Майор забыл ключи дома, а попасть туда было необходимо срочно. На лесоповал нужных людей не отправляют. Старику предложили передать свой опыт молодежи. Он набрал группу из четырех зеков, я был среди них. Уж не знаю, чем приглянулся авторитетному вору, но четыре года, до самой его кончины, он не отпускал меня от себя. В зону привозили уникальные сейфы со сверхмудрыми замками. Задача перед нашей «лабораторией» ставилась конкретная – понять, как грабителям удалось вскрыть невскрываемый сейф. Фома находил ответ на все вопросы. Он нас учил разбираться в механизмах замков, принципам их работы, умению быстро определить ловушку. Помимо этого учил отличать золото от меди, а горный хрусталь от бриллиантов. Наша шарашка была известна и на свободе. Мы ремонтировали дорогие украшения, нам присылали продукцию даже самого Фаберже. Правда, большинство фальшивки. Фома объяснял, чем подлинник отличается от фальшака. Он был ходячей энциклопедией. В своей шарашке мы отремонтировали столько браслетов, колье и серег – счету не поддается. Гонорары за работу получал кум и делился с начальством. Как говорится, и овцы целы, и волки сыты. После смерти Фомы мы будто осиротели. Но через три месяца мой срок кончился и меня выпустили на законных основаниях. Началось все с интерната для трудных подростков, кончилось восемнадцатью годами тюрьмы. О какой фортуне можно тут говорить? Я с этой уважаемой дамой не знаком. Хотя, честно говоря, мне крупно повезло: я попал в подмастерья к Фоме, а моим соседом по нарам был учитель словесности из семинарии. К тому же я за зря крутыми словечками не кидался, а по моему виду никто не мог бы определить, что я большую часть жизни провел за решеткой. Меня спасали книги и образованные люди, начальство меня не замечало. До поры до времени.
Когда Фомы не стало, меня вполне могли по-тихому убрать как опасного специалиста. Но близился конец срока, а тут еще пришел запрос из Красного Креста. Больная беспомощная мать постаралась. Скрипя зубами, меня выпустили. Я был и остаюсь последней надеждой матери. Ей шестьдесят три года, она долго болела и совсем слегла после гибели моего старшего брата. Денис старше меня на один час. Мы близнецы. Он разбился на самолете. Мать часто приезжала в колонию. Как только денег скопит, сразу едет. А Денис не приезжал ни разу.
Возле камина я остановился, хотел поставить пустой бокал и замер. На камине стояла фотография в рамке из яшмы. В середине, как можно догадаться, хозяин дома: в гостиной висел его портрет. Слева стояла, судя по всему, дочь. Лица ее не было видно. Ну а справа, положив руку тестю на плечо, стоял я. Именно такой, каким я вышел из парикмахерской, – без усов и подстриженным под ежик, с закрашенной сединой. Я мог бы предположить, что это брат, но он мертв, и матери даже передали выловленный из моря его чемодан с вещами. Знать эту семью до своей гибели он не мог. Пока я сидел, Денис был при матери, не отлучался надолго. А потом эта трагическая смерть. Что я думал, глядя на этот снимок? Фотомонтаж? Меня сфотографировали раньше? Но ежик на голове – я отродясь не носил таких причесок. Иван мог сфотографировать меня выходящим из парикмахерской, он сидел в машине. Помнится, я остановился и потрепал по плечу какого-то забулдыгу, просящего рубль. Допустим. Ну а дальше? Из машины я тут же направился в эту гостиную. Иван здесь не появлялся. Никого, кроме лакеев, разносящих вино, не было.
Брат-близнец? Как так? Что же, двойник валялся на дороге, его подобрали и повезли доигрывать спектакль? Настоящий Потоцкий чист и ни в чем не замешан. Можно мысленно поиграть в варианты. Допустим, суперкиллер Яночка все сделала как надо. Я ей попался случайно, свалившись с неба, как манна небесная. Лучшего алиби не придумаешь. Так ли? Найден неизвестный труп, а у меня паспорт и все вещи убитого, да еще с монограммами. Убийце не поверят. Вот почему Иван уверен в следующем покушении. Что может иметь киллер в качестве доказательства? Фотографию трупа. Ну, на эту удочку только лохов ловят.
Ну, на эту удочку только лохов ловят. Старый ментовский способ. Нет. Сегодня заказчики не такие простачки, а жестокости в них в сотни раз больше, чем в исполнителях. Тот стреляет в мишень. А заказчик убивает близкого друга, брата, мужа или врага. В доказательство он может потребовать отрезанную голову убитого, самое неопровержимое доказательство. Стрелять умеешь, значит, и с топором справишься.
Я поставил рамку на камин и, чтобы проверить одну деталь, подошел к даме в черной вуали, своей жене:
– Когда привезут тело отца?
– Его не привезут. Завтра в одиннадцать, прямо из морга, его доставят в поселковый храм на отпевание, а из церкви на кладбище. Я не хочу устраивать шабаш. Здесь нет ни одного человека, любившего отца. Тошно смотреть на это притворство. Да, он был жестким человеком, но сегодня иначе нельзя. Кровью и потом он поднимался к вершине. Враг добился своего, прекрасный момент подобрал. Ты уехал в Москву, я к подруге, а убийца тут как тут.
Я снова начал гулять по гостиной и разглядывать фотографии. Одна мне приглянулась. Подруга Екатерины Мария Федоровна была снята в обнимку с мужчиной лет пятидесяти. Таких снимков я насчитал четыре. И все с тем же мужчиной. Тут не так много чужих снимков. Даже я, муж его дочери, и то удостоился только одного, на общем плане. Похоже, эта пара имела для хозяина большое значение. Странно, что здесь нет этого самого личного адвоката.
Мне стало совсем неуютно. В глупое дело я ввязался. Надо подышать. Я подошел к своей новой жене, правда, у меня и старой никогда не было, и шепнул ей:
– Здесь я никому не нужен. Пойду прогуляюсь.
– Не заблудись и будь осторожен. Мы не знаем следующего шага убийцы.
У нее был низкий красивый голос. От этой женщины веяло силой и властью. Я всегда боялся таких дам. Глазом моргнуть не успеешь, как попадешь под каблук.
– Иван приглядит за мной.
– Иван оформляет документы в морге.
Минут двадцать я гулял по участку размером с огромный парк, где были речки, мостики, клумбы, голубые ели и небольшие домики для прислуги. Тропинка вывела меня к гаражу. Ворота были распахнуты. Судя по количеству гостей, не хватало одной машины. Другие стояли на месте. В том числе и та, на которой приехали мы. В замках зажигания торчали ключи. Гараж был сквозным. Меня заинтересовали ворота с противоположной стороны. Я сел в скромный «пежо». На переднем сиденье лежал пульт, с помощью которого ворота открывались. Выехав с территории, я увидел дорогу. За дорогой поле, засеянное пшеницей, а за полем лес. Мой взгляд скользнул по заднему сиденью, увидел атлас дорог Подмосковья. Я помню, как мы сюда ехали, последний поворот сделали перед железнодорожным переездом. Шоссе я найду, но дальше задача усложнится. Открыв паспорт Потоцкого со своей фотографией, прочел адрес прописки. Если не плутать в пути, километров сто придется ехать. С ветерком, надо вернуться до темноты.
Ориентировался я очень хорошо. Три бегства из колонии меня многому научили. Дорога заняла не более двух часов, я въехал в охраняемый поселок: охранник открыл шлагбаум, не подходя к машине. Я уже ничему не удивлялся. Со вчерашнего дня жизнь Антона Кортнева сменилась на жизнь Павла Потоцкого, а тому парню везло. Если не считать печальной концовки.
Пришлось сделать два круга, пока я заметил приличный коттедж возле пруда. Номер дома соответствовал паспортным данным. Я поставил машину и позвонил в калитку. Трехметровый кирпичный забор скрывал от меня все, что я хотел бы увидеть.
Ждал долго. Когда калитка наконец открылась, говорить мне ничего не пришлось.
– Разве вы не поехали к тестю? Екатерина Тимофеевна телеграфировала вам в Москву о случившемся, – сказала женщина.
– Заехал переодеться. Покойник никуда не убежит.
– Что с вашим голосом? Простыли?
– Да, продуло. Связки подсели.