– Да. Но с одним условием…
– Я все помню! Я, брат и сестра будем оказывать вам всестороннюю поддержку.
– Да. И у нас есть еще одно условие.
– Какое?
– Если выяснится, что убийца – это все же кто-то из вас, вы не станете требовать от нас, чтобы мы его покрыли. Узнаем, что преступник ты или Петрес, сразу же сдадим вас в полицию. И без обид, да? Договорились?
Было видно, что Крису это совсем не понравилось.
– Я бы предпочел, – нерешительно проблеял он, – чтобы все тайны, даже самые ужасные, остались в кругу нашей семьи.
Нашел дурочек!
– Покрывать убийцу мы не будем! – твердо заявили ему подруги. – Но зато обещаем: если преступление совершил кто-то другой, то мы этого человека вычислим. И тень подозрений с вашей семьи будет снята.
Это Крису понравилось куда больше.
– В нашей семье нету убийц, – заявил он. – Хорошо. Я согласен.
Ударив по рукам, подруги заключили договор с Крисом. И теперь с чистой совестью могли возвращаться назад. На душе у них было суетно. Плохо, однозначно плохо, что Беатрис умерла. Подругам было искренне жаль молодую вдову, которая вышла замуж за старика исключительно ради его денег, а денег-то его как раз и не получила.
И все же, несмотря на свою очевидную расчетливость, Беатрис нравилась подругам даже больше, чем все остальные. И они возвращались еще и потому, что хотели найти ее убийцу. Справедливость должна восторжествовать. А если это кому-то и не понравится, то подруг это не волнует.
Если перед старым хозяином тут трепетали, то молодую хозяйку слуги искренне любили. Бет была строга с ними, если случались провинности, но при этом и справедлива. И когда подруги попросили кого-нибудь из прислуги рассказать про свою молодую хозяйку, охотно вызвались многие. Но тут же послышались недовольные голоса:
– Пусть говорит сначала Роза. Она служит в этом доме дольше всех нас. Знает все здешние порядки.
Розой звали огромную негритянку, служившую в доме господина Якоба еще с его младенчества. В доме господина Якоба все слуги имели черный цвет кожи. Он вырос в патриархальной семье, где издавна использовался труд черных рабов. За многие сотни лет белые протестанты, бежавшие из Европы в поисках лучшей доли, сумели так сродниться с коренным черным населением Африки, что между ними сложились удивительные отношения.
Белые мудро управляли страной, а черные работали на них, получая взамен все необходимое. У них было медицинское обслуживание, молодые получали бесплатное образование, а старики заслуженную пенсию. Мысль о том, что их угнетают, простодушным неграм и в голову не приходила. Они привыкли слушаться белых всегда и во всем. И когда появились другие белые, которые начали говорить, что положение черного населения ужасно, бедные негры уже и не знали, кому верить и за кем идти.
В стране наступил раскол. Кто-то принял идею свободы и равенства со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Но более мудрые или же осторожные продолжали оставаться на службе у белых господ, справедливо полагая, что если их деды и прадеды служили белым, то и им не стоит искать себе лучшей участи.
В числе прочих была и Роза – самая старая служанка господина Якоба, его домоправительница и домохранительница. У нее было круглое лоснящееся лицо и маленькие проницательные глазки. Несмотря на цвет кожи – горький шоколад – и густые вьющиеся мелким бесом жесткие волосы, Роза сильно напомнила подругам их бывшую соседку – тетю Асю. Та тоже всегда и все знала, была в курсе всех новостей. И при этом никогда и ни про кого не говорила ни единого хорошего слова. Сходство было таким потрясающим, что обе подруги, не сговариваясь, прошептали:
– Слушай, но это же вылитая наша тетка Ася!
Но Роза, хотя и была польщена оказанным ей доверием, но все же отклонила предложение остальной прислуги говорить первой:
– Нет.
Я всегда занималась половиной господина Якоба. Про его молодую жену пусть расскажет Сесилия.
Сесилия была совсем молоденькой девчонкой. Ее взяли в дом, когда господин Якоб привел себе молодую супругу. До того Сесилия жила в деревне. И, оказавшись в городе, отчасти благодаря протекции самой Розы, которой приходилась дальней родней, а отчасти благодаря Беатрис, которой была нужна верная и не испорченная всеми этими глупостями и болтовней о свободе и равенстве двух рас горничная, Сесилия была полна благодарности к своей госпоже.
– Она всегда заступалась за нас перед господином Якобом. Мы все ее так любили! Она была очень доброй и справедливой. Сама жила в бедности, так что помнила, каково это, считать каждую копейку. Никогда не жаловалась мужу, если знала, что он накажет нас, вычтя деньги из жалованья. К примеру, всю разбитую посуду или испорченные вещи она брала на себя. Господин Якоб даже сердился на нее за это. Но хозяйка ему всегда отвечала, что сама долгое время жила в бедности, поэтому считает, что нельзя отнимать у людей те гроши, которые они с таким трудом зарабатывают. Что их, то их. А новый фарфор мол, мы всегда можем себе купить в магазине.
Что же, позиция Беатрис показалась подругам достойной уважения. И все же нашелся человек, который желал ей зла. И Сесилия тут же намекнула, кто это мог быть:
– Но это с нами хозяйка была такой доброй. С госпожой Памелой и своими пасынками она была совсем другой. Мешала им.
– Как это?
– Они все трое часто просили у господина Якоба денег. То мистеру Крису было нужно поменять машину. То мистеру Петресу не хватало оборудования для его научной экспедиции. А уж мисс Пэм, так та и вовсе забросала господина Якоба письмами, в которых просила у него денег для своей фермы.
Так вот как обстояли дела в семье господина Якоба! Его великовозрастные детки хоть и вылетели из родного гнезда, но не забывали туда дорогу.
– Говорят, раньше господин Якоб всегда давал своим детям деньги. А после того, как в доме появилась моя госпожа, перестал.
– Почему?
– Госпожа Беатрис была против этого.
– Но почему?
– Наверное, потому что они сначала приняли госпожу Беатрис в штыки. Всячески ей вредили. Насмехались над ее бедностью и незнанием тех вещей, которые сами успели усвоить с колыбели.
– Каких именно?
– Всякая мелочь. Госпожа Беатрис вначале всегда сама приходила на кухню за своей чашкой чая. И в комнате у нее всегда было прибрано. Ну, а молодые господа над ней издевались. Но молодая хозяйка на их клекот внимания не больно-то обращала. Как привыкла делать, говорит, так и буду. Совсем не трудно мне за чашкой чая спуститься. Не к чему человека лишний раз гонять. Ну, ясное дело, когда ей нездоровилось или просто не хотелось никуда выходить, завтрак я ей в комнату приносила. Вижу, что уже десять, а госпожа все не идет, значит, надо самой подниматься.
– У Бет был строгий распорядок дня?
– Я бы так не сказала. Но утреннюю чашку чая она всегда выпивала не поздней десяти часов утра. Пусть даже потом и оставалась в кровати до полудня, чай она должна была выпить именно утром.
– Скажи, ты видела, как мы вчера уходили?
– Да.
– И Беатрис была в гостиной.
– Да.
– Но ведь ее нашли в домике для гостей?
– Правильно. Она уже после вас поднялась и ушла спать туда.
– Ей там больше нравилось?
– Да. Это маленький домик, там останавливаются гости, которые по каким-то причинам не хотят жить в большом доме. Но он вполне комфортабельный. И из него есть выход прямо на улицу.
Подруги уже видели этот домик, правда, издали. Он стоял прямо у ограды, одна его дверь выходила на улицу, а вторая – во внутренний двор.