Осенью предпочитаю охоту на уток, озеро действует на меня благотворно. Воздух, тишина, покой. Я и пишу, сидя в шезлонге на носу своего катера. Но мои детективы не так жизнерадостны, в них много мрачных красок.
— Догадываюсь. Надо соответствовать жанру.
С улицы в гостиную зашел немолодой мужчина.
— Вот, Кузьма, глянь-ка, какие таланты живут у нас под носом, — сказал хозяин дома и, повернувшись к художнику, добавил: — Это мой секретарь Кузьма Михалыч Шерман, человек, туго знающий свое дело, но лишенный каких бы то ни было талантов.
Секретарь пробежался взглядом по эскизам.
— Впечатляет.
— Большего вы от него не дождетесь, — усмехнулся Дмитрий. — Извините, дела. Мы будем в моем кабинете, дорогая.
— Да, да, я зайду. Приготовь деньги, Митя.
Хозяин и секретарь поднялись по винтовой лестнице наверх.
— Я думал, ваш муж моложе, — собирая эскизы в папку, сказал Афанасий. — Он серьезно болен?
— И не надейтесь, вдовой я стану не скоро. Его здоровью можно позавидовать, он подковы гнет без всяких усилий. Я видела его медицинскую карту — здоров как бык, но ему очень нравится казаться больным и беспомощным. Таким образом все заботы перекладываются на меня.
— Вы говорите так, будто его здоровье раздражает вас.
Кристина промолчала.
— А разве у вас нет домработницы?
— Приходящая. Милая, трудолюбивая женщина, но что она может? Помогать по хозяйству. А моему стареющему ребенку требуется особый уход.
— Вам ли жаловаться? Вы, что называется, «в шоколаде». Луну с неба еще не просили?
— Попрошу. Если вы сумеете мне ее достать.
— Я навозный червь, это вы живете на небесах.
— Тогда я вам ее достану. Если будете очень настаивать.
Афанасий улыбнулся.
— Приятно слышать. Вчера я за вас очень переживал. Сделал глупость, предложив вам стакан водки.
— Это безобидная глупость, я на вас не в обиде. Мне всегда и во всем везет. Как видите, я жива и здорова.
— И очень красивы.
— Не думала, что вы способны говорить комплименты.
— Не способен. Вырвалось. Я привык сдерживать свои чувства. Все, что считаю возможным, выплескиваю на полотна, остальное оставляю при себе.
— Хорошая черта. Я придерживаюсь того же.
— Так, значит, до завтра?
— Приезжайте часов в десять, раньше я не встаю. Подождите, я принесу деньги.
— Не горит, завтра отдадите, я тороплюсь в город. Мне надо закончить работу в кафе.
Афанасий вышел и направился к своему велосипеду. Кристина смотрела ему вслед, пока он не скрылся за деревьями.
Она приподняла голову и глянула на него сквозь темные стекла очков. Потом произошло что-то невообразимое: она перевернулась на спину и легким движением накинула полотенце на бедра.
Высокая грудь оставалась открытой.
— Вы пришли? Очень хорошо. Сейчас я вас провожу в свою спальню. Вам что-нибудь надо?
— Только вода для разбавления красок.
— Какая жалость. Я думала, вы захотите большего.
Афанасий смутился. Кристина издевалась над ним, иначе сложившуюся ситуацию он расценить не мог.
Она встала, распушила волосы и только потом накинула на себя платье. Предоставляя художнику возможность разглядеть ее тело во всех подробностях, очень долго застегивала пуговицы снизу вверх. У него не хватило духу отвернуться или отойти в сторону, он стоял как вкопанный и жадно разглядывал хозяйку дома.
Кристина бросила очки на покрывало:
— Я готова, можем идти.
И они пошли. «Вот всегда бы так — идти рядом с этим мужчиной», — подумала девушка. Похоже, такая же мысль мелькнула и в голове художника.
Кристина это почувствовала и не могла больше сдерживать себя. Но как сделать, чтобы инициатива исходила от него? Она не хотела выглядеть шлюхой в глазах этого парня.
Они поднялись в ее спальню. Афанасий начал разглядывать стену. Идиот! Сейчас она чувствовала себя более обнаженной и уязвимой, чем на травке под зонтиком.
— Вам нравится мое платье? — неожиданно для себя задала она глупый вопрос.
Он ответил не задумываясь.
— Нет. На нем слишком много пуговиц.
— Если ты начнешь расстегивать их снизу, а я сверху, то их станет в два раза меньше.
Дура! Сорвалась! Но ждать она больше не могла. Художник подошел к ней и одним резким движением рванул платье. Пуговицы разлетелись в разные стороны. Свалившись на ковер, они сплелись в одно целое. Безумство могло длиться до бесконечности, но раздался стук в дверь.
Мокрая, обливаясь потом, Кристина подошла к двери. Под рукой не оказалось даже халата. Она приоткрыла дверь и глянула в узкую щель.
— Время обеда, госпожа, — сказала прислуга. — Вы заснули?
— Накрывай стол на двоих, Роза.
— Но хозяин еще не вернулся с рыбалки.
— У нас гость. Через десять минут ты его увидишь. Обедать будем на веранде. Ступай.
Кристина прикрыла дверь.
— Похоже, нас застукали? — тихо спросил художник и поднялся с пола. Его тело казалось Кристине безупречным. Надо было прожить двадцать восемь лет, чтобы понять, что может испытывать женщина.
— Идем в душ. Дверь справа.
— Не помешало бы.
Под душем они стояли обнявшись, целуя друг друга.
— Что бы ни произошло, я никогда не буду сожалеть о пережитых минутах, — прошептал он ей на ухо.
— Молчи. Ты меня возбуждаешь. Поговорим потом, я сама к тебе приеду.
Она приехала на следующий день и сумасшествие продолжалось.
5
Уже стемнело. На веранде включили свет. Мягкий, ненавязчивый он отражался от белых стен дома. С внешней стороны светильники были прикрыты медными, согнутыми в полукруг полированными пластинами. На белой скатерти стояли серебряные подсвечники с витыми свечами.
Вечер начался с хорошего вина. Сегодня Дмитрий Андреевич предложил художнику остаться на ужин. Работа продвигалась медленно. На стене спальни появился рисунок углем, до красок дело еще не дошло. Афанасия никто не торопил.
Роза поставила на стол блюдо с камбалой, запеченной в духовке по особому рецепту хозяина. Ее поблагодарили и отпустили домой.
— Третья камбала за неделю! — восхитилась Кристина. — Кажется, тебе поперла удача, дорогой.
— Прет только дуракам. Я понемногу отхожу от дел и вместо совещаний провожу время на воде. Рыбаки своих тайн не выдают. Я много сменил мест, пока не нашел тихую заводь, где по дну ползают эти красавицы. — Дмитрий выпил бокал вина, потом принес себе бутылку виски.