Во сне беда обрела полноту силы. К поверхности серебряных омутов лунного света всплыли видения. Сперва блеклые, едва годные для распознания. Потом все более подробные и отчетливые, словно растущий ужас добавлял им яркости и прорисовывал страшные и точные детали.
Рон бежит по горелому лесу, стремится убить кого-то, злобно хохочет, размахивая длинным ножом – и сам умирает. Жутко и внятно видна его смерть: на коленях стоит, жалко вымаливая пощаду. Ничтожный, слабый, уродливый… захлебывается визгом. И сон приобретает угрожающий оттенок пролитой крови.
Кира плачет, тоже спешит через черный лес, спасаясь от погони, и горелые ветки тянут к ней свои закопченные когти, рвут платье, впиваются в кожу. Сестре до безъязыкости страшно, дышать она едва решается. За спиной беда – не смерть даже, нечто гораздо хуже смерти. Кира спешит, хотя ноги дрожат и подламываются, хотя нет и тени надежды.
Лорран беззвучно скользит в ночи, родной ей и ловкий. Или не Лорран, а тот, кого он обычно играет в кино? Тени прячут его, лес, даже мертвый, помогает ему. Злодей достает свои знаменитые парные мечи эльфа Тиэля из 'Кровавой полуночи', клинки шипят змеями, их владелец одними губами улыбается, пристально глядя в испуганное, серое лицо матери. Потом протягивает руку маленькой Кире. Наивной крохе Кире, которая не умеет видеть в людях дурное и верит, что эльфы таковы, какими их описала бабушка Лора. Кира не смотрела ни одного фильма до конца. И ей не видно теперь, в темноте ужасной ночи, что на ладони у Лоррана темными брызгами запеклась кровь… И глаза эльфа – темные, усталые, в них только что отразилась смерть.
Юльск задыхается. Юльск горит, кровь запеклась на телах, хлопья пепла ткут сплошной саван. Отрезают прошлое, обрекают на одиночество. Окончательное, немое и мертвое…
Нора проснулась с криком. Вся, до самых корней волос, в холодном поту, даже халат промок. Дрожащая, жалкая, раздавленная видениями свершившейся беды. В которую из последних сил хочется не верить. Это очень по-детски: промолчать, накрыться теплым, душным одеялом с головой, спрятаться, отгородиться, постараться забыть сон. И упрямо надеяться, что тогда он исчезнет, не сбывшись. Глупо… Но теперь Нора готова была цепляться за самую слабую и наивную надежду. Лишь бы не звенела в ушах пустота, лишь бы пепел не мерещился, а запах горелой плоти не донимал память.
Она долго и усердно мылась под густо парящей, невыносимой, обжигающей кожу, водой. Но озноб не ушел. Кое-как, дрожащими руками, удалось натянуть новую одежду. На столике у кровати нашелся графин с водой, и Нора жадно выпила её всю. Села без сил, попыталась отдышаться и собраться с мыслями.
Надо найти способ позвонить домой. Неизвестно даже, есть ли здесь телефон и позволят ли им пользоваться. Кого спросить? Да и денег на междугородние соединения надо, наверное, очень много.
В дверях возникла вчерашняя брюнетка. Бывают же на свете совершенные люди! И отчего такая дивная внешность достается мерзавкам без души, без совести и доброты? Спасибо хоть, дара ведьмы ей не отмерили! А все равно – у неё про телефон спросить не получается. Да и не дала она ни слова сказать.
– Тебя ждет директор, – знакомым металлическим голосом сообщила красавица. Усмехнулась и добавила. – За вчерашнее я тебе отплачу, сопливая деревенщина. Так и знай. Здесь ты никто. И удавишься куда скорее, чем закончишь колледж. На во-он той веревке от штор. Тварь, из-за тебя… а, ладно. Сочтемся. Помогу петельку завязать на твоей веревке.
– А ты будешь жить долго и с икотой меня вспоминать, – без особой злости ответила Нора, охотно сбрасывая на гнусную бабу свой ночной страх в виде вполне действенного темного пожелания. Почему-то всерьез мстить не получалось. Было что-то очень искреннее в обвинениях охранницы. Гнев? Не понять, за что. Но рыжих, избивших её вчера, Нора наказала с большим азартом, чем эту, отстоявшую несколько часов без движения. Уже получившую свое. Нора вздохнула и закончила фразу: – Как подумаешь гадость, сразу…
– Ык…
– Вот так, – копируя ласковый тон красавицы, сообщила Нора. – И это не исчезнет, даже если я умру.
– Ык…
Не будь жутких снов и отчаяния, сгибающего и опустошающего куда хуже физической боли, Нора никогда бы не поступила подобным образом. Не прокляла. Но сны – были. И новую волну чужой – да и закипающей своей, ответной – злобы пришлось погасить так, быстро и решительно. Нора давно усвоила, что существует некий порог эмоционального накала, за которым она себя плохо контролирует. Миновав его, она может пожелать вовсе непоправимое. Окончательное. Бабушка Лора, добрая душа и умница, пока не затевала своих странных разговоров о Расколе, учила стравливать злобу без вреда для людей. Или хотя бы ограничиваться мелочами. Вроде икоты.
– Следуй за мной, – куда мрачнее предложила брюнетка. И добавила закономерное 'Ык'. Вместо слова 'тварь', не иначе…
Директором колледжа – кстати, в высоком звании полковника – оказалась роскошная рыжеволосая ведьма лет сорока… или – пятидесяти? Пойди пойми… Настоящая, сильная, стройная и холодная, как сплошной ледяной айсберг. На провожатую, давящуюся икотой даже теперь, когда пришлось вытянуться по стойке смирно, директриса глянула с умеренным интересом. Как на малоценную вещь.
– Сержант Марша Тивис… Опять! Сколько раз я тебя предупреждала, не доводи моих малышек до крайности. Уволю. Не в запас, а в связи с нарушением дисциплины – сдохнешь на помойке.
– Ык…
– Ох ты, и меня почти вслух назвала тварью? Не отводи взгляд, я тебя знаю и без этих глупостей с чтением мыслей, было бы, что читать! – рыжая директриса пренебрежительно усмехнулась уголками губ, с напускной задумчивостью изучила свои безупречные алые ногти. – Так, подумаем без спешки.
Нора сжалась и тоскливо глянула на Маршу. Злодейку было уже здорово жаль. Потому что по сравнению с этой полковницей она – воплощенные доброта и кротость. Даже свою холодную манеру говорить, едва разжимая губы, скопировала с директорской. Но в исполнении брюнетки ласковый голос настораживал. А вот при первых звуках воркующего тона хозяйки огромного кабинета хотелось бежать прочь, без оглядки, далеко и не останавливаясь.
– На кухню, – закончив рассматривать лак на мизинце, сообщила свое решение директриса. – В часть сопровождения дагов, север провинции, лагерь 27-9. Иди. Я оповещу там кого следует, что ты не совсем ведьма. И работала в юности по… специальности.
– Не надо, – залепетала брюнетка. – Умоляю.
Она жалко поникла, затем решилась, рухнула на колени и поползла к столу, торопливо обещая исправиться и уговаривая простить. Директриса не мешала. Сидела у стола, лениво качала алую туфельку на пальцах красивой стопы с высоким подъемом и наблюдала. Довольно усмехнулась, лишь когда женщина доползла к самым ногам.
– Я еще подумаю. И ты подумай, перед кем себя выставлять ведьмой, а перед кем ползать, не затевая споров. В гордость мы играем… В незави-исимость. В собственную зна-ачимость мы порой необдуманно верим, – насмешливо растягивая слова, сообщила директриса. Добавила куда более деловым тоном: – Ползи к главному входу. И там стой до вечера. На коленях, само собой. Текст помнишь?
– Да, – с явным облегчением кивнула Марша. – Я жалкая тварь. У меня нет способностей. Я здесь из милости.
– Именно. Ну, ползи.
Нора посторонилась, открыла дверь кабинета и с ужасом проследила, как женщина ползет по ковру, не переставая повторять одни и те же слова. Громко, отчетливо.
Еще сильнее захотелось домой. Да лучше умереть в Юльске от удушья, чем стать такой, как эта полковница.
– Садись, детеныш, – усмехнулась обладательница алых ногтей и указала на удобное кресло напротив своего. Точнее, под углом к нему, у невысокого круглого столика, к которому рыжая полковница уже переместилась.
Нора аккуратно устроилась на краешке мягкого кожаного сиденья, размерами более похожего на диван. Скользкая и излишне мягкая подушка, впрочем, немедленно 'проглотила' девочку, обняла со всех сторон, втянула, погрузила в самые недра ловушки. Сидеть так было, вроде бы, удобно. Вместе с тем, возникало ощущение плена и полной зависимости от воли хозяйки кабинета. Казалось, невозможно даже выбраться из объятий кресла без посторонней помощи.
Да еще это словцо – 'детеныш'. Странное, однажды уже произнесенное другим человеком. Роном.
Пока Нора пыхтела и боролась с креслом и мыслями, директриса её успела рассмотреть. Пристально, бесцеремонно и молчаливо.
– Итак, нет смысла проводить отбор, – вздохнула она наконец. – Ты ведьма, черная, по крайней мере – потенциально. Вопрос в ином. Годишься ли ты для своего высокого предназначения? Для борьбы, которую мы ведем без надежды на скорую и окончательную победу. Без уверенности в награде и повышении. Ты – тонкокожая неженка, не знающая силы нашего врага. Тебе эту дуру Маршу жаль. А мы ведь на службе. Мы людей подозреваем и даже убиваем, детеныш.
– Я думала… – испуганно пискнула Нора.
– Само собой, прежде всего мы ищем и обезвреживаем эльфов, – кивнула директриса. – Но у них есть пособники и сторонники. Есть глупцы, купленные на их золото и иные посулы. Знаешь, вчера, когда ты шла через парк, жалела себя и хныкала, я была здесь, смотрела в это окно. И сочла, что ты нам не подходишь.
Рыжая ведьма решительно сбросила туфельку с пальцев ноги, затем вывернулась из второй и поглубже утонула в соседнем кресле. Некоторое время молча изучала окно, словно заново перебирая вчерашние свои наблюдения и сомнения. Вполне точные и обоснованные, по мнению Норы. Директриса вздохнула, виновато развела руками. Вот и кончился отбор…
Нора почти обрадовалась: скоро снова вернется в Юльск! И не будет ни колледжа, ни ужасной присяги, ни ползающей по коридору икающей Марши.
Не будет? Тогда почему она здесь? Выставить за порог можно, не приглашая в свой кабинет.
– Все изменилось, – сухо бросила директриса. И добавила ровным голосом, без выражения. – Ночью. Сегодня. Кстати, как ты спала?
– Кошмары, – кое-как выдавила одно слово Нора, подавшись вперед.
По спине снова ползла холодная капля пота. Не поедет она в Юльск. Не поедет, точно. Все действительно плохо. Даже, пожалуй – окончательно плохо… Не во сне – в реальности. Разве хоть раз обманывало чутье?
Рыжая мельком отметила смену оттенков отчаяния на лице новой ученицы. Чем быстрее и глубже – тем сильнее дар, – это она знала наверняка. И осталась весьма довольна результатом.
– Итак, ты ведьма. Не вижу смысла щадить тебя. Жизнь надо принимать такой, какова она есть на самом деле. Вот экран, – алые ногти блеснули, задействуя пульт в подлокотнике. На дальней стене разошлись две большие панели. – Я дам тебе просмотреть полную рабочую запись. Получила её с курьером час назад. Сама еще не видела, только прочла сопроводительное письмо. Сокращенная версия видео, без тяжелых подробностей, пойдет в вечерних новостях. Прими мои соболезнования, хотя в адрес ведьм их не принято высказывать. Но всех в одну ночь…
– Да кому нужен наш Юльск? – Нора в последний раз отчаянно попыталась не поверить сбывшемуся кошмару.
– Я тоже виновата, – сухо и зло сказала рыжая. – Следовало съездить и проверить лично. Были сигналы… Мы тоже подумали: кому нужен ваш гнилой городишко? И отправили одного наблюдателя. Ты знаешь его, как Рона. Знала. Он не вернулся с задания, хотя был вполне опытным дагом. В звании капитана, кстати. И не провинциальная заштатная часть, корпус 'Ясный день', элита.