Гнида!» Запись вторая: «Сегодня я сидел за видеомониторами. Клиент сложный, на таких Вадика приглашают. У того руки золотые, без камер может работать. Бабки сорвали бешеные! И опять Лазарь хапнул больше всех. Но он принес “вступительные”, для раскрутки». — Марецкий захлопнул книжку. — Настоящим лохом был Батон. Он не только себя — и вас сдал с потрохами. Ну что, Лазарь Давидович, вам еще нужен адвокат? Думаю, что он бесполезен. Я насчитал тридцать эпизодов, где указаны конкретные имена и суммы. Сейчас мои люди делают обыск на фирме «Топаз», принадлежащей вам. И опять Батон прокололся — адресок подсказал. Общий выигрыш по тридцати эпизодам составил сто девять тысяч долларов. Если камеры или следы от них найдут, вам вменят мошенничество в особо крупных масштабах. Лучший вариант при ваших связях и адвокатах — пять лет строгача. Вариант второй. Чистосердечное признание без протокола. Моя задача найти маньяка, а не сажать аферистов. Георгий Градский исчез. Если он принимал участие в игре, то, значит, тоже где-то висит.
Лазарь долго кусал нижнюю губу, потом тихо заговорил:
— Ничего с ним пока не случилось. Он сбежал. Я с Мартой разговаривал. Она вернулась домой, а там окно разбито, капли крови на полу и тайник открыт. В нем Гоша свой портфель с бабками держал. Дураку чудом повезло.
— Значит, вы обыграли Аркадия Витепажа?
— Да кто знал его фамилию. Аркашка, он и есть Аркашка. Миллион с него сняли. А этот придурок взял и повесился.
— И этот «спец» Вадик в игре участвовал?
— Без него мы не смогли бы выиграть. Аркашка не лох, а опытный игрок со своим почерком, крапленую колоду ему не подсунешь. А Дик сидит на мели. К тому же он любит сложности. Каждый раз должен сам себе доказывать, что он лучший.
— Дик?
— Вадим Сергеевич Журавлев. Бывший следователь, потом вор, потом частный сыщик и везде первый. Уникальный тип. Уж его-то ни один маньяк не достанет.
Марецкий потерял дар речи. Дик Журавлев был его приятелем со школьной скамьи, один институт заканчивали. Опять вляпался. Значит, Метелкин по его приказу следил за Батоном.
— У вас есть выходы на Журавлева?
Лазарь отрицательно покачал головой. Он считал, что менты — сонные мухи, а Дик — человек дела. Если Марта сумела его убедить, то вся надежда только на него.
Марецкий не поверил Лазарю. Черт с ним. Если Вадим залег на дно, искать бесполезно, сам выплывет, когда ему понадобится.
— Какое отношение к этой истории имеет Константин Судаков? Его не вешали, а топором зарубили.
— Бандиты дали срок деньги достать, а Батон решил их перехитрить. Сказал, что найдет деньги, но они принадлежат Судакову, уберете его, отдам все. И просчитался.
— Сколько их?
— Не знаю. Вроде двое, потом еще баба появилась, а там, может, и еще кто есть. Главное в другом. Батон отдал им полмиллиона. Теперь они с деньгами. Учитывая ловкость и дерзость, с которой они работают, а теперь еще и с кучей бабок, можно представить, какие у них возможности.
— Где Марта? — спросил Марецкий.
— Не знаю. Я с ней по телефону разговаривал. Ее тоже ищут. Похоже, выигрыш у нее, а не у Гоши.
— Значит, бандиты заходили к ним. Гоша сумел сбежать, но кто-то мог их видеть.
Лазарь догадался, что мент прощупывает его связи. Ему уже доложили о гибели художника, но он не собирался себя выдавать.
— Да кто же их мог видеть? Марта сказала, что Гоша бежал днем, а днем художники там не бывают.
— Суть мне понятна. Облаву у вас нет смысла устраивать, — пожал плечами Марецкий. — Вряд ли бандиты попрут с топорами на полк вашей охраны. Журавлев, Марта и Гоша прячутся. Попробую их найти, но ни одной зацепки.
Попробую их найти, но ни одной зацепки. Хожу по кругу и собираю трупы.
— Ничем не могу помочь, — развел руками Курбахин.
И все же из того, что узнал Марецкий, кое-что начало вырисовываться. Стало ясно, что Гоша бежал не от Марты, а от уголовников, а они знают всех участников игры. Рано или поздно подберутся к каждому. С их-то талантами.
Сквознов снял свою хулиганистую восьмиклинку с головы, пригладил волосы и позвонил. Маленькое окошко на уровне глаз открылось. Эдакий квадратик двадцать на двадцать. Появилось небритое сморщенное лицо старика с красными прожилками в глазах. Переговорное устройство на приход гостя не отреагировало.
— Тебе чего надо, дружок? — спросил старик неожиданно трезвым голосом.
— Не знаю, как объяснить. Тут когда-то был детдом. Меня очень интересует судьба одной воспитанницы. Где теперь искать концы, не знаю.
— Мать Таисия их всех помнит, — не задумываясь, сказал старик. — Она осталась при монастыре. У нее здесь вся родня похоронена на старом погосте.
— Вот бы мне с ней поговорить.
— Почему нет. Пустить тебя я не могу, коли она захочет, сама выйдет.
— Я подожду, — кивнул капитан.
Погода стояла прекрасная. Возле ворот лежало множество огромных валунов. Сквознов сел на один из них и осмотрелся. Он неплохо знал Подмосковье, но в этих местах никогда не бывал. Монастырь стоял на холме, внизу, за покатым полем ромашек, текла узкая речушка, на другом ее берегу темнел лес. Красота! Невольно подумалось — ничего человек вокруг себя не видит, сплошная суета. Глазом моргнуть не успел, а жизнь уже кончилась.
Капитан не слышал, как открылась калитка. Его разбудил низкий голос немолодой женщины, вероятно, курящей.
— Кто из воспитанников вас интересует?
Сквознов быстро встал. Монашка была вся в черном, туго повязанный платок обтягивал овал бледного лица. Глаза темные, смотрят холодно, возраст не определишь, но губы красивые, яркие.
— Я веду поиски Марты Железняк. Вы такую помните?
— Давайте прогуляемся, мне нужно немного походить.
Они пошли по извилистой, поросшей травой дороге.
— Мартой она сама себя сделала. Уговорила паспортистку. Детдомовские, получающие паспорта, могли взять себе фамилию матери или отца на выбор. Да и имя тоже. Фамилию она взяла материну, а имя исправила. Марфа ее звали. Молодая девушка стеснялась старого деревенского имени. В паспорт ее записали Мартой. Она попала к нам семилетней, проучилась десять лет в школе, а после получения паспорта ее взяли на работу «покупатели».
— Покупатели? — переспросил капитан.
— Да. Так мы называли тех, кто обеспечивал детей хорошей работой и жильем. В общежитии, конечно. После выпускных экзаменов в интернат съезжались руководители разных областных предприятий и отбирали себе девушек. В основном требовались ткачихи. Им обещали поступление в вечерний институт, но они должны были в течение всей учебы работать на фабрике. Никто не отказывался, всем хотелось свободы и самостоятельности. Мы воспитывали работящих девушек, мечтающих о семье и детях. Даже курс акушерства и гинекологии ввели и курсы медсестер. Марфа мечтала стать врачом. Науки ей легко давались, школу окончила с золотой медалью.