И мне вовсе не хотелось произвести на свет ребенка с маниакально-депрессивным психозом. На протяжении десяти лет я наблюдал ужасные и необратимые изменения в характере и поведении прежде такой живой, веселой и остроумной молодой женщины. И мысль о том, что то же самое может случиться и с моими детьми, казалась просто невыносимой.
Наверное, я до сих пор любил Софи, хотя после пяти месяцев вынужденной разлуки порой сомневался в этом. Нет, за эти месяцы выпадали и светлые моменты, но они были редки, и по большей части мы существовали точно в забвении, в затянувшейся паузе, в ожидании, что волшебник взмахнет палочкой — и все вернется на круги своя самым чудесным образом.
Да, период в жизни выдался трудный. Усугублялся он и поведением родителей Софи. В свойственной им категоричной манере они обвинили меня в болезни дочери. Я же молча проклинал их за то, что вовремя не сумели отговорить дочь выйти за меня замуж. Врачи не знали, сыграл ли этот фактор определенную роль в ее заболевании. Но уж то, что замужество ей не помогло, — это точно.
Элис, младшая сестра Софи, считала меня святым — за то, что я терпел жену все эти годы. Но что еще я мог поделать? Софи же не виновата в том, что заболела. Какой муж бросит жену, когда она находится в столь ужасном беспомощном состоянии? «В здравии и болезни, — поклялись мы, — пока смерть не разлучит нас». Возможно, иногда думал я, смерть является лучшим выходом из этой кошмарной ситуации.
Я отогнал от себя все эти мрачные мысли, вошел в дом и отправился прямиком в постель.
Четверг в Аскоте был днем розыгрыша Золотого кубка. Он также назывался Дамским днем, поскольку каждая явившаяся сюда представительница прекрасного пола чистила перышки, надевала лучший наряд и самую экстравагантную шляпу, которую бы ни за что не надела в другом месте и в другое время.
В этот четверг солнце тоже решило проявить себя и ослепительно сияло на чистом голубом небе. Шампанское лилось рекой, закуски, дары моря, подвозились целыми трейлерами. Все было готово к самому зрелищному дню скачек. Даже я, циничный брокер, ждал его с надеждой и предвкушением — вдруг удастся заработать на нескольких темных лошадках?
— Ну, как вижу, в другую дверь не врезался? — спросил меня сосед Ларри Портер, возившийся со своим оборудованием.
— Нет, — ответил я. — Вчера вечером на парковке дверей не наблюдалось.
Он усмехнулся.
— И все это ради вчерашней наличности в несколько десятков фунтов. — Он потер руки. — И какой идиот решил ограбить тебя во вторник, вместо того чтоб вчера, с полными карманами денег? Вот кретин!
— Да уж, — тихо ответил я и в очередной раз усомнился, что это было именно ограбление.
— Будем надеяться, что и сегодня уйдем с полными карманами, — с улыбкой сказал Ларри.
— Ага, — ответил я, но мысли мои были далеко.
Нас с Ларри Портером нельзя было назвать друзьями. Честно говоря, у меня вообще не было друзей среди букмекеров. Мы были конкурентами. Многие игроки считали, что между ними и букмекерами идет постоянная война, но на самом деле по-настоящему отчаянные войны разыгрывались между букмекерами. Мы боролись не только за каждого клиента, самые грязные и беспощадные схватки развертывались в нашем кругу, во время ставок и определения расценок, и каждый из кожи лез вон, чтобы переплюнуть своего соседа. Так что особой любви между нами никогда не наблюдалось, хотя Ларри искренне расстроился, узнав, что на меня напали, но не из сострадания, скорее потому, что видел в этом происшествии потенциальную опасность для себя.
Многие представители скаковой индустрии и про себя, и публично называли букмекеров «врагами». Обвиняли нас в том, что мы отбираем у них деньги. Но мы просто старались заработать себе на жизнь, как, впрочем, и они.
Многие представители скаковой индустрии и про себя, и публично называли букмекеров «врагами». Обвиняли нас в том, что мы отбираем у них деньги. Но мы просто старались заработать себе на жизнь, как, впрочем, и они. Однако именно они покупали себе самые дорогие и модные автомобили и ездили отдыхать за границу. Владельцы крупных букмекерских фирм — те тоже не являлись моими друзьями — тратили миллионы от своих доходов на спонсорство скачек. Мы же, мелкие букмекеры, платили дополнительные налоги на прибыль, это помимо обычных. Выходила вполне приличная сумма, которую тоже можно было вложить в скаковой бизнес через Управление по налогам и сборам тотализаторов.
Сборы эти составляли больше половины общих призовых денег по стране, именно ими оплачивали проведение тестов на допинг, установку и функционирование камер слежения, систем фотофиниша. Большинство тренеров со всей страстью и силой ненавидели букмекеров и тем не менее тоже делали у них ставки и, похоже, не понимали, что будущее скачек, а соответственно и наше будущее, целиком зависит от того, продолжат ли люди ставить на лошадей.
— Скажи-ка, Ларри, — спросил я, — у тебя во вторник перед последним забегом тоже вырубился Интернет?
— Да, было, — ответил он. — Но такое случается сплошь и рядом. Сам знаешь.
— Да, — кивнул я. — Но известно ли тебе, что и мобильники тоже в тот момент выключились?
— Правда? — удивленно спросил он. — Атака хакеров?
— Не знаю, — ответил я.
— Представляю, какая длиннющая очередь выстроилась к телефону-автомату на главной улице, — со смехом заметил он. За пределами ипподрома действительно стоял телефон-автомат, один-единственный, все остальные убрали за ненадобностью — ведь теперь у каждого есть мобильник.
— Да уж, — усмехнулся я. — Ты прав, приятель.
Перед началом первого забега бизнес пошел полным ходом. Как всегда, толпы людей, из которых многие стремились сделать ставки сразу на все забеги, чтобы потом не отвлекаться от захватывающего зрелища.
И мы принимали ставки на все забеги, приводили цифры на табло в соответствие с расценками, предлагаемыми по Интернету, куда ставки тоже поступали с самого раннего утра. И снова распоряжался этим шоу компьютер, а мы, ничтожные людишки, были у него на подхвате.
— А что понадобилось вчера этому копу? — спросила меня Бетси.
— Пришел задать несколько вопросов о той попытке ограбления во вторник, — небрежно ответил я. Тогда я попросил Бетси подменить меня всего на несколько минут, а на деле оставил ее и Луку на все время последнего забега. Им также пришлось самим упаковывать оборудование, пока я целый час беседовал со старшим инспектором Льювелином. Но ведь не так уж и часто человек узнает, что его мать убил его отец.
И я вспомнил, что вчера рассказал мне инспектор.
— Ваша мать была задушена, — сказал он.
И хотя день выдался очень жаркий, я весь так и похолодел.
— Но как вы узнали… что это дело рук отца? — спросил его я.
— Ну, — ответил он, — заподозрили его сразу же, узнав, что он неожиданно после этого исчез. Если верить записям, многие тогда считали, что он покончил с собой, хотя никакого тела, разумеется, обнаружено не было. Но главным доказательством послужил анализ ДНК.
— Как это? — спросил я, заранее страшась ответа.
— Судя по всему, ваша мать оборонялась, поцарапала своего обидчика, и под ногтями у нее были найдены частички его кожи. В то время анализ ДНК был невозможен, но образчики и пробы сохранились. И примерно лет пять тому назад был составлен ДНК-профайл убийцы, и результаты внесли в национальную базу данных.