Даже если предупрежденные местные всю свою армию на улицы выведут, дело хотя и сорвется, но со злости Майк ихнее бравое воинство, пожалуй что, ополовинит...
— Вот именно. А кому нужна такая мясорубка? Президент, не забывай, прогрессивный, а следовательно, и перспективный в плане возможного будущего сотрудничества. Начнет с национализации, а там, смотришь, и на что‑нибудь большее сподвигнется. Не годится, чтобы у него армию отполовинивали и столицу жгли. Еще мысли по поводу?
— Ну, не знаю, — сказал Мазур. — Англичанам можно было бы стукнуть через третьих лиц, дело знакомое. Держава здешняя как‑никак — член Британского Содружества. Пусть сами порядок и наводят.
— Отпадает, — сказал Лаврик. — Те, кого Аристид нацелился раскулачить, — как раз британские подданные. Люди солидные, этими постоялыми дворами их хозяйство отнюдь не исчерпывается. А поэтому, сам понимаешь, нужно действовать с оглядочкой. Вдруг они как раз и нажали какие‑то пружинки в Лондоне, и кто‑то им помогает, как джентльмен джентльменам... Бывали прецеденты. Сам Майк пару раз в похожих ситуациях как раз и оказывался замешан. Знакомая цепочка: частники — государство — кто‑то вроде Майка...
— Да знаю я, — сказал Мазур. — Нам этого Майка и ему подобных отдельным семинаром читали... да и тебе, наверняка, тоже. Ну ладно. Легко догадаться, что мы вовсе не должны будем с Майковой бандой перестреливаться в открытую. Иначе не послали бы только двоих... а впрочем, в любом случае речь шла бы не об открытой акции?
— Ну конечно, — сказал Лаврик. — К чему такие пошлости? Пальба в открытую... Государство какое‑то. Гораздо выгоднее задумку эту потихонечку провалить, и лучше всего на последней стадии. Примерно так, как это было с операцией «Акула». В последний момент, когда ничего уже нельзя изменить, переиграть и поправить...
— Согласен.
— Предварительные соображения есть по действиям противника?
— Ну разумеется, — сказал Мазур. — Обычная полиция — эти фазаны в белом на перекрестках и те, что следят за покоем туристов — ему не противники вообще. Их потолок — пьянчужки и карманники. Национальная гвардия... Обычно в казарме на боевом дежурстве торчит только четверть. Двадцать пять — тридцать гавриков. Да и боевым дежурством я это называю только из вежливости. За все четыре года независимости не случалось ничего серьезного, а это расхолаживает. Они там, надо полагать, сутки напролет в карты режутся и журналы с голыми бабами листают до дыр... Разведка... Ну, это уже по твоей части.
— Разведка тут, как ни странно, имеется, — сказал Лаврик. — Человек аж двадцать. И работает она по трем‑четырем таким же крохотулькам‑соседям, главным образом контрабандистов ловит и мелких поставщиков порошочка. В расчет не берем. Супротив Майка они что плотник супротив столяра...
— Что у нас еще? — вслух подумал Мазур. — Охрана президентского дворца чисто символическая — пара придурков в камзолах восемнадцатого века у входа и парочка полицейских внутри...
— Примерно так.
— Что у нас в итоге? — медленно произнес Мазур. — В итоге у нас получается, что серьезному дяде вроде бешеного Майка свергнуть здешнего президента даже проще, чем официантку изнасиловать — официантка, по крайней мере, будет всерьез царапаться и кусаться... Итак, насколько я знаю Майка заочно... Насколько я знаю Майка, у него будет человек тридцать... а то и двадцать. Его обычный стиль. Один раз только у него набралось аж сорок два, но это было в Сен‑Мароне, а там у премьера все же имелось не менее роты настоящей, французами вышколенной десантуры... Ну да. Человек двадцать для здешнего президента за глаза хватит.
Экономически выгодно, к тому же, если так можно выразиться: он же не на государство работает и не на идею, ему деньги зарабатывать надо. Меньше людей — больше денег...
— А технология! Подумай за него.
— А что тут думать? — подал плечами Мазур без малейшей рисовки. — Я так полагаю: пойдут две группы. Одна врывается в казармы, нейтрализует дежурную смену, захватывает оружейную и гараж с броневиками. Вторая берет на рывок дворец, после чего, надо думать, Аристид или скоропостижно помрет от апоплексического удара, или, как миленький, смотается в эмиграцию.
— Скорее уж первое. Аристид — дядька упрямый и самолюбивый. Эмиграция — не по нему. Наверняка возглавит оборону со ржавым кольтом наперевес...
— Представляю, — ухмыльнулся Мазур. — Аристид со ржавым кольтом во главе полутора зажиревших констеблей против Бешеного Майка с десятком бармалеев... Ну вот, собственно, и все. Расклад незатейливый. Заранее можно сказать: в городе и сообразить еще ничего не успеют, а власть у них уже поменяется самым решительным образом. Значит, нам с тобой нужно будет устроить так, чтобы получилось как раз наоборот... Что у тебя есть по Майку?
— Пока — почти что и ничего. Вот разве что... Ну‑ка, что у тебя видно из окна на противоположной стороне улицы?
— Детский вопрос, — сказал Мазур. — Убогий домишко с ангаром из жести. То ли автомастерская там была раньше, то ли какой‑то склад. Кто‑то там вроде бы живет, я видел во дворе белого субъекта...
— Там сейчас живут два белых субъекта, — поправил Лаврик. — Имена я знаю, но тебе они не интересны, потому что вымышленны. Это, друг мой, и есть они...
— Люди Майкла?
— Нет, кардиналы Папы Римского.
— Ах, вот оно что... — сказал Мазур. — То‑то мне показалось, что этот тип, бродя по двору, по сторонам как‑то очень уж профессионально зыркает... Но я это отнес на счет повышенной подозрительности. Вот почему ты мне именно там комнатку снял...
— Так оно проще, — кивнул Лаврик. — Одну их берлогу мы уже знаем. А что до остального — есть человечек. Классическая «измена в рядах». Хотя и старый Майклов сподвижничек, но, как уже говорилось, там, где речь идет не о государстве и не об идее, особой верности ждать не приходится. Болтаясь в наемниках, особых капиталов не сколотишь. Дяденька уже в годах, подступает необеспеченная старость, вот он и согласился за энное количество зеленых бумажек заложить любимого фельдмаршала.
— А вдруг — подстава? Как в Монагане?
— Все возможно, поэтому расслабляться не следует, — рассеянно сказал Лаврик. — Посмотрим... Он часиков через несколько даст о себе знать. Покалякаем о делах наших скорбных, если сладится, сразу продвинемся вперед черт‑те насколько. Как бы там ни было, у нас еще уйма времени. По некоторым данным, не менее недели.
— Рад слышать, — сказал Мазур. — За неделю мы тут три раза власть поменяем, туда и обратно...
Он оперся на пыльный бетон, уже как следует нагретый жарким солнышком, и уставился на россыпь красивых зданий и ленивое колыхание сверкающего мириадами искр синего флибустьерского моря. Подступили кое‑какие личные воспоминания, не успевшие потускнеть за пару‑тройку дней, связанные с таким же островком не так уж далеко отсюда, но Мазур привычным невеликим усилием вытолкнул их из памяти, потому что люди его профессии никогда не возвращались дважды в одно и то же место, а значит, никакого прошлого более не существовало вовсе, как бы оно ни звалось, какие бы у него ни были глаза и волосы...
Глава 2
Привидение в доме
— Брось, — сказал вдруг Лаврик.