Какой идиот. Но мне это только на руку: идиоты – как раз то, что нам нужно. Учитывая зашкаливающие финансовые предложения, которые я ему навязал, он должен мне столько, что никогда не сможет расплатиться. В течение полутора лет я поддерживаю его дело, плачу практически каждый месяц. Не знаю, понимает ли Фернан, что ресторан на самом деле уже принадлежит мне, но только щелкни я пальцами, и так называемый патрон нарисуется на улице. Но я пока что об этом ему не напоминаю. Он мне пока полезен. Он служит мне алиби, он – мой почтовый ящик, мой рабочий кабинет, он мой свидетель, моя порука, банковский посредник. Его винный погреб в моем распоряжении, и если что, он меня всегда накормит. В прошлом году он сослужил мне отличную службу для встречи с Камилем Верховеном. Впрочем, тогда все были на высоте. Скандал удался на славу. И в нужный момент мой любимый майор поднялся из-за стола, чтобы навести порядок. Я боялся только, как бы не вмешался кто-нибудь другой, потому что девка была очень хороша. Была, конечно, – прошедшее время. Сегодня, со всеми ее шрамами, выбитыми зубами и головой размером с абажур, ее даже на порог ресторана не пустят, да и немного найдется мужчин, готовых броситься ей на помощь… Но раньше она действительно вызывала желание выяснять из-за нее отношения с нашим бравым Фернаном. Девка была хорошенькая и ловкая, умела бросать взгляды куда нужно и кому нужно. Не сразу, но Верховен повелся.
Я вновь вспоминаю об этом, потому что у меня мало времени. Да и место памятное.
Я положил мобильный на стол, не могу удержаться и смотрю на него постоянно. В ожидании финального аккорда частичными результатами я доволен. Надеюсь, что кое-кто получит по полной, потому что иначе я просто выйду из себя и буду готов порвать первого встречного.
А пока могу расслабиться в первый раз за последние три дня, даже больше, Бог свидетель, я работал не покладая рук.
На самом деле манипулирование очень похоже на вооруженное нападение. Много общего. Нужно все хорошенько подготовить и привлечь классных специалистов. Не знаю уж, что она делала, чтобы заставить Верховена забрать ее из больницы и отвезти в загородный дом, но на глаз все прошло без сучка без задоринки.
Вероятно, закатила истерику. С такими чувствительными мужчинами нет ничего лучше.
Бросаю взгляд на телефон.
Когда он зазвонит, у меня будет ответ.
Либо я потел задарма, и что тут поделать, все свободны.
Либо у меня в руках вот-вот будет очень хороший кусок, а если так, не знаю, сколько у меня времени. Наверняка немного. Действовать нужно быстро.
Я не из тех, кто в трех шагах от выигрыша все бросает. Пусть Фернан принесет мне минеральной воды, шутить не время.
Анна нашла в аптечке пластырь. Пришлось наклеить два, один за другим, чтобы прикрыть шрам. Рана по-прежнему горела. Ну и пусть.
Затем наклонилась за конвертом, который он ей бросил – как кусок мяса цирковому животному. Конверт жжет ей руки. Она открывает его.
Внутри пачка денег. Она считает – две сотни евро.
Еще список телефонов – номера вызова такси в окрестностях.
План местности – на аэрофотоснимке виден дом Камиля, тропинка, край деревни Монфор.
Все, чтобы подвести итог, закрыть счет.
Она кладет телефон рядом с собой на диван.
И начинает ждать.
Камиль отмечает прошедшее сослагательное. Для Ле Гана часть дела уже закрыта.
– Для полицейского твоего уровня… – говорит он. – Ты действительно их просто коллекционируешь…
Ну что ж, думает Камиль, Ле Гану еще не все известно.
– Ты просишь передать тебе дело… Само по себе это уже подозрительно. Потому что твоя история с информатором, понимаешь ли…
Это еще не все. Ле Гану скоро предстоит узнать, что Камиль лично помог ключевому свидетелю уйти из больницы, то есть скрыться от правосудия.
Впрочем, Камилю так и неизвестно, кто этот свидетель на самом деле, но, если выяснится, что Анна замешана в чем-либо серьезном, поди знай, ему может быть предъявлено обвинение в соучастии… А там уже возможно все, что угодно: соучастие в убийстве, в краже, в нападении, в похищении человека, в вооруженном нападении… И не так-то легко будет доказать свою невиновность.
Камиль молчит и сглатывает слюну.
– Ты чертовски глупо вел себя с судебным следователем. В какой-то момент ты его обманул, ты мне на это намекнул, когда принимал дело, но мы больше не поднимали эту тему. Тем более что с Перейрой всегда можно договориться.
Ле Гану еще предстоит узнать, что с тех пор Камиль много еще чего навалял, украл, например, медицинскую карту свидетеля. А самого свидетеля привез лично к себе домой.
– Твой вчерашний налет наделал шуму! И это естественно, ты отдаешь себе отчет, что именно делаешь? У меня складывается впечатление, что ты просто не в себе!
А генеральный инспектор даже представить себе не может, что имя Верховена фигурирует на странице в деле, которую он выкрал в ювелирном магазине, не знает он и того, что дал префектуре другое имя. Но теперь уже слишком поздно.
– Как считает дивизионный комиссар Мишар, – продолжает Ле Ган, – твое желание заполучить это дело – просто намерение покрыть преступников.
– Какая глупость! – бросает Камиль.
– Я тоже в этом сомневаюсь. Но последние три дня ты ведешь себя так, будто дело касается лично тебя. Естественно, хочешь не хочешь…
– Да, хочешь не хочешь… – соглашается Камиль.
Перед ними один за другим проносятся поезда. Ле Ган провожает взглядом всех проходящих девушек, всех без исключения, – ничего похотливого: он просто всеми восхищается, разве иначе женился бы шесть раз? И Камиль всегда был у него свидетелем.
– И мне хотелось бы знать, лично мне, почему ты превращаешь расследование в свое личное дело?
– Мне кажется, все наоборот. Это личное дело, которое превратилось в расследование.
И тут Камиль понимает, что попал в точку… Его начинает лихорадить. Ему нужно еще немного времени, чтобы сделать выводы. Он даже старается запомнить сказанное: это личное дело, которое превратилось в расследование.
Такое заявление буквально обескуражило Ле Гана.
– Личное дело… Кто тебе в нем известен?
Хороший вопрос. Еще несколько часов назад Камиль бы ответил: Анна Форестье. Но все изменилось.
– Налетчик, – машинально произносит Камиль, мысль которого напряженно работает вне связи с разговором.
Тут Ле Ган начинает действительно волноваться.
– Ты
лично
Ле Ган прикладывает два пальца к губам – знак того, что он размышляет и не нужно его беспокоить.
– Ты, кажется, не понял, почему я тут.
– Нет, Жан, я все понял. Очень хорошо понял.
– Мишар наверняка захочет привлечь прокуратуру. Это ее право, ей нужно себя обезопасить, она не может закрывать глаза на твои действия, и я не представляю, как смогу этому противодействовать.