Бар был полон не более чем на четверть. Я насчитал человек тридцать, среди которых, по моим прикидкам, было с полдюжины фэбээровцев. Сев у стойки, я вдохнул запах пролитого пива, пота и солнцезащитного крема.
Киллер вошел в бар через две минуты после меня и заказал легкий «Шлиц», что показалось мне признаком абсолютного зла. Или абсолютного идиотизма. Каждый, кто пьет легкое пиво, автоматически вызывает подозрение, но у этого парня, как видно, ума было на самом донышке. Он прятал автомат под плащом, который, несмотря на жару, был застегнут на все пуговицы, и одно это выдавало его с головой. Лицо киллера было покрыто шрамами, волосы пострижены неровно, а кожа была такой светлой, что сразу было ясно: либо он только что приехал из Белфаста, либо сутками работает на подземном складе, где нет естественного освещения. Высокий, сутулый, лет пятидесяти или около того, он напоминал какую‑то птицу. Старый «временный».Опасный тип: спокойно потягивает «Шлиц», по цвету напоминающий мочу, и ни капельки не нервничает. Кстати, курит он «Эмбасси», которые, по‑моему, в Штатах достать просто невозможно, так что вопрос о национальной принадлежности можно считать решенным.
Тут киллер заметил, что я его рассматриваю, и я поспешил сделать вид, будто гляжу на бармена.
– Одну минуточку, приятель! – сказал тот с характерными интонациями уроженца графства Корк.
Я кивнул и еще раз обвел взглядом зал. Мне хотелось проверить, сумею ли я вычислить федералов, однако рассмотреть лица посетителей было трудно: в зале было слишком темно, слишком накурено и слишком много укромных уголков и закоулков. И очень шумно, хотя народу было не так уж много. Должно быть, шум стоял оттого, что говорившим приходилось повышать голос, чтобы перекричать древний музыкальный автомат, исполнявший композиции «Блэк‑47», «Хаус оф пейн» и «Ю‑2».
Я прикусил губу, решив, что минут через десять нужно будет снова оглядеть собравшихся. И если я увижу, что кто‑то так и не притронулся к пиву, это будет верным признаком – человек пришел сюда по служебной необходимости.
Десять минут.
Мой последний шанс сделать ноги. Джерри Маккаган должен появиться в шесть, и у меня оставалось совсем немного времени, чтобы принять окончательное решение. Конечно, если я вдруг встану и уйду, это будет означать, что я не выполнил условия договора, заключенного с Самантой.
И она, разумеется, позаботится, чтобы мне это не сошло с рук. В конце концов меня все‑таки найдут и отправят в Мексику, где меня будет ждать весьма продолжительный срок в одной из затерянных в джунглях тюрем.
– Что будешь пить? – Бармен из Корка наконец‑то повернулся ко мне. Он казался таким свежим, таким наивным и юным, что я не мог не почувствовать к нему самую искреннюю антипатию.
– У вас есть что‑нибудь, что не отдавало бы мочой? – спросил я.
– Ты, я погляжу, с севера? – спросил бармен, только в его устах это прозвучало как «Ты, я‑а гля‑а‑а, с се‑е‑ва‑а?»
– Из Белфаста, – сказал я.
– Я так и понял. Узнал белфастский выговор. – Бармен улыбнулся. – На твоем месте я не стал бы заказывать «Гиннесс». Возьми лучше «Сэма Адамса».
– О'кей, давай «Адамса», – согласился я.
Мальчишка‑бармен отправился за пивом. Киллер бросил на меня быстрый взгляд и слегка кивнул.
– Так ты, говоришь, из Белфаста? – спросил он и прищурился, отчего его глаза превратились в две узкие, словно бойницы, щелочки.
– Угу, – подтвердил я, стараясь не выдать своего страха.
– Я тоже, – пробормотал он уголком рта.
– Правда?
– Ну... – кивнул он. – А ты из какого места?
– Моя мать была из Каррикфергюса, но сам я жил с бабушкой в.
..
– Из Каррикфергюса? Про который песня? – Киллер неожиданно заинтересовался.
– Да, про который песня, – подтвердил я.
– Я думал, это протестантский город, – пробормотал он и покачал головой.
– Не весь. Даже далеко не весь, – возразил я. – Сам‑то ты откуда?
Киллер поставил бокал с пивом на стойку, медленно поднял палец и постучал себя по носу. Иными словами – не суй нос не в свое дело... Это было бы понятно, если бы разговор начал я, но ведь он первым спросил меня, откуда я родом. А теперь киллер хотел показать мне, что меня это не касается. «Терпи!» – мысленно приказал я себе.
Я напустил на себя безразличие а‑ля generation perdue,что, впрочем, никак не подействовало на киллера, так что я волей‑неволей смягчился и даже улыбнулся, когда бармен подал мне мое пиво.
– Slainte!– сказал я.
– Салют! – ответил киллер и, отвернувшись от меня, стал оглядывать зал.
Он высматривал Джерри Маккагана и его телохранителей, но их еще не было, хотя до шести оставалось меньше десяти минут. Я знал: когда они появятся и подойдут поближе, киллер распахнет плащ и застрелит их из своей большой пушки, которую он там прячет. Точнее, попытается застрелить. Киллер не знал, что человек, который встретил его в аэропорту Логана два часа назад, был перевербован ФБР и что он передал ему оружие со спиленным бойком. Разумеется, боек был спилен не полностью, потому что это могло бы возбудить подозрения, но он был спилен ровно настолько, чтобы оружие было абсолютно бесполезным. Кроме того, по американским законам (и принимая во внимание привычку адвокатов цепляться за любые мелочи), ФБР должно было застать киллера в момент покушения. Иными словами, чтобы наверняка добиться в суде обвинительного приговора, легавые должны были дождаться, когда киллер выхватит оружие с намерением открыть огонь, и только потом произвести арест.
Саманта, впрочем, утверждала, что все будет тип‑топ. Оружие не выстрелит, а федералы тут же схватят убийцу. Сотрудников ФБР в баре будет полным‑полно, так что операция пройдет без сучка и задоринки.
Примерно так же, как в Уэйко.Или как в Руби‑Ридж.Я не мог не думать об этом и бессознательно теребил то пояс брюк, то сорочку. Новую одежду Джереми купил мне в аэропорту Портела в Лиссабоне, когда я пересаживался с военного самолета на гражданский рейс. Рубашка была мне почти впору, а вот брюки оказались великоваты. Правда, я застегнул ремень на последнюю дырочку, но мне все равно казалось, что в решающий момент брюки свалятся и тогда наша сверхсекретная операция превратится в подобие дешевого балагана.
В самолете Джереми сидел отдельно, и я коротал время, болтая с Самантой. Пока мы летели, мне удалось узнать ее настолько хорошо, насколько вообще можно узнать человека за несколько часов трансатлантического перелета. Она держалась на редкость дружелюбно и открыто. Родилась она в Линкольншире, в семье бригадного генерала, командовавшего одним из привилегированных шотландских полков. В Оксфорде Саманта изучала философию, а потом поступила на государственную службу; некоторое время спустя перешла на работу сначала в МИ‑5, а потом в МИ‑6. Замужем Саманта никогда не была, детей у нее не было. Единственное, чего мне не удалось узнать, это была ли она когда‑нибудь на оперативной работе, так как рассказывать о подобных вещах ей запрещалось. Я подозревал, что нет. Правда, фокус с перочинным ножом, который Саманта воткнула мне в ногу, оказался достаточно эффективным, но я знал, что опытный оперативник с самого начала сделал бы все, чтобы исключить любую возможность нападения. Ей еще повезло: ведь ткни она меня ножом в левую, пластмассовую ступню, я сейчас был бы на свободе где‑нибудь на склонах Пико‑де‑Тейде, а она возвращалась бы в неприметное новое здание МИ‑6 на Саут‑Бэнк, на ходу придумывая оправдания своему промаху.
Во время перелета мы не только болтали, но и работали.