Инспектор посмотрел на Джерома. Это вымуштрованное лицо могло скрывать все что угодно. Всю свою жизнь наставник учился скрывать свои чувства, чтобы никого ими не обидеть, и свое мнение, чтобы оно никогда не шло вразрез с мнением тех, кто занимал более высокое положение в обществе, — даже тогда, когда он, быть может, располагал большей информацией или просто быстрее соображал. Возможно ли такое?
Джером ждал, подчеркнуто терпеливо. Он ни в грош не ставил инспектора и сейчас наслаждался возможностью показать это.
— Полагаю, вам будет лучше оставить это дело в покое. — Откинувшись назад, наставник закинул ногу на ногу и составил руки палец к пальцу. — Скорее всего, речь идет о единичном случае гнуснейшего извращения. — На его лице мелькнула тень отвращения; неужели этот человек такой тонкий актер со столь отточенным мастерством? — Однако такое больше не повторится, — продолжал Джером. — Если же вы будете упорно искать того, кто это сделал, мало того, что вы практически несомненно потерпите неудачу, но к тому же навлечете массу неприятностей, и не в последнюю очередь на себя самого.
Это было откровенное предостережение, и Питту уже было известно, как перед лицом расследования сомкнет ряды вся эта общественная каста. Чтобы защитить себя в целом, эти люди будут выгораживать друг друга — любой ценой. В конце концов, из-за одной сиюминутной юношеской глупости нет смысла обнажать причуды и страдания десятка семей. В благородном обществе память долгая. Юноша, запятнанный подозрением, не сможет найти себе жену из своей общественной прослойки, даже если ничего не будет доказано.
И, может статься, Артур не был таким уж невинным. В конце концов, он ведь заразился сифилисом. Быть может, его «образование» включало в себя общение с уличными женщинами, что должно было познакомить его с другой стороной удовлетворения плотских аппетитов.
— Знаю, — тихо промолвил Питт. — Но я не могу закрыть глаза на убийство.
— В таком случае вам лучше полностью сосредоточить внимание именно на этом и забыть обо всем остальном, — терпеливо разъяснил Джером, словно инспектор ждал от него совета.
Томас почувствовал, как от ярости у него натянулась кожа на лице. Он поспешил переменить тему, возвращаясь к фактам: ежедневный распорядок Артура, его привычки, друзья, занятия, его вкусы и предпочтения — любой ключ, который помог бы раскрыть его характер. Но инспектор поймал себя на том, что, взвешивая ответы наставника, он старается понять, что они говорят — не только об Артуре, но и о самом Джероме.
Прошло больше двух часов, прежде чем Питт встретился в библиотеке с Уэйбурном.
— Вы говорили с Джеромом необъяснимо долго, — недовольно заметил тот. — Ума не приложу, что такое ценное он мог вам сказать.
— Наставник проводил много времени с вашим сыном, — начал Питт. — Он должен был хорошо его знать…
Уэйбурн побагровел.
— Что он вам наговорил? — Он сглотнул комок в горле. — Что он вам сказал?
— Ему не было известно ни о каких непристойностях, — ответил Питт и тотчас же обругал себя за то, что так легко это выдал. Это было сделано в сиюминутном порыве — молниеносный прилив сочувствия, не столько осознанный, сколько чисто интуитивный, ибо инспектор не испытывал никакого тепла по отношению к этому человеку.
Уэйбурн заметно успокоился. Однако затем в его глазах сверкнуло недоверие и кое-что еще.
— О господи! Неужели вы действительно подозреваете его в… в…
— А на то есть какие-то причины?
Уэйбурн привстал в кресле.
— Разумеется, нет! Неужели вы полагаете, что я… — Упав обратно в кресло, он закрыл лицо руками.
— Разумеется, нет! Неужели вы полагаете, что я… — Упав обратно в кресло, он закрыл лицо руками. — Полагаю, я мог совершить ужасную ошибку. — Некоторое время он сидел совершенно неподвижно, затем внезапно повернулся к Питту. — Я понятия не имел! Понимаете, у него были прекрасные рекомендации!
— И, возможно, он их достоин, — довольно резко сказал Питт. — Вам известно что-либо порочащее про мистера Джерома, о чем вы мне не говорили?
Уэйбурн оставался совершенно неподвижен так долго, что инспектор собирался уже повторить свой вопрос; но наконец он нарушил молчание.
— Я ничего не знаю. Подобная мысль никогда не приходила мне в голову — да и с чего бы? Разве у порядочного человека могут возникать подозрения такого рода? Но теперь, когда мне известно такое… — Набрав полную грудь воздуха, он сделал медленный выдох. — Возможно, я вспомню что-либо и истолкую это уже иначе. Мне нужно какое-то время. Все это явилось глубочайшим потрясением.
В его голосе прозвучала окончательность. Он давал Питту понять, что тот может идти; и теперь оставалось только выяснить, хватит ли у того такта понять это без слов.
Настаивать дальше не было смысла. Просьба Уэйбурна дать ему время подумать, осмыслить свои воспоминания в свете новой информации была справедливой. Шок лишал человека ясности мысли, искажал восприятие, обволакивал память туманом. В этом не было ничего необычного; Уэйбурну нужно было время, он должен был выспаться, и только после этого от него можно было что-то требовать.
— Благодарю вас, — вежливо произнес Питт. — Если вы вспомните что-либо существенное, не сомневаюсь, вы дадите нам знать. До свидания, сэр.
Уэйбурн, погруженный в свои мрачные размышления, не потрудился ответить, хмуро уставившись в одну точку на ковре.
В конце дня Питт вернулся домой, чувствуя не удовлетворение, а безысходность. Конец уже виднелся впереди: никаких сюрпризов не будет, расследование не выявит ничего, кроме пронизанных болью мелочей, которые сложатся воедино в цельную картину. Джером, унылый, разочаровавшийся человек, втиснувшийся в образ жизни, который подавил все его способности и растоптал гордость, влюбился в мальчишку, подававшего надежды стать всем тем, чем мог бы стать и сам Джером. Затем, когда вся его зависть и жажда переросли в физическое влечение, что дальше? Быть может, внезапное отвращение, страх — и Артур обрушился на своего наставника, грозя разоблачением? Для Джерома это означало бы испепеляющий позор: все его личные слабости будут выставлены на всеобщее посмешище, разобраны по косточкам. А затем увольнение без надежды когда-либо найти новое место — полная катастрофа. И к тому же, несомненно, потеря жены, которая… Кто она? Что она для него значила?
Или же Артур оказался более искушенным? Был ли он способен на шантаж, даже если он заключался лишь в мягком постоянном напоминании о своей силе, обусловленной тем, что ему известно? Многозначительные ухмылки, показанный украдкой язык…
Насколько Питт успел узнать Артура Уэйбурна, тот не был особо изобретательным и не слишком стремился к честности, поэтому подобная мысль вполне могла прийти ему в голову. У инспектора сложилось впечатление, что юноша был решительно настроен ворваться во взрослую жизнь со всеми ее прелестями, как только предоставится такая возможность. Возможно, в этом не было ничего необычного. Для большинства подростков детство было чем-то вроде надоевшей старой одежды, в то время как впереди ждали новые, ослепительные, роскошные наряды.
Шарлотта встретила мужа в дверях.
— Сегодня пришло известие от Эмили, и ты не поверишь… — Она увидела его лицо. — О! В чем дело?
Помимо воли он улыбнулся.
— Неужели у меня такой угрюмый вид?
— Томас, не уходи от ответа! — резко оборвала его Шарлотта.