И поспешила добавить, опередив тетю: – Знаю, знаю, что ты скажешь. Предполагалось, что я лежу в Кембридже больная. Но на самом деле мне разрешили встать раньше. И утром во вторник я первым скорым поездом доехала до Ливерпул-стрит. У меня там в ресторане была назначена встреча с одним человеком. Из Кембриджа один, ты не знаешь. Выпускник. В общем, он не явился. Меня, конечно, ждала записка, очень вежливая, с глубочайшими сожалениями. Но не надо было назначать встречу в таком месте, где нас обоих знают. Мало приятного, когда мэтр смотрит на тебя с сочувствием. Я вообще-то не удивилась. И это все неважно. Но я просто не хотела, чтобы Оливер с Джастином чесали языки насчет меня. И Реклессу тоже, я считаю, я не обязана исповедоваться. Пусть сам докапывается, если ему нужно.
«Но мне ты рассказала!» – мысленно воскликнула Селия и так вся вспыхнула от удовольствия, что порадовалась полутьме в комнате. Девочка впервые поделилась с ней своими переживаниями. Ей захотелось утешить и расспросить племянницу, но она мудро воздержалась и только сказала:
– Все же, дорогая, боюсь, неразумно было с твоей стороны на целый день уехать в город. Ты ведь еще слаба. Слава Богу, тебе это как будто бы не повредило. Ты пообедала, а дальше что?
– Да так, до вечера прозанималась в Лондонской библиотеке. Потом сходила в кино на «Новости дня». Спохватилась уже поздновато и решила заночевать в гостинице. У нас ведь с тобой не было точно договорено, когда я приеду. Поужинала в «Лайонзе» на Ковентри-стрит и по телефону сняла номер в Блумсбери в отеле «Вальтер Скотт». Прослонялась по улицам почти весь вечер, ключ взяла, по-моему, уже около одиннадцати. И легла спать.
– Вот и прекрасно! – обрадовалась мисс Кэлтроп. – Дежурная сможет это засвидетельствовать. И в «Лайонзе», должно быть, кто-нибудь найдется, кто тебя запомнил. По-моему, ты абсолютно права, что пока не стала об этом распространяться. Кому какое дело? Подождем, пока объявят время смерти. Тогда можно будет все пересмотреть.
Она старалась, чтобы голос у нее не звенел от удовольствия. Вот оно – то, к чему она всегда стремилась. Сидеть вместе, разговаривать, строить планы. Племянница, пусть косвенно, пусть нехотя, но попросила у нее поддержки и совета. И надо же, потребовалась смерть Мориса, чтобы их сблизить. Она продолжала рассуждать:
– Я рада, что ты не расстроилась из-за этого несостоявшегося свидания. Теперешние мужчины абсолютно не умеют себя вести. Если он, предположим, не смог до тебя заблаговременно дозвониться, по меньшей мере за сутки, правила хорошего тона требуют, чтобы он появился лично во что бы то ни стало. Но зато ты хотя бы знаешь, на каком ты свете.
Девушка встала с кресла и молча пошла к двери. Тетка крикнула ей вдогонку:
– Я приготовлю питье и принесу тебе в комнату! Попьем вместе. Я быстро. Ты ложись пока в постель!
– Спасибо, мне ничего не надо.
– Но ты же говорила, что хочешь выпить чего-нибудь горячего. Это тебе необходимо. Сейчас заварю «Овалтин». Или лучше просто подогреть молока?
– Я же сказала, мне не надо ничего. Я ухожу спать. И оставь меня, пожалуйста, в покое.
– Но, Элиза…
Дверь захлопнулась. И ни звука. Даже шагов вверх по лестнице и то не слышно. Не слышно ничего. Только шипение дров в камине да тишина снаружи, беспросветное ночное одиночество.
10
Утром Далглиша разбудил телефон. По-видимому, тетя сразу сняла трубку, так как звонки тут же прекратились, и он опять погрузился в сладостную полудремоту, которой так приятно предаться после того, как хорошо проспал ночь. Примерно через полчаса звонки возобновились, теперь как будто настойчивее и громче. Далглиш открыл глаза – прямо перед ним в обрамлении окна переливался светом прямоугольник яркой голубизны, рассеченный волосяной линией горизонта на море и небо.
Как видно, предстоял еще один погожий осенний день. Собственно, еще один погожий день уже давно начался. Часы, к великому его изумлению, показывали четверть одиннадцатого. В халате и шлепанцах он сошел вниз и успел услышать, как тетя отвечает в телефонную трубку:
– Да, инспектор, я скажу, как только он проснется. Это срочно? Нет, просто он приехал сюда отдохнуть… Ну разумеется, он с удовольствием вас посетит сразу после завтрака. Всего доброго.
Далглиш наклонился и на мгновенье прикоснулся щекой к ее щеке, крепкой и мягкой, как замшевая перчатка.
– Это Реклесс?
– Да. Он сказал, что находится в доме Сетона и будет рад, если ты проведешь там с ним сегодняшнее утро.
– А в каком качестве, он не сказал? Я должен буду работать или только любоваться, как он работает? Или, может быть, я – подозреваемый?
– Это я подозреваемая, Адам. Топор почти наверняка был мой.
– Еще бы, это, конечно, учитывается. Но все равно твой рейтинг, я думаю, ниже, чем рейтинг твоих соседей. А уж чем Дигби Сетона – наверняка. Мы, полицейские, в глубине души народ прямолинейный. Нам, прежде чем брать человека, надо определить его мотив. И из всех мотивов нам больше всего по сердцу корысть. Дигби, как я понимаю, – наследник своего единокровного брата?
– Говорят, что да. Два яйца или одно, Адам?
– Два, пожалуйста. Но я сам приготовлю. А ты посиди и поговори со мной. Я, по-моему, слышал два телефонных звонка. Кто звонил первый раз?
Джейн Далглиш ответила племяннику, что раньше звонил Р. Б. Синклер и пригласил их обоих в воскресенье к себе поужинать. Она обещала поговорить с Адамом и позвонить. Далглиш, любовно разжаривавший яичницу, был заинтригован. Но вслух ничего не сказал, только выразил согласие. Это уже что-то новенькое. Он знал, что его тетка бывает в «Настоятельских палатах», – но не тогда, когда он к ней приезжал. Известно было, что Синклер гостей не принимает и сам ни к кому не ходит. До сих пор одна лишь Джейн Далглиш пользовалась особой привилегией. Впрочем, догадаться, почему такое новшество, было нетрудно. Синклер хочет обсудить убийство Сетона с профессионалом, от которого можно услышать квалифицированное мнение. Что великому человеку тоже не чужда такая слабость, как простое любопытство, и приободряло, и немного разочаровывало. Зловещая тема насильственной смерти оказалась притягательной даже для того, кто принципиально не принимает участия в общественных делах. Но, разумеется, ужинать Далглиш к нему пойдет. Слишком велик соблазн. Далглиш знал по опыту, что личное общение со знаменитостью грозит болезненными разочарованиями. Но в случае с Р. Б. Синклером кто бы не рискнул?
После завтрака Далглиш не торопясь вымыл за собой посуду, надел твидовую куртку поверх свитера и задержался в сенях, чтобы выбрать себе трость из груды оставленных разными гостями в залог будущего возвращения. Выбрал толстую ясеневую палку в качестве последнего штриха, довершающего облик любителя активного отдыха, но взвесил ее на ладони и отложил: все-таки не стоит переигрывать. Он крикнул тетке «до свидания» и пошел на ту сторону мыса. Быстрее всего было бы на автомобиле – выехать на дорогу, на развилке направо, полмили по Саутуолдскому шоссе, а там свернуть на узкую, но вполне проезжую грунтовку, которая ведет поверху прямо к «Сетон-хаусу». Но Далглиш все-таки решил идти пешком. Он же на отдыхе, в конце концов, а вызов инспектора был как будто бы не срочный? Реклессу он сочувствовал… Ничего нет хуже для следователя, чем не знать, где кончаются твои полномочия. Мешает работе и сильно действует на нервы. Хотя полномочия Реклесса ведь никто не ограничивает. Даже если его начальство надумает обратиться за помощью в Скотленд-Ярд, вряд ли к делу привлекут именно Далглиша. Оно слишком близко касается его лично. Но Реклессу, конечно, мало радости вести следствие как бы под надзором у суперинтенданта из «Сентрал интеллидженс», и тем более такого знаменитого, как Далглиш.