Возможно, еще не поздно сделать это. Неужели так важно выяснить, что именно с ней случилось? Все должны радоваться тому, что она вернулась домой, и оставить ее в покое. Ей уже ничего не угрожает. Она жива и здорова. Что им еще нужно?
— Хорошо, Анжела, начнем, — сказал доктор Кренли. — Сейчас я осмотрю внешние повреждения — гематомы, порезы, шрамы.
Подняв бумажную рубашку, он начал тщательно осматривать кожу Энджи. Лицо доктора не выражало никаких эмоций, он выполнял свою привычную работу и делал все быстро и четко. Энджи в это время не отрываясь смотрела на мигавший на потолке светильник. Одна флуоресцентная лампа была более желтой, чем вторая. Энджи пыталась определить, с какой периодичностью они мигают.
Доктор Кренли довольно долго осматривал ее ступни и запястья. Потом что-то записал в свой блокнот и сделал несколько фотографий. Энджи наблюдала за тем, как медленно двигаются стрелки настенных часов, и дышала в такт с их тиканьем. Так она пыталась отвлечься, потому что всякий раз, когда врач прикасался к шрамам, ее подташнивало и возникали какие-то непонятные ощущения.
Сделав над собой усилие, Энджи спросила:
— Как вы думаете… откуда они могли появиться на моем теле?
Доктор не стал ходить вокруг да около и откровенно ответил на ее вопрос:
— Такие старые, зарубцевавшиеся раны могут появиться от длительного трения. Кожа растирается каким-нибудь предметом, металлическим или кожаным, который ограничивает движения. На запястьях, скорее всего, следы от веревки или шнура. Судя по внешнему виду этих повреждений, ты не могла нанести их себе сама. Ты что-нибудь об этом можешь сказать?
— Нет, — прошептала она, холодея от ужаса. Неужели ее связывали и заковывали в кандалы? Она несколько раз мысленно повторила это слово, но вспомнить ей ничего не удалось. — Я ничего не знаю.
— Спасибо, Анжела. Теперь ложись на стол, вдень ступни в эти стремена и раздвинь ноги. Мы должны выяснить, имеются ли повреждения внутренних органов.
Энджи вдруг начала задыхаться. Ей показалось, что ее грудь сдавили железными тисками. «Прячься!»— крикнул ей звонкий детский голосок. Резкая слепящая боль пронзила виски, и она прижала ладони к глазам.
Откуда-то издалека донесся голос доктора:
— Ты можешь ощутить легкое давление…
Однако она ничего не почувствовала. Внезапно начавшаяся головная боль так же внезапно и прошла. Задрожали веки, и она удивленно открыла глаза. Медсестра протянула ей руку и помогла сесть.
— Мы закончили, дорогуша, — сказала она. — Ты была умницей и очень нам помогла. Теперь можешь одеться.
Неужели все закончилось? И это весь осмотр? А где врач? Она закрыла глаза всего на две секунды. За это время он не успел бы выйти из кабинета.
От изумления она даже перестала дышать. Прошло всего две секунды, не больше, ведь так? Неужели она все-таки потеряла сознание?
Посмотрев на медсестру, она быстро перевела взгляд на часы и поняла, что прошло всего несколько минут с тех пор, как она смотрела на них в последний раз. И половину этого времени они проговорили. Она сразу успокоилась и вздохнула с облегчением. «Наверное, доктор просто очень быстро ходит», — решила она.
Самое главное, что осмотр уже закончился, а остальное не имеет значения. Пора возвращаться домой и забыть все это. Она усмехнулась. Тавтология какая-то получается. Можно ли забыть о том, что ты все забыла? Наверное, можно.
Несмотря на очевидные и неопровержимые доказательства, она все-таки не верила в то, что прошло три года. Если бы ей удалось убедить родителей в том, что они ошибаются, она могла бы снова жить своей прежней жизнью. Могла бы позвонить друзьям, вернуться в школу.
Могла бы позвонить друзьям, вернуться в школу. Почему бы и нет? Она натянула теплый мягкий свитер, который принесла мама, и обхватила себя руками. Хорошо, что мама помнит о том, что этот огромный пушистый голубой свитер — ее любимая вещь.
Сунув свои худые ноги в вельветовые брюки желтовато-коричневого цвета, Энджи снова почувствовала себя почти нормальным человеком. Однако это заблуждение быстро развеялось. Когда она стала на ноги, оказалось, что брюки слишком коротки. Примерно сантиметров на пять короче, чем нужно. Вот вам еще одно доказательство! Кого она пытается обмануть? Она не может вернуться к своей прежней жизни. Она просто выросла из нее.
Медсестра провела Энджи по коридору до комнаты, на двери которой было написано: «Не входить без разрешения».
— Доктор сейчас беседует с твоими родителями. Заходи, дорогуша. Удачи тебе.
«Да, она мне сейчас очень нужна», — подумала Энджи. Как, скажите на милость, ей, тринадцатилетней, жить жизнью шестнадцатилетней девушки?
Энджи взялась за ручку двери и начала медленно ее поворачивать. Из-за закрытой двери доносился голос врача. Она замерла и решила послушать, что он говорит ее родителям. До нее долетали обрывки фраз:
— Глубокие разрывы… необычные внутренние рубцы… неоднократно подвергалась сексуальному насилию… на лодыжках… сама она не могла нанести себе подобные увечья… запястья рук… самоубийство… крепкое здоровье… не беременна… психиатрическая…
Энджи быстро пошла по коридору в обратном направлении. Зайдя в туалет, она закрыла дверь на защелку. У нее дрожали колени, и, чтобы не упасть, она прижалась спиной к двери. Внутренние рубцы. Неоднократно подвергалась сексуальному насилию. Эти слова вихрем пронеслись в голове. О боже! Нет, такого в реальной жизни не бывает! Подобные ужасы можно увидеть только по телевизору.
Она уезжала в турпоход нормальным ребенком, такие обычно бывают героями ситкомов [1]или семейных драм. Теперь же ей придется стать звездой своего собственного сериала об отделе, расследующем преступления, совершенные на сексуальной почве. Кто-то переписал сценарий ее жизни, причем без ее согласия.
Только увидев, как слеза, скатившись с ее щеки, капнула на холодный кафельный пол, Энджи поняла, что плачет. Что она здесь делает? Что случилось? Если верить маме и папе, то у нее украли больше тысячи дней. И не важно, что сейчас показывает ее внутренний календарь. Все, что она видит вокруг себя, говорит о том, что этот отрезок времени действительно остался в прошлом и с ней действительно случилось нечто ужасное. Стоит лишь взглянуть на ее тело. На ее руки, ноги и лицо.
Соленые слезы обжигали ее щеки. Она вытирала лицо тыльной стороной кисти.
Энджи подошла к раковине, чтобы умыться холодной водой, и снова увидела свое отражение в зеркале. На нее смотрела совершенно незнакомая девушка. Смотрела глазами уставшего человека, прожившего долгую тяжелую жизнь, многое познавшего и повидавшего. Эти глаза смотрели с сожалением, печалью и тревогой.
Набрав в руку воды, Энджи выплеснула ее на зеркало.
— Слышишь, ты, сука, я хочу, чтобы мне вернули мою жизнь! — прошипела она своему отражению.
О Энджи, ты так злилась на нас! Ты не знала, что нам пришлось сделать, чтобы спасти твою жизнь. Как трудно мне было справляться с девочками, заставлять их помогать мне и следить за воротами. И все это для того, чтобы ты оставалась чистой и непорочной, чтобы никто тебя не нашел и не смог причинить зла, наша Тринадцатилетняя Красотка. Так мы тебя прозвали. Прости нас за то, что мы ничего не смогли сделать со шрамами.
— Она пока не может вернуться в школу, — сказал папа. — Сначала мы должны получить заключение психолога.