она, скорее всего, позвонит или вернется домой. Сдается мне, ей необходимо немного остыть.
– Вы, наверное, шутите, – отвечает Макгуайр. – Если она ушла по своей воле, почему не взяла кошелек, а сотовый захватить не забыла? Почему схватила рюкзак, который только и ждала, чтобы вернуть в магазин?
– Не знаю. Чтобы сбить вас со следа?
Глаза Макгуайра вспыхнули, и за мгновение до того, как он бросился на меня, я понял его намерения. Одним быстрым движением я сбросил его и заломил руку за спину.
– Поосторожнее, – напомнил я. – За это можно и за решетку угодить.
Макгуайр напрягся.
– Моя девушка пропала. Я плачу полиции зарплату, а вы даже не делаете свою работу, не проводите расследование!
Формально, если Макгуайр студент, он не платит налоги, но я не собираюсь развивать эту тему.
– Знаешь что, – говорю я, отпуская его руку. – Я еще раз все здесь осмотрю.
Иду в спальню хозяев, но Джесс Огилви здесь явно не спала; тут ничего не тронуто. В хозяйской ванной еще висят чуть влажные полотенца, но пол уже сухой. Внизу, в гостиной, следов беспорядка не видно. Я обхожу дом вокруг, проверяю почтовый ящик. Внутри записка (напечатанная на компьютере), в которой говорится, чтобы почтальон оставлял почту у себя до дальнейших указаний.
Кто, черт возьми, напечатал записку для почтальона?
Натянув перчатки, я кладу записку в пакет для улик. Нужно в лаборатории провести реакцию с нингидрином и попытаться обнаружить отпечатки пальцев.
В данный момент интуиция подсказывает мне, что если они не принадлежат Джесс Огилви, то наверняка принадлежат Марку Макгуайру.
– Говори, Тео, – подталкиваю я.
Из‑за моего дрожащего голоса, а не по принуждению, Тео соглашается. Он нерешительно наклоняется к Джейкобу.
– Проснись!
– Тео… – вздыхаю я. Мы оба знаем, что он не решается выругаться.
– Опоздаешь в школу, – говорит Тео.
Я не свожу глаз с Джейкоба, но не замечаю в них узнавания.
– Я первым пойду в душ, – добавляет Тео. – А потом разбросаю твои вещи.
Джейкоб продолжает оставаться безучастным, и злость, которую Тео обычно сдерживает, прорывается подобно цунами.
– Эй, «тормоз»! – кричит Тео настолько громко, что на голове Джейкоба от его дыхания шевелятся волосы. – Ты тупой, отсталый придурок!
Джейкоб и ухом не ведет.
– Почему ты не можешь вести себя, как все люди? – кричит Тео, ударяя брата в грудь кулаком.