– Несколько решительных шагов, он уже на пороге террасы. – А соседи-то не храброго десятка! Могло бы трезвонить весь день, и ни одна собака не поинтересуется, что случилось. Заметь, такое можно было предвидеть, ничего необычного. Вот так-то…
Он выходит на террасу, берет куртку, запускает руку во внутренний карман и возвращается.
– А это ты используешь, – говорит он, бросая конверт Анне, – только в том случае, если все идет, как задумано. И ты в этом чертовски заинтересована! Но как бы то ни было, ты никуда не двигаешься отсюда без моего разрешения, я понятно излагаю? Иначе можешь считать то, что ты пережила, просто авансом.
Ответ его не интересует. Он исчезает.
В нескольких метрах от Анны звонит и вибрирует на плитках пола телефон. После воя сирены звонок кажется ненастоящим, каким-то игрушечным. Это Камиль. Нужно ответить.
«Будешь делать, как я сказал, и все будет хорошо».
Анна нажимает на кнопку. Ей даже не нужно делать вид, что она еле держится.
– Он был здесь, – произносит она.
– Анна, – кричит в трубку Камиль, – что ты говоришь? Анна?
Камиль в панике, его еле слышно.
– Он приходил, – говорит Анна. – Я включила сирену, он испугался и ушел.
Камиль почти ничего не слышит из-за полицейской сирены.
– С тобой все в порядке? Я еду, слышишь, скажи мне, с тобой все в порядке?
– Да, Камиль, – она повышает голос, – теперь в порядке…
Камиль сбавляет скорость, глубоко дышит. Теперь, после пережитого страха, его начинает лихорадить.
– Скажи мне, что случилось?
Анна, обхватив руками колени, плачет. Ей хочется умереть.
За два прошедших дня на карту оказалась поставлена его карьера; женщину, существующую в его жизни, трижды пытались убить, а в довершение всего он только что узнает, что эта женщина живет с ним под чужим именем. Он тщетно пытается понять, какое место занимает она в этой истории, в то время, когда должен решать стратегические вопросы, обдумывать происходящее. Но его мозг занят одним-единственным вопросом: «Что Анна делает в его жизни?» – и этот вопрос определяющий.
Нет, он не единственный, есть и еще один: «Если эта женщина не Анна, что это меняет?»
Камиль восстанавливает в памяти их историю, вечера, когда они только пытались обрести друг друга – первое касание, второе, – и вот их тела уже в постели под смятыми простынями… В августе она уходит от него, а через час он видит ее сидящей на лестнице… Это все игра? Такой хитрый ход? Слова, ласки, объятия – часы и дни, – она им просто-напросто манипулировала?
Через несколько минут Камиль окажется лицом к лицу с той, которая называет себя Анной Форестье, он спит с этой женщиной уже не первый месяц, и она лжет ему с самого первого дня. О чем тут можно думать? Он пуст, как будто его только что вытряхнули из центрифуги.
Какая связь между тем, что Анна – это не Анна, и ограблением в пассаже Монье?
Какое он сам имеет отношение ко всей этой истории?
Но самое главное: кто-то пытается убить эту женщину.
Он не знает, кто она, но знает точно, что защитить ее должен именно он.
Когда он входит в дом, Анна так и сидит на полу, опираясь спиной на дверцу шкафчика, закрывающего раковину, обхватив руками колени.
Когда он входит в дом, Анна так и сидит на полу, опираясь спиной на дверцу шкафчика, закрывающего раковину, обхватив руками колени. В машине он видел перед собой другую Анну, ту, какой она была вначале, красивую смешливую женщину с зелеными глазами и ямочками на щеках. Теперь перед ним изуродованная женщина с пожелтевшей кожей – бинты, швы, грязные шины, – Камиль потрясен. Почти так же, как два дня назад, когда он увидел ее в реанимации.
Его тут же охватывает сострадание. Анна не двигается, не смотрит на него, она будто загипнотизирована, взгляд устремлен в одну непонятную точку.
– Как ты, сердце мое? – спрашивает Камиль, подходя к ней.
Со стороны кажется, будто он хочет приручить дикого зверя. Встает рядом с ней на колени, обнимает, прижимает к себе – с его ростом это не так-то просто, – приподнимает ей подбородок, заставляет посмотреть на него и улыбается.
Она смотрит на него так, будто только что обнаружила его присутствие:
– О Камиль…
Склоняет голову ему на плечо.
Теперь можно ждать и конца света.
Но конец света откладывается.
– Скажи мне…
Анна оглядывается – смотрит направо-налево, невозможно понять, взволнована она или же не знает, с чего начать.
– Он был один? Сколько их было?
– Нет, совершенно один…
Голос у нее дрожит, но звучит твердо.
– Это тот человек, кого ты узнала на фотографиях? Это Афнер, он?
Да. Анна только утвердительно кивает. Да, он.
– Расскажи, что произошло.
Пока Анна говорит (отдельные слова, ни одной законченной фразы), Камиль восстанавливает в воображении, как это все происходило. Первый выстрел. Камиль поворачивает голову, смотрит на осколки стекла, устилающие пол в том месте, где стоял низкий столик из канадской березы, куски его раскиданы теперь, как после урагана. Он не прерывает Анну, встает, подходит к большому окну, отверстие от пули расположено слишком высоко, чтобы он мог до него дотянуться. Камиль прослеживает траекторию пули.
– Продолжай, – говорит он.
Он возвращается к стене, потом подходит к печке, дотрагивается пальцем до вмятины, оставленной пулей, снова начинает что-то искать, издалека всматривается в большую дыру на стене, идет к лестнице. Кладет руку на обломки первой ступеньки, поднимает взгляд, задумывается, оборачивается к тому месту, откуда была послана пуля, потом шагает на вторую ступеньку.
– А потом? – спрашивает он, спускаясь.
Камиль выходит из комнаты, проходит в ванную. Голос Анны удаляется, становится едва слышным. Камиль восстанавливает происходившее: да, это его дом, но теперь это место преступления. А значит – гипотезы, выявление фактов, выводы.
Окно приоткрыто. Анна входит в комнату, Афнер ждет ее с другой стороны, полностью просунув руку в щель, потрясает пистолетом с глушителем, направляя его на женщину. На наличнике, над Камилем, след от пули, он возвращается в гостиную.
Анна молчит.
Камиль идет за шваброй и торопливо заметает осколки стекла и обломки низкого столика к стенке. Смахивает пыль с дивана. Ставит греть воду.
– Хватит… – говорит он. – Все кончено.
Они садятся на диван, Анна прижимается к нему, они медленно пьют то, что Камиль называет чаем, – нечто откровенно отвратительное, но Анне все равно.
– Я тебя отвезу в другое место.
Анна отрицательно мотает головой.
– Почему?
Какая разница? Нет, она не хочет. Но отверстия от пуль в стекле, в двери, разбитая ступенька лестницы, вдребезги разлетевшийся низкий столик – все говорит об опрометчивости подобного решения.
– Мне кажется, что…
– Нет, – обрывает его Анна.