Он увидел, как Уоррал бросил свой велосипед на тротуар и побежал обратно в дом, крича:
– Мистер Мэтти, мистер Мэтти! Сэр, мистер Мэтти, сэр! Сэр! Сэр!
Харви увидел, как «остин», ехавший в другую сторону, резко остановился и мужчина в голубом блейзере выпрыгнул из него и побежал через дорогу.
– Я – врач, – сказал он.
– Я не видела его! – кричала женщина. – О боже, я не видела его!
Открылась парадная дверь, и из дома выбежала женщина – миссис Мэтти, жена заведующего пансионом. Она споткнулась и растянулась во весь рост. Он видел, как врач опустился на колени рядом с ним и стал щупать его пульс.
Доктор замер в напряженной позе, рука его скользнула к груди, ближе к сердцу. Затем он увидел, как доктор раздвинул его челюсти, открыл ему рот и полез туда рукой.
– Он проглотил язык, – сказал он в панике. – Кто‑нибудь вызвал неотложку?
– Да, сэр, – сказал Дейкр.
Врач вытянул его язык наружу. Харви увидел, что его лицо посинело.
– Как долго он пробыл в таком состоянии? – спросил врач, действуя методично и скоро.
– Всего несколько секунд.
Он уложил Харви на спину, сложил руки крест‑накрест и с силой надавил ему на грудь. Затем снова, на этот раз более настойчиво. Минуту‑другую он внимательно смотрел на Харви, потом надавил еще и еще, его движения становились все яростнее.
Еле переводя дух, подбежала жена заведующего:
– С ним все в порядке? Он жив?
Не переставая делать искусственное дыхание, врач бросил:
– Нет, он не дышит.
– Со мной все в порядке, – произнес Харви. – Со мной правда все о'кей, все отлично! – Но губы его не шевелились, ни единого звука не вырвалось из его рта. Он снова попытался что‑нибудь сказать, но неожиданно почувствовал, что его засасывает куда‑то вверх. Что‑то тянуло его отсюда, но он не хотел уходить. – Нет! – крикнул он. – Нет!
И снова ни звука не слетело с губ неподвижно лежащего между коленями доктора тела. Вокруг Харви сомкнулась тьма. Стало холодно, страшно холодно. Он почувствовал себя одиноким и беспомощным. На него навалился страх. Его окружали стены туннеля, в который его засасывало, как муху в водосток, и он летел со свистом, крутясь в водовороте тьмы.
Казалось, что он вращается в этом водовороте уже целую вечность, замерзая все сильнее и сильнее. Затем он увидел вдалеке крошечное пятнышко света – с булавочную головку – и почувствовал первое слабое дуновение тепла.
Свет становился все ярче, и вместе с ним по туннелю разливалось тепло, оно просачивалось в него, растапливая все его страхи, сливаясь с ним воедино, становясь частью его, придавая ему новую неизведанную энергию.
Потом он погрузился в свет, и туннель исчез. Его полет прекратился. Свет был ярким, но не слепил, казалось, он тек через него так же, как просачивалось сквозь него тепло, и Харви почувствовал, что в этом свете есть кто‑то еще, но кто – он не мог разглядеть.
На короткое мгновение он ощутил восторг. Хорошо бы остаться здесь, в этом светлом месте, и никогда отсюда не уходить.
Затем мужской голос спокойно, несколько укоризненно произнес:
– Что ты наделал, Харви? Думаешь, ты поступаешь разумно?
Голос заставил его задрожать от холода. Меркнущий свет тоже стал холодным, вскоре он иссяк, и Харви остался стоять на открытом пространстве – что‑то вроде просеки в лесу под серым небом. Он почувствовал себя выставленным напоказ, как будто вокруг были люди, которые пристально смотрели на него. Харви оглянулся. Никого. Лишь пустынные поля, простирающиеся до самого горизонта.
И тогда Харви услышал голос своей матери:
– Дорогой!
Навстречу ему шла неясная, расплывчатая фигура; приближаясь, она становилась темнее и темнее.
Женщина шла медленно, грациозно, легко, казалось, в ее распоряжении масса времени, чтобы подойти к нему.
И внезапно он отчетливо увидел знакомые светлые пряди волос, безмятежную улыбку, летнее платье, то, которое ему всегда так нравилось.
Огромная радость захлестнула его, он протянул к ней руки и попытался подбежать поближе.
– Мамочка! – закричал Харви.
Его голос был до странности невыразительным, будто он кричал из‑под воды. Он не мог пошевелиться, не мог сдвинуться с места и стоял, простирая к ней руки, ему хотелось дотянуться до нее, коснуться ее, заключить в объятия.
Мать остановилась в нескольких ярдах от него и улыбнулась улыбкой, полной неподдельной любви.
– Тебе нужно вернуться обратно, дорогой, – сказала она.
Из серого сумрака за ней возникли какие‑то фигуры – темные, похожие на тени люди без лиц.
– Мамочка! Как ты? – Он пытался подбежать к ней, но не мог двинуться с места.
– Дорогой, Господь очень тобой недоволен.
– Почему? – выдавил он.
Темные тени подступали ближе и ближе, окружая его, отъединяя от матери.
– Потому что ты… – Слова смолкали. Теперь она кричала, будто хотела перекричать толпу, но темные тени засасывали ее слова.
– Почему? – Он снова пытался подбежать к ней, но ледяные руки отталкивали его прочь. – Почему? – завопил он.
Тени продолжали отталкивать его.
– Дайте мне поговорить с ней! Пустите!
Харви пытался сопротивляться, но безуспешно.
– Тебе нужно возвращаться обратно, – сказал чей‑то голос.
– Она не хочет, чтобы ты оставался тут, – произнес другой голос.
– Она никогда больше не хочет видеть тебя здесь, – добавил третий.
– Вы лжете! – закричал Харви, пытаясь вырваться из холодных рук, которые вцепились в него. Он чувствовал ледяное дыхание теней – как холодный воздух из морозильника. Свет стал меркнуть. Харви куда‑то падал.
3
Понедельник, 22 октября 1990 г.
Кэт Хемингуэй пробудилась от беспокойного сна в шесть тридцать утра под позывные радиоприемника. Она прослушала новости, как делала каждое утро, затем нажала кнопку «пауза» и, наслаждаясь тишиной и уютным теплом постели, попыталась вернуть ускользающее сновидение.
Теперь ей почти каждую ночь снились тревожные сны – она понимала, что причиной их было беспокойство о новой работе, или о Даре, сестре, или о неудачном романе, который недавно закончился катастрофой.
Возраст Кэт Хемингуэй исчислялся двадцатью четырьмя годами, а рост – пятью футами пятью дюймами. Уроженка Бостона, она была крепкой и стройной, с серо‑голубыми, светящимися жизненной энергией, глазами над высокими скулами, с небольшим прямым носом и улыбчивым ртом с хорошими зубами, за которыми она тщательно следила. С длинными, небрежно взбитыми по последней моде волосами, свежим, здоровым цветом лица, она являла собой типичный образец блистательной американской девушки – студентки колледжа; лишь немногие мужчины не проявляли к ней интереса, а некоторые женщины даже завидовали.
Кэт была неглупой девушкой, много читала и любила побыть наедине с собой, точно так же любила она и приятную компанию.
Ей недоставало только двух вещей – уверенности в себе и поклонника. Сарказм и презрение, которые доставались ей в детстве от старшей сестры Дары, и то, что родители, казалось, благоволили к Даре больше, чем к ней, поселили в ней неуверенность в себе. Она сомневалась даже в собственной привлекательности, поэтому упорно трудилась, чтобы оставаться в форме: питалась разумно, не потакая своим прихотям – она любила поесть и знала толк в еде и вине, – и бегала по выходным трусцой.