— Я не специалист по сушке мозгов, но от него практически ничего не осталось, и просветления ждать не приходится. Остается надеяться, что под воздействием наркотиков, которыми мы его накачиваем, бедняга умрет прежде, чем узнает, кто он. Что ради его же блага должно случиться довольно скоро. Во всяком случае, мы на это очень надеемся. — Доктор взглянул на свои часы, дорогой «Ролекс», и добавил: — Наша беседа продлится не очень долго? Ведь я, как вы понимаете, на дежурстве.
— При поступлении вы обнаружили следы наркотиков в его крови? — спросила Дебора.
— Следы, черт побери, — фыркнул Шпильман. — Кровь парня являла собой сплошной коктейль. Мне никогда не доводилось видеть подобной смеси. Все лекарства должны были держать его в бодрствующем состоянии, одновременно подавляя боль, чтобы шок, вызванный многочисленными ампутациями, его не убил.
— Не заметили ли вы чего-нибудь необычного в надрезах? — спросил я.
— У препаратора была хорошая подготовка. Все операции проведены с отличной хирургической техникой. Но этому его могли обучить на любом медицинском факультете. — Шпильман вздохнул, и на его губах промелькнула извиняющаяся улыбка. — Некоторые раны уже успели затянуться.
— На какие же временные рамки это указывает? — задала очередной вопрос Дебора.
— От начала до конца операции миновало четыре — шесть недель. Чтобы хирургически расчленить парня на мелкие части, потребовалось не менее месяца. Он отрезал каждый раз по куску. Ничего более ужасного я не могу представить.
— Он делал это перед зеркалом, — подсказал я, поскольку всегда готов услужить ближнему. — Чтобы жертва могла видеть.
— О Боже, — вздохнул Шпильман. Врач был настолько потрясен, что, просидев с минуту молча, смог лишь повторить: — О Боже. — Он потряс головой, взглянул на «Ролекс» и сказал: — Послушайте, я готов помочь, однако… — Шпильман вновь поднял руки, уронил их на стол и закончил: — Не думаю, что эта помощь принесет вам какую-либо пользу. Поэтому позвольте мне сэкономить ваше время. Мистер… как его… Честни?
— Чатски, — подсказала Дебора.
— Да, Чатски. Он позвонил мне и предложил провести сканирование сетчатки, чтобы, сравнив результаты с какой-то базой в Виргинии, установить личность пациента. — Шпильман поднял брови и пожевал губами. — Короче. Вчера я получил факс с полной идентификацией жертвы. Я вам покажу его. — Он поднялся и исчез в коридоре. Когда доктор вернулся, в его руках был листок бумаги. — Вот, пожалуйста. Мануэль Борхес. Уроженец Эль-Сальвадора. Занимается импортом. — Он положил листок на стол перед Деборой. — Я знаю, что это немного, но, поверьте, это все. Состояние, в котором он находится… — Он пожал плечами. — Я не думал, что мы даже это сумеем выяснить.
Небольшой динамик под потолком невнятно пробормотал нечто отдаленно напоминающее отрывок из телевизионного сериала «Скорая помощь». Шпильман склонил голову набок и, заметно помрачнев, проговорил:
— Должен бежать. Надеюсь, вы его поймаете.
Он с такой поспешностью выскочил из дверей, что оставшийся на столе листок затрепетал под порывом поднятого доктором ветра.
Я взглянул на Дебору. Судя по ее виду, тот факт, что мы узнали имя и фамилию жертвы, не очень вдохновил ее.
— Я понимаю, что это не очень много, — сказал я.
— Если бы это было «не очень много», то это был бы грандиозный успех, — покачала головой сестра. — Это же просто — ничего. — Она взглянула на факс, еще раз прочитала его и добавила: — Эль-Сальвадор.
— Она взглянула на факс, еще раз прочитала его и добавила: — Эль-Сальвадор. Связан с какой-то организацией «Flange».
— Эти на нашей стороне. Та шайка, которую поддерживали США. Я выудил информацию в Интернете.
— Потрясающе. Выходит, мы узнали то, что нам уже было известно.
Она поднялась и двинулась к дверям — не так резво, как доктор Шпильман, но тоже достаточно быстро. Я сделал ускорение и догнал ее лишь у ведущих на автостоянку дверей.
Дебора гнала машину, стиснув зубы. Мы молча домчались до домика на Четвертой северо-западной улице, где и началась эта история. Желтая лента исчезла, но Дебора тем не менее бросила автомобиль в лучшем полицейском стиле, там, где заблагорассудилось. Мы вышли из машины, и я двинулся следом за Деб по тропинке к дому, соседствующему с тем, где мы нашли человека, превращенного в подпорку для двери.
Дебора молча нажала кнопку звонка, и через несколько мгновений дверь распахнулась. Появился средних лет мужчина в очках с тонкой золотой оправой и в крестьянской рубахе гуайавера. Мужчина бросил на нас вопросительный взгляд.
— Нам надо поговорить с Ариэль Мединой, — произнесла Дебора, предъявляя свой значок.
— Мама сейчас отдыхает.
— Это срочно! — бросила Дебора.
Мужчина посмотрел на нее, затем на меня и сказал:
— Минуточку.
Он закрыл дверь. Дебора глядела в дверную панель, а я наблюдал, как играют ее желваки. Через пару минут дверь снова открылась.
— Входите, — пригласил внимательный сын.
Мы прошли следом за ним в маленькую полутемную комнату с десятками тумбочек, украшенных семейными фотографиями или религиозной утварью. Ариэль — пожилая леди, обнаружившая существо на столе и рыдавшая затем на плече Деборы, сидела на диване с кружевными салфетками на подлокотниках и спинке. Увидев Дебору, она воскликнула «Аа!», поднялась и обняла мою сестру. Дебора, которой следовало бы ждать от старой кубинки горячего приема в виде объятий, замерла и лишь по прошествии некоторого времени ответила на захват, неловко похлопав старушку по спине. Сестренка отодвинулась от старой леди, как только это позволили сделать приличия. Ариэль вернулась на диван и указала на лежащую рядом с ней подушку. Дебора приняла предложение и заняла место.
Из уст пожилой дамы тут же полился поток испанских слов. Поток этот был стремительным. Я немного говорю по-испански и часто могу понять даже кубинца, но из речи Ариэль улавливал в лучшем случае одно слово из десяти. Дебора беспомощно смотрела на меня. По какой-то нелепой причине она выбрала в школе французский, и старуха с тем же успехом могла говорить с ней не по-испански, а на древнеэтрусском наречии.
— Por favor, senora, — сказал я, — mi hermana no habla espanol.
— А?.. — Ариэль одарила Дебору чуть менее восторженным взглядом, покачала головой и позвала: — Ласаро!
Сын выступил вперед, и она возобновила свой монолог.
— Я приехала сюда из Сантьяго-де-Куба в 1962 году, — перевел Ласаро. — При Батисте я видела ужасные вещи. Люди исчезали бесследно. Затем пришел Кастро, и я вначале надеялась на лучшее. — Ариэль покачала головой и развела руками. — Хотите верьте, хотите нет, но тогда мы очень на это рассчитывали. На то, что все будет по-другому. Но вскоре все повторилось. Стало даже хуже. Поэтому я приехала сюда. В Соединенные Штаты. Люди тут не исчезают. Их не убивают на улице и не мучают. Так я думала. И вот теперь — это. — Она указала на соседний дом.
— Мне надо задать вам несколько вопросов, — сказала Дебора, и Ласаро перевел ее слова.
Ариэль согласно кивнула и продолжила свою захватывающую речь:
— Даже при Кастро ничего подобного не случалось.