Нина сцепила зубы.
— Нат сказала, что похоже на камеру пыток, этакая красно-черная готика. А Джози здорово струхнула, но главное — и ты можешь ею гордиться, — она не поверила, что это кто-то из своих!
— У меня слов нет, Лора! Для любого извращенца пара пустяков — завязать болтовню с двумя девочками!
Нина села — колени дрожали.
— Они говорили, что он и выглядит совсем по-другому. Тогда Джози устроила ему проверку — стала расспрашивать о том, что ему должно быть известно, если он в самом деле Коготь. Уж не знаю, что ты ей говорила, но она к тебе прислушалась.
— Тогда я не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь. Я не очень одобряю, что Джози вечно торчит в Интернете, но, похоже, ведет она себя вполне благоразумно.
— А я не за этим и звоню, — отозвалась Лора.
— Вот как?
— Нат надоело уламывать Джози пококетничать с парнем, она в сердцах выскочила из комнаты, помчалась за кока-колой. Я едва успела нырнуть в соседнюю дверь, а когда Нат убежала, снова заглянула в щелку: что там Джози делает? А она плачет! Навзрыд. И бормочет себе под нос, давится словами. Я, говорит, неудачница. Теперь никто никогда не захочет со мной дружить. И еще — что ненавидит себя.
— Спасибо, подруга.
Нина повесила трубку. Она сама была на грани слез. Вцепившись в край стола так, что косточки пальцев побелели, она пыталась понять, что творится в душе у дочери.
В Джеффри Палмере нет ничего необычного. Ничего необычного нет и в маленькой квартирке, которую он занимает в западном крыле Роклифф-Холла: темно-бордовый ковер с узором, фарфоровые безделушки на каминной полке, бамбуковая газетница со старыми номерами «Сельской жизни».
Джеффри Палмер — идеальный руководитель для женской школы. Изучал историю в Оксфорде, заведует еще одним пансионом, председательствует в нескольких благотворительных комитетах, истинный христианин, каждый год ездит в Африку на сафари. На родителей производит великолепное впечатление, сотрудниками управляет твердой, но заботливой рукой. И пользуется популярностью у девочек — не в последнюю очередь благодаря тому, что ведет пятничный Клуб любителей кино и раз в месяц устраивает в собственной квартире сеанс киноужасов для шестиклассниц.
— Очень интересно, — говорю я, принимая у него чашку чая, снова бросаю взгляд на стену и уточняю: — Фотографии.
Он важно, с гордостью кивает:
— Гамбия, 2004-й. А это — Кения. Зимбабве и Танзания. Национальный парк Крюгер.
— Поразительно! — Я думаю про его благотворительные деяния. На одном снимке он запечатлен в окружении африканских ребятишек, тонких, как карандаши. Палмер улыбается из-под фуражки цвета хаки, у ребятишек глазищи круглые, как у филинов.
Мистер Палмер переходит к иной теме:
— Я пригласил вас, мисс Джерард, чтобы обсудить круг ваших обязанностей.
Сердце замирает, отказываясь биться, пока не выяснится, что имеет в виду директор.
— Надеюсь, я не совершила чего-то дурного?
— Отнюдь, мисс Джерард. Сильвия вами очень довольна, говорит, вы прекрасно заботитесь о девочках. И, принимая это во внимание, мы намерены расширить нашу программу ЛОСП.
Я недоуменно таращусь.
Мистер Палмер расшифровывает:
— Личное, общественное и санитарное просвещение. Все, что может тревожить, волновать наших девочек. В этом роде. — И отводит глаза, явно смущенный тем, что подразумевает под личными проблемами девочек-подростков. — Короче говоря, мы подумали, что вы как нельзя лучше подходите для этой работы. Конечно, у нас есть преподавательница для этих занятий, но она очень загружена — на ней спортивные секции.
Конечно, у нас есть преподавательница для этих занятий, но она очень загружена — на ней спортивные секции. Ну, что скажете?
— Я не уверена, что… — Я отхлебываю чай и вместе с ним проглатываю то, что мне на самом деле следовало бы сказать. — Не уверена, что я именно тот, кто вам нужен для этой работы, хотя и польщена вашим предложением.
Что, по его мнению, мне известно о девочках-подростках? Какая им от меня польза?
— Вы не совсем поняли, мисс Джерард. — Директор улыбается, но не надо большого ума, чтобы понять: он недоволен. — Я не спрашиваю, согласны ли вы. — Ледышки голубых глазок буравят меня, выжидают,
Все дело в его коже, в пергаментных складках на острых скулах. В сутулой спине. Во взгляде, лучом прожектора блуждающем по моему лицу.
Я поспешно меняю тему. Не желаю слышать ответ, потому что, если мы знакомы, я не смогу здесь остаться. А больше мне деваться некуда.
— Так что насчет занятий? Вы думаете, я справлюсь?
У него непроницаемый взгляд, так трудно понять, что скрывается за ним.
Наконец он говорит:
— Вы именно тот человек, который нужен девочкам, мисс Джерард. Вы достаточно молоды, чтобы понимать их, и в то же время в таком возрасте, чтобы они могли вас уважать. — Палмер улыбается, довольный, что все уладилось. — Вы прекрасно замените им мать, — добавляет он, вставая, и потирает руки. Определенно выпроваживает меня, хотя я не допила свой чай.
Я не двигаюсь с места.
— Превосходно, — говорит он.
— Хорошо. — Я поднимаюсь, очень медленно, потому что кровь отхлынула от головы. — Я согласна.
— Не бойтесь их, мисс Джерард. Они всего лишь девочки.
— Да, — киваю я, оставляя чай, оставляя комнату. Совсем нечего бояться.
Сначала я замечаю ноутбук и только потом — его самого. На крышке ноутбука наклейка, какой-то флажок, и, проходя мимо, я вижу, что это австралийский флаг. Компьютер примостился на столе у секретарши, на самом краешке, в полутора метрах от того места, где спиной к холлу стоит Эдам. И опять с пятиклассницей. Внезапно он всплескивает руками, словно дирижер на финальных аккордах симфонии.
— Бога ради, Кэти, ты опять за свое! Не умеешь вовремя остановиться.
Я замедляю шаг, прислушиваюсь, делая вид, что рассматриваю пришпиленные к доске объявлений работы учениц. Слышу звонкий и ехидный ответ девицы: «Это еще не все, мистер Кингсли!» Я оборачиваюсь, но их уже нет, только эхо удаляющихся шагов. Эдам забыл свой ноутбук.
Голову даю на отсечение — маршрут стал другим. Ей-богу, это место непрестанно меняется, здание поворачивается на своем фундаменте, со скрипом приноравливается к переделкам. Словно строители-невидимки еженощно перекладывают стены, пробивают новые дверные проемы, добавляют проходы в запутанную сеть коридоров. Комнату Эдама я обнаруживаю с третьей или четвертой попытки. Стучу и тотчас, словно он поджидал за дверью, оказываюсь носом к носу с Эдамом. Бледный, с красными пятнами на щеках и воспаленными глазами, он стоит, вцепившись в дверь обеими руками.
— Ну как, вам лучше? — Последний раз мы с ним общались, когда я провожала его, больного, до комнаты. С тех пор почти все девочки уже выздоровели.
— Да, спасибо, — отвечает он, и нижняя челюсть у него дрожит.