Помощник вышел отдавать распоряжения.
– Откуда у тебя появился этот несчастный?
– A-а, это крайне загадочная история. Видишь ли, минут сорок тому назад ко мне вбежал испуганный агент-дежурный и заявил, что на лестнице лежит тело какого-то господина… Я бросился туда и увидел этого господина. Думая, что он еще жив, я велел перенести его ко мне в кабинет. Но, увы, это был, как ты видишь, труп.
– Но как он попал на лестницу вашего сыскного отделения?
– Этого никто не знает, доктор. Один из недавно прибывших агентов, правда, видел, что какая-то карета, запряженная отличными лошадьми, остановилась у подъезда сыскного. Но, занятый другим делом, он не обратил ни малейшего внимания на это обстоятельство. Мало ли кто останавливается у нас в каретах?
– Ужасная рана! – вырвалось у меня. – Пуля попала, очевидно, в сердечную сумку. Смотри, какая масса крови!
– Ну и годок! – печально произнес Путилин. – Преступление за преступлением… Я начинаю думать, что криминальный Петербург скоро заткнет за пояс Лондон и Париж.
Не скажу, чтобы присутствие страшного посетителя-гостя было особенно приятно. Его открытые глаза, в которых застыл ужас предсмертных мук, были прямо устремлены на нас.
– Теперь ты понял, доктор, почему я тебя торопил?
– Да.
– Откровенно говоря, мне не особенно улыбается мысль затягивать визит неожиданного гостя.
Путилин посмотрел на часы.
– Они сейчас прибудут. Ну а пока скажи, каково твое мнение: убийство это или самоубийство.
Я еще раз сделал поверхностный осмотр трупа и ответил:
– Мне кажется, что самоубийство. В это место, то есть в сердце, очень редко целятся убийцы. Висок и сердце – это прицел тех, кто добровольно кончает жизнь.
– Браво, доктор, кажется, ты на этот раз не ошибся!
В кабинет входили спешной походкой представители власти.
– Что случилось, Иван Дмитриевич? У вас в кабинете? – здороваясь, спросил прокурор.
– Перенесен с лестницы. Ну, господа, приступайте.
Началась тяжелая, длительная процедура. Мой коллега совместно со мной осматривал труп. Путилин стоял рядом с судебным следователем, не сводя взора с трупа. Вдруг он быстро наклонился над ним.
– Что это вы так пристально разглядываете, ваше превосходительство? – спросил судебный следователь.
– Мел на жилете и на сюртуке самоубийцы, – ответил Путилин.
– Самоубийцы?.. А разве вы уверены, что это – самоубийство?
– А вот, не угодно ли, – усмехнулся Путилин, подавая тому листок бумаги, вынутый им из бобровой шапки мертвого человека.
Он протянул его следователю.
Тот громко прочел:
– «Сегодня – моя последняя ставка. Если она будет бита – я застрелюсь. Я проиграл все, что имел, и даже чужое… А. Г.».
– Ну вот и разгадка всей таинственности! – нервно рассмеялся Путилин.
Следователь и прокурор были озадачены.
– Значит, игра? Неудачная?
– Как видите, господа. Очевидно, ставка, последняя ставка этого господина была бита.
И он указал рукой на труп молодого человека.
– Да, но остается вопрос, кто этот господин… где он ставил свою финальную карту? – глубокомысленно изрек следователь, злясь на то, что Путилин по обыкновению первый пролил свет на загадочное происшествие.
– А это уж наш дорогой Иван Дмитриевич узнает. Ему и книги в руки, – облегченно вздохнул прокурор, радуясь упрощению дела.
– Но как вы предполагаете, ваше превосходительство: каким образом труп самоубийцы мог очутиться на лестнице сыскного отделения? – задал вопрос судебный следователь.
Путилин, низко склонившийся над трупом и исследовавший пальцы самоубийцы, выпрямился.
– Я оставляю за собой право ответить на этот вопрос позже, – сухо отрезал он. – Если бы сложные дела объяснялись и решались в полчаса, тогда… тогда, наверное, мы с вами, господин следователь, не были бы нужны русскому правосудию. Тогда вахтеры и курьеры могли бы исполнять обязанности следователей и начальников сыскной полиции…
Предварительное следствие было окончено. Труп увезли в анатомическое отделение Военной медико-хирургической академии.
– Вся надежда на вас, ваше превосходительство, – прощаясь, произнес прокурор.
– А отчего же не на господина судебного следователя? – иронически спросил Путилин.
Когда мы остались одни, я осторожно задал вопрос моему великому другу:
– Отчего ты, Иван Дмитриевич, так демонстративно-сурово и насмешливо отнесся к судебному следователю?
Путилин сделал досадливый жест рукой.
– Ах, оставь, доктор… Этот господин, едва соскочивший со скамьи привилегированного учебного заведения, ни бельмеса не понимает в настоящем, живом деле сыска, несколько раз язвительно пробовал «утирать мне нос». Моя слава стала ему колом поперек горла. Посмотрим, что он-то сделает.
Прошло несколько секунд, минут.
Путилин, погрузившийся в раздумье, вдруг стремительно вскочил.
– Что с тобой? – испуганно вырвалось у меня.
– Я… я вывожу мою «кривую», любезный доктор. Поезжай домой. А впрочем… скажи: ты играешь в карты? Ты помнишь штоссе, банчек?
– Ну да… Помню… Знаю, – удивился я страшно.
– Так давай с тобой сыграем…
Он подошел к шкафчику и вынул оттуда колоду карт.
– Только вдвоем играть-то скучно… Не раздобыть ли нам третьего партнера?
Путилин позвал помощника и что-то тихо начал ему шептать.
– Хорошо, Иван Дмитриевич.
Урок путилина у знаменитого «мастера»
Приблизительно через полчаса в кабинет вошел, почтительно сгибаясь, худощавый господин, уже очень немолодой, с наружностью, говоря откровенно, преотвратительной. Он был, очевидно, крашеный, так как только концы волос были черные, корни же – седые.
Узкие, противные, масляные глазки. Усы, распушенные, как у кота.
– А вот и вы, любезнейший господин Статковский!
– Имею честь кланяться вашему превосходительству. Ясновельможный пан Путилин имеет до меня дело?
Он говорил с сильным польским акцентом.
– Да, да. Это мой бывший клиент, доктор, но теперь пошедший по другой дороге, по дороге честного труда. А это, пан Статковский, мой знаменитый доктор.
Мы поздоровались.
– Изволите ли видеть, голубчик, какая история. Мне необходимо освежить в памяти всевозможные приемы шулерства высшей школы.
«Что такое?» – подумал я.
Статковского передернуло.
– Ваше превосходительство изволит шутить?
– Нимало.
– Но для чего же?
– Для того, чтобы обыграть наверняка некоторых негодяев, а главное, для того, чтобы поймать их.
– А-а, – улыбнулся, как я потом узнал от Путилина, знаменитый экс-шулер, артист своего дела. – Новое дело, ваше превосходительство?
– Да. Ну-с, так вы можете преподать мне несколько уроков? Вы многое знаете?
– О! – только и произнес великий «мастер».
В этом невольно вырвавшемся восклицании было столько гордости и самодовольства, что я невольно улыбнулся.
«Вот оно, профессиональное самолюбие!» – мелькнула мысль.
– Приступим, Статковский.
Бывший шулер преобразился. Глаза засверкали восторгом, чуть не вдохновением.
– Прошу садиться, пане. Пан доктор играет?
– Как сапог! – ответил за меня Путилин.
– Ха-ха-ха! – почтительно рассмеялся шулер-виртуоз.
– Вот колода в моих руках. Прошу внимания.
Он, точно хирург, собирающийся приступить к операции, засучил рукава.
– Это для чего же? – спросил я.
– Для того чтобы показать вам, как можно чисто работать даже голыми руками!
Путилин внимательно следил за всеми манипуляциями «мастера».
– Какую угодно игру вашему превосходительству? – спросил Статковский.
– Да начнем с польского банчка. Игра эта теперь очень распространена в игорных домах.
– О, то есть, то есть! – согласился с этим исправившийся шулер.
Он попросил меня «срезать» колоду и обратился к Путилину.
– Сейчас я буду метать. Кого угодно, чтобы я бил – вас, ваше превосходительство, или пана доктора?
– Ну, хоть меня, что ли… А то доктор испугается, – рассмеялся Путилин.
– А может, бить вас вместе?
– И это можете?
– Сколько угодно. Я начинаю. Вы, ваше превосходительство, не возьмете ни одного удара.
Карты были даны.
– Бита! – произнес Путилин.
Новая сдача.
– Бита!
– А теперь хотите взять?
– Хочу. Раз, два, три.
– Дана!
Статковский торжествующе поглядел на нас.
– То есть игра!
– Ловко! – вырвалось у Путилина. – Сколько способов, голубчик?
– О, очень много, ваше превосходительство: «по крапу», «по срезке», «по передергиванью», «по накладке».
– Ну, теперь объясняйте и демонстрируйте каждый отдельный способ и его приемы.
Началась целая лекция.
– В то время, когда вы режете, я делаю то-то… Когда я сдаю, то получается так…
– Ага, ага… А если так? – задавал вопросы Путилин.
– Тогда я делаю вот так. То вам ясно, ваше превосходительство?
– Повторите-ка еще раз, Статковский! Впрочем, дайте-ка карты теперь мне в руки. – И Путилин уселся метать.
Я ровно ничего, говоря откровенно, не понимал в этой карточной абракадабре.
Путилин начал игру.
– Так?
– А то ей-богу хорошо! Як Бога кохам, ваше превосходительство – удивительный человек! Так быстро усвоить…
– Что поделаешь, любезный пан Статковский, в нашем деле все надо знать.
– Бита?
– Бита!
– Дана?
– Дана!
– Помилуй Бог, если бы я не был начальником сыскной полиции, я мог бы, стало быть, сделаться недурным шулером?
– Без сомнения, ваше превосходительство! – с восторгом и искренним восхищением поглядел на своего ученика знаменитый маэстро.
Путилин расхохотался.
Урок длился еще часа два. С редким терпением и упорством добивался этот необыкновенный человек результата, необходимого для его планов.
– Ну, баста!.. Довольно! Спасибо, Статковский. Имейте в виду, вы можете мне понадобиться. Может быть, нам придется играть очень скоро вместе. Вас ведь забыли? Теперь не знают?
Статковский вспыхнул.
– Простите, голубчик… Я спрашиваю об этом для пользы моего дела.
– Нет, нет, меня никто не знает. Прошлое умерло. Теперешние же «мастера» знать меня не могут.
Когда мы остались одни, я спросил Путилина:
– Кто этот субъект?
– Знаменитый некогда шулер. Он попался мне в руки. Он на коленях клялся и умолял, что исправится, что больше никогда не будет заниматься своим позорным ремеслом. Я спас его. И он сдержал слово. Теперь он служит, у него уже взрослые дети.
– И не играет?
– Никогда. Даже в дурачка.
Мы распрощались.
– Я уведомлю тебя, лишь только случится что новое.
Личность самоубийцы опознана. Сибирский золотопромышленник и его свита
На другой день, не утерпев, я заехал к Путилину.
– Ну что, Иван Дмитриевич, нового ничего пока?
– Работаем, – неопределенно ответил он.
В то время, как мы болтали, Путилину доложили, что его желает видеть дама, госпожа Грушницкая.
– Попросите.
В кабинет вошла молодая, миловидная дама, отлично одетая. Она была очень взволнована. Лицо заплакано.
– Чем могу служить, сударыня? Садитесь, пожалуйста.
– У меня… у меня исчез муж. Я не обратила бы внимания на то обстоятельство, что он не ночевал ночь, но по городу ходят слухи, что вчера, кажется, у вас был найден труп самоубийцы. Я страшно встревожена, ваше превосходительство… У меня является ужасное предчувствие… Я бросилась к вам… ради бога, если что-нибудь вы знаете…